Неточные совпадения
— Нет, брат,
не но, а если серьги,
в тот же день и час очутившиеся у Николая
в руках, действительно составляют важную фактическую против него контру — однако ж прямо объясняемую его показаниями, следственно еще спорную контру, — то надо же
взять в соображение факты и оправдательные, и тем паче что они факты неотразимые.
Соня остановилась
в сенях у самого порога, но
не переходила за порог и глядела как потерянная,
не сознавая, казалось, ничего, забыв о своем перекупленном из четвертых
рук шелковом, неприличном здесь, цветном платье с длиннейшим и смешным хвостом, и необъятном кринолине, загородившем всю дверь, и о светлых ботинках, и об омбрельке, [Омбрелька — зонтик (фр. ombrelle).] ненужной ночью, но которую она
взяла с собой, и о смешной соломенной круглой шляпке с ярким огненного цвета пером.
— Знаешь, Дунечка, как только я к утру немного заснула, мне вдруг приснилась покойница Марфа Петровна… и вся
в белом… подошла ко мне,
взяла за
руку, а сама головой качает на меня, и так строго, строго, как будто осуждает… К добру ли это? Ах, боже мой, Дмитрий Прокофьич, вы еще
не знаете: Марфа Петровна умерла!
Вошел, на рассвете, на станцию, — за ночь вздремнул, изломан, глаза заспаны, —
взял кофею; смотрю — Марфа Петровна вдруг садится подле меня,
в руках колода карт: «
Не загадать ли вам, Аркадий Иванович, на дорогу-то?» А она мастерица гадать была.
Прошло минут пять. Он все ходил взад и вперед, молча и
не взглядывая на нее. Наконец, подошел к ней, глаза его сверкали. Он
взял ее обеими
руками за плечи и прямо посмотрел
в ее плачущее лицо. Взгляд его был сухой, воспаленный, острый, губы его сильно вздрагивали… Вдруг он весь быстро наклонился и, припав к полу, поцеловал ее ногу. Соня
в ужасе от него отшатнулась, как от сумасшедшего. И действительно, он смотрел, как совсем сумасшедший.
— Я ничего
не брала у вас, — прошептала
в ужасе Соня, — вы дали мне десять рублей, вот
возьмите их. — Соня вынула из кармана платок, отыскала узелок, развязала его, вынула десятирублевую бумажку и протянула
руку Лужину.
И Катерина Ивановна
не то что вывернула, а так и выхватила оба кармана, один за другим наружу. Но из второго, правого, кармана вдруг выскочила бумажка и, описав
в воздухе параболу, упала к ногам Лужина. Это все видели; многие вскрикнули. Петр Петрович нагнулся,
взял бумажку двумя пальцами с пола, поднял всем на вид и развернул. Это был сторублевый кредитный билет, сложенный
в восьмую долю. Петр Петрович обвел кругом свою
руку, показывая всем билет.
И хоть я и далеко стоял, но я все, все видел, и хоть от окна действительно трудно разглядеть бумажку, — это вы правду говорите, — но я, по особому случаю, знал наверно, что это именно сторублевый билет, потому что, когда вы стали давать Софье Семеновне десятирублевую бумажку, — я видел сам, — вы тогда же
взяли со стола сторублевый билет (это я видел, потому что я тогда близко стоял, и так как у меня тотчас явилась одна мысль, то потому я и
не забыл, что у вас
в руках билет).
Катя выпила стакан разом, как пьют вино женщины, то есть
не отрываясь,
в двадцать глотков,
взяла билетик, поцеловала у Свидригайлова
руку, которую тот весьма серьезно допустил поцеловать, и вышла из комнаты, а за нею потащился и мальчишка с органом.
Затем, сунув деньги
в карман, он хотел было переменить на себе платье, но, посмотрев
в окно и прислушавшись к грозе и дождю, махнул
рукой,
взял шляпу и вышел,
не заперев квартиры.
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая
рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат,
не такого рода! со мной
не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)Я думаю, еще ни один человек
в мире
не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип,
возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это
не жаркое.
Так как я знаю, что за тобою, как за всяким, водятся грешки, потому что ты человек умный и
не любишь пропускать того, что плывет
в руки…» (остановясь), ну, здесь свои… «то советую тебе
взять предосторожность, ибо он может приехать во всякий час, если только уже
не приехал и
не живет где-нибудь инкогнито…
Опять я испугалася, // Макара Федосеича // Я
не узнала: выбрился, // Надел ливрею шитую, //
Взял в руки булаву, // Как
не бывало лысины. // Смеется: — Что ты вздрогнула? — // «Устала я, родной!»
«А что? ему, чай, холодно, — // Сказал сурово Провушка, — //
В железном-то тазу?» // И
в руки взять ребеночка // Хотел. Дитя заплакало. // А мать кричит: —
Не тронь его! //
Не видишь? Он катается! // Ну, ну! пошел! Колясочка // Ведь это у него!..
Она
взяла его за
руку и,
не спуская глаз, смотрела на него, отыскивая
в мыслях, что бы сказать, чтоб удержать его.