Неточные совпадения
Раскольников молча
взял немецкие листки статьи,
взял три рубля и, не сказав ни слова, вышел. Разумихин с удивлением поглядел ему вслед. Но, дойдя уже до первой линии, Раскольников вдруг воротился, поднялся опять к Разумихину и, положив
на стол и немецкие листы и три рубля, опять-таки ни слова не говоря, пошел вон.
— Что? Бумажка? Так, так… не беспокойтесь, так точно-с, — проговорил, как бы спеша куда-то, Порфирий Петрович и, уже проговорив это,
взял бумагу и просмотрел ее. — Да, точно так-с. Больше ничего и не надо, — подтвердил он тою же скороговоркой и положил бумагу
на стол. Потом, через минуту, уже говоря о другом,
взял ее опять со
стола и переложил к себе
на бюро.
Он таки заставил его
взять стакан с водой в руки. Тот машинально поднес было его к губам, но, опомнившись, с отвращением поставил
на стол.
Согласитесь сами, что, припоминая ваше смущение, торопливость уйти и то, что вы держали руки, некоторое время,
на столе;
взяв, наконец, в соображение общественное положение ваше и сопряженные с ним привычки, я, так сказать, с ужасом, и даже против воли моей, принужден был остановиться
на подозрении, — конечно, жестоком, но — справедливом-с!
Раскольников
взял газету и мельком взглянул
на свою статью. Как ни противоречило это его положению и состоянию, но он ощутил то странное и язвительно-сладкое чувство, какое испытывает автор, в первый раз видящий себя напечатанным, к тому же и двадцать три года сказались. Это продолжалось одно мгновение. Прочитав несколько строк, он нахмурился, и страшная тоска сжала его сердце. Вся его душевная борьба последних месяцев напомнилась ему разом. С отвращением и досадой отбросил он статью
на стол.
Он подошел к
столу,
взял одну толстую запыленную книгу, развернул ее и вынул заложенный между листами маленький портретик, акварелью,
на слоновой кости. Это был портрет хозяйкиной дочери, его бывшей невесты, умершей в горячке, той самой странной девушки, которая хотела идти в монастырь. С минуту он всматривался в это выразительное и болезненное личико, поцеловал портрет и передал Дунечке.
— Ага! загорелась орифлама! — проговорил он, почесав себе шею, и,
взяв на столе листочек бумаги, написал: «Дела должны идти хорошо. Проси мне у Тихона Ларионовича льготы всего два месяца: через два месяца я буду богат и тогда я ваш. Занятые у тебя триста рублей посылаю в особом конверте завтра. Муж твой пока еще служит и его надо поберечь».
Неточные совпадения
― Опять, опять дьявол! ―
взяв руку, которую она положила
на стол, и целуя ее, сказал Вронский.
— Да, это очень дурно, — сказала Анна и,
взяв сына за плечо не строгим, а робким взглядом, смутившим и обрадовавшим мальчика, посмотрела
на него и поцеловала. — Оставьте его со мной, — сказала она удивленной гувернантке и, не выпуская руки сына, села за приготовленный с кофеем
стол.
Алексей Александрович грустно усмехнулся, посмотрел
на шурина и, не отвечая, подошел к
столу,
взял с него начатое письмо и подал шурину.
На столе лежал обломок палки, которую они нынче утром вместе сломали
на гимнастике, пробуя поднять забухшие барры. Левин
взял в руки этот обломок и начал обламывать расщепившийся конец, не зная, как начать.
—
Возьмите,
возьмите эти ужасные книги! — сказала она, отталкивая лежавшие пред ней
на столе тетради. — Зачем вы дали их мне!.. Нет, всё-таки лучше, — прибавила она, сжалившись над его отчаянным лицом. — Но это ужасно, ужасно!