Оборванец, воротившийся с чаем и с телятиной, не мог удержаться, чтобы не
спросить еще раз: «не надо ли еще чего-нибудь?» и, выслушав опять ответ отрицательный, удалился окончательно.
Неточные совпадения
— Что такое? —
спросила она,
еще раз пристально оглядев Раскольникова и взвешивая заклад на руке.
— Гм… черт…
спросить… Да ведь она ж никуда не ходит… — и он
еще раз дернул за ручку замка. — Черт, нечего делать, идти!
Затем она
еще раз гордо и с достоинством осмотрела своих гостей и вдруг с особенною заботливостью осведомилась громко и через стол у глухого старичка: «Не хочет ли он
еще жаркого и давали ли ему лиссабонского?» Старичок не ответил и долго не мог понять, о чем его
спрашивают, хотя соседи для смеху даже стали его расталкивать. Он только озирался кругом разиня рот, чем
еще больше поджег общую веселость.
Неточные совпадения
― Ну, как же! Ну, князь Чеченский, известный. Ну, всё равно. Вот он всегда на бильярде играет. Он
еще года три тому назад не был в шлюпиках и храбрился. И сам других шлюпиками называл. Только приезжает он
раз, а швейцар наш… ты знаешь, Василий? Ну, этот толстый. Он бонмотист большой. Вот и
спрашивает князь Чеченский у него: «ну что, Василий, кто да кто приехал? А шлюпики есть?» А он ему говорит: «вы третий». Да, брат, так-то!
— О, прекрасно! Mariette говорит, что он был мил очень и… я должен тебя огорчить… не скучал о тебе, не так, как твой муж. Но
еще раз merci, мой друг, что подарила мне день. Наш милый самовар будет в восторге. (Самоваром он называл знаменитую графиню Лидию Ивановну, за то что она всегда и обо всем волновалась и горячилась.) Она о тебе
спрашивала. И знаешь, если я смею советовать, ты бы съездила к ней нынче. Ведь у ней обо всем болит сердце. Теперь она, кроме всех своих хлопот, занята примирением Облонских.
Левин забежал опять к жене
спросить у нее
еще раз, простила ли она его за вчерашнюю глупость, и
еще затем, чтобы попросить ее, чтобы она была ради Христа осторожнее.
Оставшись один и вспоминая разговоры этих холостяков, Левин
еще раз спросил себя: есть ли у него в душе это чувство сожаления о своей свободе, о котором они говорили? Он улыбнулся при этом вопросе. «Свобода? Зачем свобода? Счастие только в том, чтобы любить и желать, думать ее желаниями, ее мыслями, то есть никакой свободы, — вот это счастье!»
В дверь сильно застучали; он подождал, не прибежит ли Дуняша, но, когда постучали
еще раз, открыл сам. Первым ввалился Лютов, за ним Макаров и
еще кто-то третий. Лютов тотчас
спросил: