Неточные совпадения
Пришел я после обеда заснуть, так что ж бы вы думали,
ведь не вытерпела Катерина Ивановна: за неделю еще с хозяйкой, с Амалией Федоровной, последним образом перессорились,
а тут на чашку кофею позвала.
А они-то обе, невеста и мать, мужичка подряжают, в телеге, рогожею крытой (я
ведь так езжал)!
Только
ведь девяносто верст, «
а там преблагополучно прокатимся в третьем классе», верст тысячу.
Ведь тут что важно: тут не скупость, не скалдырничество [Скалдырничать — попрошайничать.] важно,
а тон всего этого.
Ведь она хлеб черный один будет есть да водой запивать,
а уж душу свою не продаст,
а уж нравственную свободу свою не отдаст за комфорт; за весь Шлезвиг-Гольштейн не отдаст, не то что за господина Лужина.
Ведь она уж и теперь неспокойна, мучается;
а тогда, когда все ясно увидит?
Слышали мы это, да
ведь это буки,
а теперь?
Вдруг он вздрогнул: одна, тоже вчерашняя, мысль опять пронеслась в его голове. Но вздрогнул он не оттого, что пронеслась эта мысль. Он
ведь знал, он предчувствовал, что она непременно «пронесется», и уже ждал ее; да и мысль эта была совсем не вчерашняя. Но разница была в том, что месяц назад, и даже вчера еще, она была только мечтой,
а теперь… теперь явилась вдруг не мечтой,
а в каком-то новом, грозном и совсем незнакомом ему виде, и он вдруг сам сознал это… Ему стукнуло в голову, и потемнело в глазах.
Посмотрите, как разорвано платье, посмотрите, как оно надето:
ведь ее одевали,
а не сама она одевалась, да и одевали-то неумелые руки, мужские.
— Ах, ах, как нехорошо! Ах, стыдно-то как, барышня, стыд-то какой! — Он опять закачал головой, стыдя, сожалея и негодуя. —
Ведь вот задача! — обратился он к Раскольникову и тут же, мельком, опять оглядел его с ног до головы. Странен, верно, и он ему показался: в таких лохмотьях,
а сам деньги выдает!
— Ах, стыд-то какой теперь завелся на свете, господи! Этакая немудреная, и уж пьяная! Обманули, это как есть! Вон и платьице ихнее разорвано… Ах, как разврат-то ноне пошел!..
А пожалуй что из благородных будет, из бедных каких… Ноне много таких пошло. По виду-то как бы из нежных, словно
ведь барышня, — и он опять нагнулся над ней.
«
А куда ж я иду? — подумал он вдруг. — Странно.
Ведь я зачем-то пошел. Как письмо прочел, так и пошел… На Васильевский остров, к Разумихину я пошел, вот куда, теперь… помню. Да зачем, однако же? И каким образом мысль идти к Разумихину залетела мне именно теперь в голову? Это замечательно».
— Эк
ведь вам Алена-то Ивановна страху задала! — затараторила жена торговца, бойкая бабенка. — Посмотрю я на вас, совсем-то вы как ребенок малый. И сестра она вам не родная,
а сведенная,
а вот какую волю взяла.
— Эх, брат, да
ведь природу поправляют и направляют,
а без этого пришлось бы потонуть в предрассудках. Без этого ни одного бы великого человека не было. Говорят: «долг, совесть», — я ничего не хочу говорить против долга и совести, — но
ведь как мы их понимаем? Стой, я тебе еще задам один вопрос. Слушай!
— Конечно, назад, да зачем назначать? Сама мне, ведьма, час назначила. Мне
ведь крюк. Да и куда, к черту, ей шляться, не понимаю? Круглый год сидит, ведьма, киснет, ноги болят,
а тут вдруг и на гулянье!
«Все это условно, все относительно, все это одни только формы, — подумал он мельком, одним только краешком мысли,
а сам дрожа всем телом, —
ведь вот надел же!
—
А ты, такая-сякая и этакая, — крикнул он вдруг во все горло (траурная дама уже вышла), — у тебя там что прошедшую ночь произошло?
а? Опять позор, дебош на всю улицу производишь. Опять драка и пьянство. В смирительный [Смирительный — т. е. смирительный дом — место, куда заключали на определенный срок за незначительные проступки.] мечтаешь!
Ведь я уж тебе говорил,
ведь я уж предупреждал тебя десять раз, что в одиннадцатый не спущу!
А ты опять, опять, такая-сякая ты этакая!
«Если действительно все это дело сделано было сознательно,
а не по-дурацки, если у тебя действительно была определенная и твердая цель, то каким же образом ты до сих пор даже и не заглянул в кошелек и не знаешь, что тебе досталось, из-за чего все муки принял и на такое подлое, гадкое, низкое дело сознательно шел? Да
ведь ты в воду его хотел сейчас бросить, кошелек-то, вместе со всеми вещами, которых ты тоже еще не видал… Это как же?»
—
А знаешь что?
Ведь ты бредишь! — заметил наблюдавший его пристально Разумихин.
— Экая морская каюта, — закричал он, входя, — всегда лбом стукаюсь; тоже
ведь квартирой называется!
А ты, брат, очнулся? Сейчас от Пашеньки слышал.
Но кстати о глупости: как ты думаешь,
ведь Прасковья Павловна совсем, брат, не так глупа, как с первого взгляда можно предположить,
а?
— Не правда ли? — вскричал Разумихин, видимо обрадовавшись, что ему ответили, — но
ведь и не умна,
а?
А то еще бахромы на панталоны просил, да
ведь как слезно!
—
А чего такого? На здоровье! Куда спешить? На свидание, что ли? Все время теперь наше. Я уж часа три тебя жду; раза два заходил, ты спал. К Зосимову два раза наведывался: нет дома, да и только! Да ничего, придет!.. По своим делишкам тоже отлучался. Я
ведь сегодня переехал, совсем переехал, с дядей. У меня
ведь теперь дядя… Ну да к черту, за дело!.. Давай сюда узел, Настенька. Вот мы сейчас…
А как, брат, себя чувствуешь?
— Это пусть,
а все-таки вытащим! — крикнул Разумихин, стукнув кулаком по столу. —
Ведь тут что всего обиднее?
Ведь не то, что они врут; вранье всегда простить можно; вранье дело милое, потому что к правде ведет. Нет, то досадно, что врут, да еще собственному вранью поклоняются. Я Порфирия уважаю, но…
Ведь что их, например, перво-наперво с толку сбило? Дверь была заперта,
а пришли с дворником — отперта: ну, значит, Кох да Пестряков и убили! Вот
ведь их логика.
— Да не горячись; их просто задержали; нельзя же… Кстати: я
ведь этого Коха встречал; он
ведь, оказалось, у старухи вещи просроченные скупал?
а?
— Да, мошенник какой-то! Он и векселя тоже скупает. Промышленник. Да черт с ним! Я
ведь на что злюсь-то, понимаешь ты это? На рутину их дряхлую, пошлейшую, закорузлую злюсь…
А тут, в одном этом деле, целый новый путь открыть можно. По одним психологическим только данным можно показать, как на истинный след попадать должно. «У нас есть, дескать, факты!» Да
ведь факты не всё; по крайней мере половина дела в том, как с фактами обращаться умеешь!
Я
ведь и заговорил с целию,
а то мне вся эта болтовня-себятешение, все эти неумолчные, беспрерывные общие места и все то же да все то же до того в три года опротивели, что, ей-богу, краснею, когда и другие-то, не то что я, при мне говорят.
— Это мещанин
ведь торгует тут на углу, с бабой, с женой,
а?
— Гонорарий! Всем пользуетесь! — Раскольников засмеялся. — Ничего, добреющий мальчик, ничего! — прибавил он, стукнув Заметова по плечу, — я
ведь не назло, «
а по всей то есь любови, играючи», говорю, вот как работник-то ваш говорил, когда он Митьку тузил, вот, по старухиному-то делу.
— Так сказать, про что я читал, что разыскивал? Ишь
ведь сколько нумеров велел натащить! Подозрительно,
а?
— Фу, какие вы страшные вещи говорите! — сказал, смеясь, Заметов. — Только все это один разговор,
а на деле, наверно, споткнулись бы. Тут, я вам скажу, по-моему, не только нам с вами, даже натертому, отчаянному человеку за себя поручиться нельзя. Да чего ходить — вот пример: в нашей-то части старуху-то убили.
Ведь уж, кажется, отчаянная башка, среди бела дня на все риски рискнул, одним чудом спасся, —
а руки-то все-таки дрогнули: обокрасть не сумел, не выдержал; по делу видно…
— Кто? Вы? Вам поймать? Упрыгаетесь! Вот
ведь что у вас главное: тратит ли человек деньги или нет? То денег не было,
а тут вдруг тратить начнет, — ну как же не он? Так вас вот этакий ребенок надует на этом, коли захочет!
— Да вот тебе еще двадцать копеек на водку. Ишь сколько денег! — протянул он Заметову свою дрожащую руку с кредитками, — красненькие, синенькие, двадцать пять рублей. Откудова?
А откудова платье новое явилось?
Ведь знаете же, что копейки не было! Хозяйку-то небось уж опрашивали… Ну, довольно! Assez cause! [Довольно болтать! (фр.)] До свидания… приятнейшего!..
— Так вот ты где! — крикнул он во все горло. — С постели сбежал!
А я его там под диваном даже искал! На чердак
ведь ходили! Настасью чуть не прибил за тебя…
А он вон где! Родька! Что это значит? Говори всю правду! Признавайся! Слышишь?
«Черт возьми! — продолжал он почти вслух, — говорит со смыслом,
а как будто…
Ведь и я дурак! Да разве помешанные не говорят со смыслом?
А Зосимов-то, показалось мне, этого-то и побаивается! — Он стукнул пальцем по лбу. — Ну что, если… ну как его одного теперь пускать? Пожалуй, утопится… Эх, маху я дал! Нельзя!» И он побежал назад, вдогонку за Раскольниковым, но уж след простыл. Он плюнул и скорыми шагами воротился в «Хрустальный дворец» допросить поскорее Заметова.
— Не понимаете вы меня! — раздражительно крикнула Катерина Ивановна, махнув рукой. — Да и за что вознаграждать-то?
Ведь он сам, пьяный, под лошадей полез! Каких доходов? От него не доходы,
а только мука была.
Ведь он, пьяница, все пропивал. Нас обкрадывал да в кабак носил, ихнюю да мою жизнь в кабаке извел! И слава богу, что помирает! Убытку меньше!
— О, как же, умеем! Давно уже; я как уж большая, то молюсь сама про себя,
а Коля с Лидочкой вместе с мамашей вслух; сперва «Богородицу» прочитают,
а потом еще одну молитву: «Боже, спаси и благослови сестрицу Соню»,
а потом еще: «Боже, прости и благослови нашего другого папашу», потому что наш старший папаша уже умер,
а этот
ведь нам другой,
а мы и об том тоже молимся.
— Слушай, Разумихин, — заговорил Раскольников, — я тебе хочу сказать прямо: я сейчас у мертвого был, один чиновник умер… я там все мои деньги отдал… и, кроме того, меня целовало сейчас одно существо, которое, если б я и убил кого-нибудь, тоже бы… одним словом, я там видел еще другое одно существо…. с огненным пером…
а впрочем, я завираюсь; я очень слаб, поддержи меня… сейчас
ведь и лестница…
— Да и Авдотье Романовне невозможно в нумерах без вас одной! Подумайте, где вы стоите!
Ведь этот подлец, Петр Петрович, не мог разве лучше вам квартиру…
А впрочем, знаете, я немного пьян и потому… обругал; не обращайте…
Соврать по-своему —
ведь это почти лучше, чем правда по одному по-чужому; в первом случае ты человек,
а во втором ты только что птица!
Видите, барыни, — остановился он вдруг, уже поднимаясь на лестницу в нумера, — хоть они у меня там все пьяные, но зато все честные, и хоть мы и врем, потому
ведь и я тоже вру, да довремся же, наконец, и до правды, потому что на благородной дороге стоим,
а Петр Петрович… не на благородной дороге стоит.
—
А я так даже подивился на него сегодня, — начал Зосимов, очень обрадовавшись пришедшим, потому что в десять минут уже успел потерять нитку разговора с своим больным. — Дня через три-четыре, если так пойдет, совсем будет как прежде, то есть как было назад тому месяц, али два… али, пожалуй, и три?
Ведь это издалека началось да подготовлялось…
а? Сознаётесь теперь, что, может, и сами виноваты были? — прибавил он с осторожною улыбкой, как бы все еще боясь его чем-нибудь раздражить.
— Да вы не раздражайтесь, — засмеялся через силу Зосимов, — предположите, что вы мой первый пациент, ну
а наш брат, только что начинающий практиковать, своих первых пациентов, как собственных детей, любит,
а иные почти в них влюбляются.
А я
ведь пациентами-то не богат.
Вот
ведь и ласково говорит,
а боюсь!
— Что тело долго стоит…
ведь теперь жарко, дух… так что сегодня, к вечерне, на кладбище перенесут, до завтра, в часовню. Катерина Ивановна сперва не хотела,
а теперь и сама видит, что нельзя…
— Гроб
ведь простой будет-с… и все будет просто, так что недорого… мы давеча с Катериной Ивановной все рассчитали, так что и останется, чтобы помянуть…
а Катерине Ивановне очень хочется, чтобы так было.
Ведь нельзя же-с… ей утешение… она такая,
ведь вы знаете…
— Да, да, приду, конечно, конечно…
А ты останься на минуту.
Ведь он вам сейчас не нужен, маменька? Или я, может, отнимаю его?
— Ну вот и славно! — сказал он Соне, возвращаясь к себе и ясно посмотрев на нее, — упокой господь мертвых,
а живым еще жить! Так ли? Так ли?
Ведь так?
—
А вот ты не была снисходительна! — горячо и ревниво перебила тотчас же Пульхерия Александровна. — Знаешь, Дуня, смотрела я на вас обоих, совершенный ты его портрет, и не столько лицом, сколько душою: оба вы меланхолики, оба угрюмые и вспыльчивые, оба высокомерные и оба великодушные…
Ведь не может быть, чтоб он эгоист был, Дунечка?
а?..
А как подумаю, что у нас вечером будет сегодня, так все сердце и отнимется!