Неточные совпадения
Лежал я тогда… ну,
да уж
что! лежал пьяненькой-с, и слышу, говорит моя Соня (безответная она, и голосок у ней такой кроткий… белокуренькая, личико всегда бледненькое, худенькое), говорит: «
Что ж, Катерина Ивановна, неужели же мне на такое дело пойти?» А уж Дарья Францовна, женщина злонамеренная и полиции многократно известная, раза три через хозяйку наведывалась.
Да и мамаша-то
чего ж, однако, кутит?
—
Да что же это я! — продолжал он, восклоняясь опять и как бы в глубоком изумлении, — ведь я знал же,
что я этого не вынесу, так
чего ж я до сих пор себя мучил? Ведь еще вчера, вчера, когда я пошел делать эту… пробу, ведь я вчера же понял совершенно,
что не вытерплю…
Чего ж я теперь-то?
Чего ж я еще до сих пор сомневался? Ведь вчера же, сходя с лестницы, я сам сказал,
что это подло, гадко, низко, низко… ведь меня от одной мысли наяву стошнило и в ужас бросило…
— Ба!
Да и в самом деле! — закричал удивившийся Кох. — Так
что ж они там! — И он неистово начал дергать дверь.
Он остановился вдруг, когда вышел на набережную Малой Невы, на Васильевском острове, подле моста. «Вот тут он живет, в этом доме, — подумал он. —
Что это,
да никак я к Разумихину сам пришел! Опять та же история, как тогда… А очень, однако же, любопытно: сам я пришел или просто шел,
да сюда зашел? Все равно; сказал я… третьего дня…
что к нему после того на другой день пойду, ну
что ж, и пойду! Будто уж я и не могу теперь зайти…»
—
Да чего ты так…
Что встревожился? Познакомиться с тобой пожелал; сам пожелал, потому
что много мы с ним о тебе переговорили… Иначе от кого
ж бы я про тебя столько узнал? Славный, брат, он малый, чудеснейший… в своем роде, разумеется. Теперь приятели; чуть не ежедневно видимся. Ведь я в эту часть переехал. Ты не знаешь еще? Только
что переехал. У Лавизы с ним раза два побывали. Лавизу-то помнишь, Лавизу Ивановну?
— Ну, и руки греет, и наплевать! Так
что ж,
что греет! — крикнул вдруг Разумихин, как-то неестественно раздражаясь, — я разве хвалил тебе то,
что он руки греет? Я говорил,
что он в своем роде только хорош! А прямо-то, во всех-то родах смотреть — так много ль людей хороших останется?
Да я уверен,
что за меня тогда совсем с требухой всего-то одну печеную луковицу дадут,
да и то если с тобой в придачу!..
—
Да чего думать-то, след есть, хоть какой
да есть. Факт. Не на волю
ж выпустить твоего красильщика?
«
Что ж, это исход! — думал он, тихо и вяло идя по набережной канавы. — Все-таки кончу, потому
что хочу… Исход ли, однако? А все равно! Аршин пространства будет, — хе! Какой, однако же, конец! Неужели конец? Скажу я им иль не скажу? Э… черт!
Да и устал я: где-нибудь лечь или сесть бы поскорей! Всего стыднее,
что очень уж глупо.
Да наплевать и на это. Фу, какие глупости в голову приходят…»
— Батюшки! — причитал кучер, — как тут усмотреть! Коли б я гнал али б не кричал ему, а то ехал не поспешно, равномерно. Все видели: люди ложь, и я то
ж. Пьяный свечки не поставит — известно!.. Вижу его, улицу переходит, шатается, чуть не валится, — крикнул одноважды,
да в другой,
да в третий,
да и придержал лошадей; а он прямехонько им под ноги так и пал! Уж нарочно,
что ль, он аль уж очень был нетверез… Лошади-то молодые, пужливые, — дернули, а он вскричал — они пуще… вот и беда.
— Ба!
да и ты… с намерениями! — пробормотал он, посмотрев на нее чуть не с ненавистью и насмешливо улыбнувшись. — Я бы должен был это сообразить…
Что ж, и похвально; тебе же лучше… и дойдешь до такой черты,
что не перешагнешь ее — несчастна будешь, а перешагнешь, — может, еще несчастнее будешь… А впрочем, все это вздор! — прибавил он раздражительно, досадуя на свое невольное увлечение. — Я хотел только сказать,
что у вас, маменька, я прощения прошу, — заключил он резко и отрывисто.
—
Да неужели
ж вы будете и обедать розно? — закричал Разумихин, с удивлением смотря на Раскольникова, —
что ты это?
— Помилуйте, очень приятно-с,
да и приятно вы так вошли…
Что ж, он и здороваться уж не хочет? — кивнул Порфирий Петрович на Разумихина.
— Помилуйте,
да вы деньги можете с них спросить за статью! Какой, однако
ж, у вас характер! Живете так уединенно,
что таких вещей, до вас прямо касающихся, не ведаете. Это ведь факт-с.
Да вот, кстати же! — вскрикнул он, чему-то внезапно обрадовавшись, — кстати вспомнил,
что ж это я!.. — повернулся он к Разумихину, — вот ведь ты об этом Николашке мне тогда уши промозолил… ну, ведь и сам знаю, сам знаю, — повернулся он к Раскольникову, —
что парень чист,
да ведь
что ж делать, и Митьку вот пришлось обеспокоить… вот в
чем дело-с, вся-то суть-с: проходя тогда по лестнице… позвольте: ведь вы в восьмом часу были-с?
— В вояж? Ах
да!.. в самом деле, я вам говорил про вояж… Ну, это вопрос обширный… А если б знали вы, однако
ж, об
чем спрашиваете! — прибавил он и вдруг громко и коротко рассмеялся. — Я, может быть, вместо вояжа-то женюсь; мне невесту сватают.
— Чтой-то вы уж совсем нас во власть свою берете, Петр Петрович. Дуня вам рассказала причину, почему не исполнено ваше желание: она хорошие намерения имела.
Да и пишете вы мне, точно приказываете. Неужели
ж нам каждое желание ваше за приказание считать? А я так вам напротив скажу,
что вам следует теперь к нам быть особенно деликатным и снисходительным, потому
что мы все бросили и, вам доверясь, сюда приехали, а стало быть, и без того уж почти в вашей власти состоим.
— Била!
Да что вы это! Господи, била! А хоть бы и била, так
что ж! Ну так
что ж? Вы ничего, ничего не знаете… Это такая несчастная, ах, какая несчастная! И больная… Она справедливости ищет… Она чистая. Она так верит,
что во всем справедливость должна быть, и требует… И хоть мучайте ее, а она несправедливого не сделает. Она сама не замечает, как это все нельзя, чтобы справедливо было в людях, и раздражается… Как ребенок, как ребенок! Она справедливая, справедливая!
Да защитите же ее,
что ж вы стоите все!
—
Да неужель, неужель это все взаправду! Господи,
да какая
ж это правда! Кто же этому может поверить?.. И как же, как же вы сами последнее отдаете, а убили, чтоб ограбить! А!.. — вскрикнула она вдруг, — те деньги,
что Катерине Ивановне отдали… те деньги… Господи,
да неужели
ж и те деньги…
— Милостивый государь, милостивый государь, вы ничего не знаете! — кричала Катерина Ивановна, — мы на Невский пойдем, — Соня, Соня!
да где
ж она? Тоже плачет!
Да что с вами со всеми!.. Коля, Леня, куда вы? — вскрикнула она вдруг в испуге, — о, глупые дети! Коля, Леня,
да куда
ж они!..
— Вы сами же вызывали сейчас на откровенность, а на первый же вопрос и отказываетесь отвечать, — заметил Свидригайлов с улыбкой. — Вам все кажется,
что у меня какие-то цели, а потому и глядите на меня подозрительно.
Что ж, это совершенно понятно в вашем положении. Но как я ни желаю сойтись с вами, я все-таки не возьму на себя труда разуверять вас в противном. Ей-богу, игра не стоит свеч,
да и говорить-то с вами я ни о
чем таком особенном не намеревался.
— Ну
да, — улыбнулся с побеждающею откровенностью Свидригайлов. — Так
что ж? Вы, кажется, находите что-то дурное,
что я о женщинах так говорю?
— Ну так
что ж, ну и на разврат! Дался им разврат.
Да люблю, по крайней мере, прямой вопрос. В этом разврате по крайней мере, есть нечто постоянное, основанное даже на природе и не подверженное фантазии, нечто всегдашним разожженным угольком в крови пребывающее, вечно поджигающее, которое и долго еще, и с летами, может быть, не так скоро зальешь. Согласитесь сами, разве не занятие в своем роде?
— А
что ж? Непременно. Всяк об себе сам промышляет и всех веселей тот и живет, кто всех лучше себя сумеет надуть. Ха! ха!
Да что вы в добродетель-то так всем дышлом въехали? Пощадите, батюшка, я человек грешный. Хе! хе! хе!
— Ну, если так, — даже с некоторым удивлением ответил Свидригайлов, рассматривая Раскольникова, — если так, то вы и сами порядочный циник. Материал, по крайней мере, заключаете в себе огромный. Сознавать много можете, много… ну
да вы и делать-то много можете. Ну, однако
ж, довольно. Искренно жалею,
что с вами мало переговорил,
да вы от меня не уйдете… Вот подождите только…
— А, вы про это! — засмеялся Свидригайлов, —
да, я бы удивился, если бы, после всего, вы пропустили это без замечания. Ха! ха! Я хоть нечто и понял из того,
что вы тогда… там… накуролесили и Софье Семеновне сами рассказывали, но, однако,
что ж это такое? Я, может, совсем отсталый человек и ничего уж понимать не могу. Объясните, ради бога, голубчик! Просветите новейшими началами.
Ему вдруг почему-то вспомнилось, как давеча, за час до исполнения замысла над Дунечкой, он рекомендовал Раскольникову поручить ее охранению Разумихина. «В самом деле, я, пожалуй, пуще для своего собственного задора тогда это говорил, как и угадал Раскольников. А шельма, однако
ж, этот Раскольников! Много на себе перетащил. Большою шельмой может быть со временем, когда вздор повыскочит, а теперь слишком уж жить ему хочется! Насчет этого пункта этот народ — подлецы. Ну
да черт с ним, как хочет, мне
что».
— Ну
да! — сказал, усмехаясь, Раскольников, — я за твоими крестами, Соня. Сама же ты меня на перекресток посылала;
что ж теперь, как дошло до дела, и струсила?
Да ведь ты и сама хотела, чтоб я пошел, ну вот и буду сидеть в тюрьме, и сбудется твое желание; ну
чего ж ты плачешь?