На нашем здешнем горизонте тоже отражается европейский кризис. Привозные вещи вздорожали. Простолюдины беспрестанно спрашивают о том, что делается за несколько тысяч верст. Почтовые дни для нас великое дело. Разумеется, Англии и Франции достается от нас большое чихание. Теперь и Австрия могла бы быть на сцене разговора, но она слишком низка, чтоб об ней говорить. — Она напоминает мне нашего австрийца Гауеншильда. Просто желудок не варит.
Так и хочется лакрицу сплюснуть за щекой.
Прочтите речь Наполеона на выставке. Отсюда
так и хочется взять его за шиворот. Но что же французы? Где же умы и люди, закаленные на пользу человечества в переворотах общественных? — Тут что-то кроется. Явится новое, неожиданное самим двигателям. В этой одной вере можно найти некоторое успокоение при беспрестанном недоумении. Приезжайте сюда и будем толковать, — а писать нет возможности.
Неточные совпадения
Не заключайте, пожалуйста, из этого ворчанья, чтобы я когда-нибудь был спартанцем, каким-нибудь Катоном, — далеко от всего этого: всегда шалил, дурил
и кутил с добрым товарищем. Пушкин сам увековечил это стихами ко мне; но при всей моей готовности к разгулу с ним
хотелось, чтобы он не переступал некоторых границ
и не профанировал себя, если можно
так выразиться, сближением с людьми, которые, по их положению в свете, могли волею
и неволею набрасывать на него некоторого рода тень.
На другой день приезда моего в Москву (14 марта) комедиант Яковлев вручил мне твою записку из Оренбурга. Не стану тебе рассказывать, как мне приятно было получить о тебе весточку; ты довольно меня знаешь, чтоб судить о радости моей без всяких изъяснений. Оставил я Петербург не
так, как
хотелось, вместо пяти тысяч достал только две
и то после долгих
и несносных хлопот. Заплатил тем, кто более нуждались,
и отправился на первый случай с маленьким запасом.
Это расположение отзывается
и в письмах: пишу к родным по обыкновению, но не
так, как бы
хотелось,
и им это прискорбно…
Прощайте… В знак получения письменной тетрадки скажите, что Барятинский занимается попрежнему греческим языком. Я не сомневаюсь в верности доставления, но все-таки
хочется иметь убеждение, что дошло. Будьте все здоровы
и вспоминайте иногда искренно вас любящего
и уважающего
И. П.
С Далем я ратоборствую о грамотности. Непременно
хотелось уяснить себе, почему он написал статью, которая всех неприятно поразила. Вышло недоразумение, но все-таки лучше бы он ее не писал, если не мог, по некоторым обстоятельствам, написать, как хотел
и как следовало. Это длинная история…
Захочет ли чего-нибудь Илья Ильич, ему стоит только мигнуть — уж трое-четверо слуг кидаются исполнять его желание; уронит ли он что-нибудь, достать ли ему нужно вещь, да не достанет, — принести ли что, сбегать ли за чем: ему иногда, как резвому мальчику,
так и хочется броситься и переделать все самому, а тут вдруг отец и мать, да три тетки в пять голосов и закричат:
— Слушайся меня, сударыня, пока жив! — говорил он ей, — умру,
так и захотелось бы с Герасимом посоветоваться — ан, его нет!
Духовный брат Конон просыпается. Ему
так и хочется обругать, а то и побить духовную сестру, да рука не поднимается: жаль тоже бабенку. Очень уж сумлительна стала. Да и то сказать, хоть кого боязнь возьмет в этакую ночь. Эх, только бы малость Глеб подрос, а тогда скатертью дорога на все четыре стороны.
Неточные совпадения
Черт побери, есть
так хочется,
и в животе трескотня
такая, как будто бы целый полк затрубил в трубы.
— Неволя к вам вернулася? // Погонят вас на барщину? // Луга у вас отобраны? — // «Луга-то?.. Шутишь, брат!» // —
Так что ж переменилося?.. // Закаркали «Голодную», // Накликать голод
хочется? — // — «Никак
и впрямь ништо!» — // Клим как из пушки выпалил; // У многих зачесалися // Затылки, шепот слышится: // «Никак
и впрямь ништо!»
Так вот что с парнем сталося. // Пришел в село да, глупенький, // Все сам
и рассказал, // За то
и сечь надумали. // Да благо подоспела я… // Силантий осерчал, // Кричит: «Чего толкаешься? // Самой под розги
хочется?» // А Марья, та свое: // «Дай, пусть проучат глупого!» //
И рвет из рук Федотушку. // Федот как лист дрожит.
Сработано было чрезвычайно много на сорок два человека. Весь большой луг, который кашивали два дня при барщине в тридцать кос, был уже скошен. Нескошенными оставались углы с короткими рядами. Но Левину
хотелось как можно больше скосить в этот день,
и досадно было на солнце, которое
так скоро спускалось. Он не чувствовал никакой усталости; ему только
хотелось еще
и еще поскорее
и как можно больше сработать.
Получив письмо Свияжского с приглашением на охоту, Левин тотчас же подумал об этом, но, несмотря на это, решил, что
такие виды на него Свияжского есть только его ни на чем не основанное предположение,
и потому он всё-таки поедет. Кроме того, в глубине души ему
хотелось испытать себя, примериться опять к этой девушке. Домашняя же жизнь Свияжских была в высшей степени приятна,
и сам Свияжский, самый лучший тип земского деятеля, какой только знал Левин, был для Левина всегда чрезвычайно интересен.