Неточные совпадения
Посреди улицы стояла коляска, щегольская и барская, запряженная парой горячих серых лошадей; седоков не было, и сам кучер, слезши с козел, стоял подле; лошадей держали под уздцы. Кругом теснилось множество
народу, впереди всех полицейские. У одного из них был
в руках зажженный фонарик, которым он, нагибаясь, освещал что-то на мостовой, у самых колес. Все
говорили, кричали, ахали; кучер казался
в недоумении и изредка повторял...
Да вот еще: я убежден, что
в Петербурге много
народу, ходя,
говорят сами с собой.
Ему вдруг почему-то вспомнилось, как давеча, за час до исполнения замысла над Дунечкой, он рекомендовал Раскольникову поручить ее охранению Разумихина. «
В самом деле, я, пожалуй, пуще для своего собственного задора тогда это
говорил, как и угадал Раскольников. А шельма, однако ж, этот Раскольников! Много на себе перетащил. Большою шельмой может быть со временем, когда вздор повыскочит, а теперь слишком уж жить ему хочется! Насчет этого пункта этот
народ — подлецы. Ну да черт с ним, как хочет, мне что».
Похолодев и чуть-чуть себя помня, отворил он дверь
в контору. На этот раз
в ней было очень мало
народу, стоял какой-то дворник и еще какой-то простолюдин. Сторож и не выглядывал из своей перегородки. Раскольников прошел
в следующую комнату. «Может, еще можно будет и не
говорить», — мелькало
в нем. Тут одна какая-то личность из писцов,
в приватном сюртуке, прилаживалась что-то писать у бюро.
В углу усаживался еще один писарь. Заметова не было. Никодима Фомича, конечно, тоже не было.
Обвязав его красными платками, его везли «катать» на извозчике, причем «короводницы» держали охотника на сиденье извозчичьих дрожек или саней, а сами лепились вокруг него, обнимали его, и громко пели бесстыжие песни, и
говорили в народ сальности, и дергались, и приплясывали; а оку раженный ими охотник сидел осовелый как дурак или по временам безумно вскрикивал и вопил:
Целые годы вел свою выгодную, но по тогдашнему времени, ввиду отсутствия полицейского городского благоустройства, почти безопасную линию дядя Тимоха, вел и наживался. Он выстроил себе целый ряд домов на Васильевском острове в городской черте. Его жена и дочь ходили в шелку и цветных каменьях. За последней он сулил богатое приданое и готов был почать и заветную кубышку. А в кубышке той, как
говорили в народе, было «много тыщ».
Неточные совпадения
Был,
говорит он,
в древности
народ, головотяпами именуемый, и жил он далеко на севере, там, где греческие и римские историки и географы предполагали существование Гиперборейского моря.
Управляющий, бывший вахмистр, которого Степан Аркадьич полюбил и определил из швейцаров за его красивую и почтительную наружность, не принимал никакого участия
в бедствиях Дарьи Александровны,
говорил почтительно: «никак невозможно, такой
народ скверный» и ни
в чем не помогал.
Он не мог согласиться с тем, что десятки людей,
в числе которых и брат его, имели право на основании того, что им рассказали сотни приходивших
в столицы краснобаев-добровольцев,
говорить, что они с газетами выражают волю и мысль
народа, и такую мысль, которая выражается
в мщении и убийстве.
Для Константина
народ был только главный участник
в общем труде, и, несмотря на всё уважение и какую-то кровную любовь к мужику, всосанную им, как он сам
говорил, вероятно с молоком бабы-кормилицы, он, как участник с ним
в общем деле, иногда приходивший
в восхищенье от силы, кротости, справедливости этих людей, очень часто, когда
в общем деле требовались другие качества, приходил
в озлобление на
народ за его беспечность, неряшливость, пьянство, ложь.
Сергей Иванович
говорил, что он любит и знает
народ и часто беседовал с мужиками, что̀ он умел делать хорошо, не притворяясь и не ломаясь, и из каждой такой беседы выводил общие данные
в пользу
народа и
в доказательство, что знал этот
народ.