Неточные совпадения
— Коли
слушали, так, конечно, знаете, потому что
вы —
вы! Как
вы о нем думаете? Простите за скорый вопрос, но
мне нужно. Именно как
вы бы думали, собственно ваше мнение необходимо.
— Это верно, это очень верно, это — очень гордый человек! Но чистый ли это человек?
Послушайте, что
вы думаете о его католичестве? Впрочем,
я забыл, что
вы, может быть, не знаете…
— Ну, хорошо, — сказал
я, сунув письмо в карман. — Это дело пока теперь кончено. Крафт,
послушайте. Марья Ивановна, которая, уверяю
вас, многое
мне открыла, сказала
мне, что
вы, и только один
вы, могли бы передать истину о случившемся в Эмсе, полтора года назад, у Версилова с Ахмаковыми.
Я вас ждал, как солнца, которое все у
меня осветит.
Вы не знаете моего положения, Крафт. Умоляю
вас сказать
мне всю правду.
Я именно хочу знать, какой он человек, а теперь — теперь больше, чем когда-нибудь это надо!
— Какой
вы час во дню больше любите? — спросил он, очевидно
меня не
слушая.
— Да,
слушайте, хотите,
я вам скажу в точности, для чего
вы теперь ко
мне приходили?
Я все это время сидел и спрашивал себя: в чем тайна этого визита, и наконец, кажется, теперь догадался.
Слушайте,
вы! — повернулась она вдруг к матери, которая вся побледнела, —
я не хочу
вас оскорблять,
вы имеете честный вид и, может быть, это даже ваша дочь.
—
Слушайте, — прервал
я его однажды, —
я всегда подозревал, что
вы говорите все это только так, со злобы и от страдания, но втайне, про себя, вы-то и есть фанатик какой-нибудь высшей идеи и только скрываете или стыдитесь признаться.
—
Слушайте, ничего нет выше, как быть полезным. Скажите, чем в данный миг
я всего больше могу быть полезен?
Я знаю, что
вам не разрешить этого; но
я только вашего мнения ищу:
вы скажете, и как
вы скажете, так
я и пойду, клянусь
вам! Ну, в чем же великая мысль?
—
Послушайте, князь, успокойтесь, пожалуйста;
я вижу, что
вы чем дальше, тем больше в волнении, а между тем все это, может быть, лишь мираж. О,
я затянулся и сам, непростительно, подло; но ведь
я знаю, что это только временное… и только бы
мне отыграть известную цифру, и тогда скажите,
я вам должен с этими тремя стами до двух тысяч пятисот, так ли?
—
Послушайте, батюшка, — начал
я еще из дверей, — что значит, во-первых, эта записка?
Я не допускаю переписки между
мною и
вами. И почему
вы не объявили то, что
вам надо, давеча прямо у князя:
я был к вашим услугам.
—
Слушайте,
вы… негодный
вы человек! — сказал
я решительно. — Если
я здесь сижу и
слушаю и допускаю говорить о таких лицах… и даже сам отвечаю, то вовсе не потому, что допускаю
вам это право.
Я просто вижу какую-то подлость… И, во-первых, какие надежды может иметь князь на Катерину Николаевну?
—
Послушайте… знаете, что это он ужасно метко сказал, — вскричал
я, — наверно, это не он, а
вы сказали ему?
—
Мне…
вас… простить!
Послушайте, Катерина Николаевна, и не рассердитесь! правда, что
вы выходите замуж?
— Так вот что — случай, а
вы мне его разъясните, как более опытный человек: вдруг женщина говорит, прощаясь с
вами, этак нечаянно, сама смотрит в сторону: «
Я завтра в три часа буду там-то»… ну, положим, у Татьяны Павловны, — сорвался
я и полетел окончательно. Сердце у
меня стукнуло и остановилось;
я даже говорить приостановился, не мог. Он ужасно
слушал.
— Ну, па-а-слушайте, милостивый государь, ну, куда мы идем?
Я вас спрашиваю: куда мы стремимся и в чем тут остроумие? — громко прокричал поручик. — Если человек несчастный в своих неудачах соглашается принесть извинение… если, наконец,
вам надо его унижение… Черт возьми, да не в гостиной же мы, а на улице! Для улицы и этого извинения достаточно…
Послушайте, как
вы думаете: поехать
мне к ней сейчас, чтобы всю правду узнать, или нет?
— Оставим мои дела; у
меня теперь нет моих дел.
Слушайте, почему
вы сомневаетесь, что он женится? Он вчера был у Анны Андреевны и положительно отказался… ну, то есть от той глупой мысли… вот что зародилась у князя Николая Ивановича, — сосватать их. Он отказался положительно.
—
Послушайте,
вы так насмешливо говорите…
Я почти не могу поверить. Да и как она могла предложить? что она сказала?
—
Слушайте, — вскричал
я вдруг, — тут нечего разговаривать; у
вас один-единственный путь спасения; идите к князю Николаю Ивановичу, возьмите у него десять тысяч, попросите, не открывая ничего, призовите потом этих двух мошенников, разделайтесь окончательно и выкупите назад ваши записки… и дело с концом! Все дело с концом, и ступайте пахать! Прочь фантазии, и доверьтесь жизни!
Я сидел и
слушал краем уха; они говорили и смеялись, а у
меня в голове была Настасья Егоровна с ее известиями, и
я не мог от нее отмахнуться;
мне все представлялось, как она сидит и смотрит, осторожно встает и заглядывает в другую комнату. Наконец они все вдруг рассмеялись: Татьяна Павловна, совсем не знаю по какому поводу, вдруг назвала доктора безбожником: «Ну уж все
вы, докторишки, — безбожники!..»
— Dites donc, voulez-vous que je vous casse la tête, mon ami! [
Послушайте, друг мой,
вы что, хотите, чтобы
я проломил
вам голову! (франц.)] — крикнул он длинному.
— За что же? Ну, спасибо.
Послушайте, выпьемте еще бокал. Впрочем, что ж
я?
вы лучше не пейте. Это он
вам правду сказал, что
вам нельзя больше пить, — мигнул он
мне вдруг значительно, — а
я все-таки выпью.
Мне уж теперь ничего, а
я, верите ли, ни в чем себя удержать не могу. Вот скажите
мне, что
мне уж больше не обедать по ресторанам, и
я на все готов, чтобы только обедать. О, мы искренно хотим быть честными, уверяю
вас, но только мы все откладываем.
Послушайте, любите
вы музыку?
я ужасно люблю.
—
Вы говорите, он целовал сейчас вашу мать? Обнимал ее?
Вы это видели сами? — не
слушала она
меня и продолжала расспрашивать.
—
Слушайте, Татьяна Павловна:
я вам сообщу одну страшную тайну, но только не сейчас, теперь нет времени, а завтра наедине, но зато скажите
мне теперь всю правду, и что это за мертвая петля… потому что
я весь дрожу…
—
Я не сяду,
я не сяду.
Слушайте, Долгорукий,
я не знаю ничего подробно, но знаю, что Ламберт готовит против
вас какое-то предательство, близкое и неминуемое, — и это наверно. А потому берегитесь.
Мне проговорился рябой — помните рябого? Но ничего не сказал, в чем дело, так что более
я ничего не могу сказать.
Я только пришел предуведомить — прощайте.
—
Я вас ужасно давно не видал, Катерина Николаевна, так давно, что почти уж и возможным не считал когда-нибудь сидеть, как теперь, подле
вас, вглядываться в ваше лицо и
слушать ваш голос…
— «Расстанемтесь, и тогда буду любить
вас», буду любить — только расстанемтесь.
Слушайте, — произнес он, совсем бледный, — подайте
мне еще милостыню; не любите
меня, не живите со
мной, будем никогда не видаться;
я буду ваш раб — если позовете, и тотчас исчезну — если не захотите ни видеть, ни слышать
меня, только… только не выходите ни за кого замуж!
Неточные совпадения
Городничий (тихо, Добчинскому).
Слушайте:
вы побегите, да бегом, во все лопатки, и снесите две записки: одну в богоугодное заведение Землянике, а другую жене. (Хлестакову.)Осмелюсь ли
я попросить позволения написать в вашем присутствии одну строчку к жене, чтоб она приготовилась к принятию почтенного гостя?
Я раз
слушал его: ну, покамест говорил об ассириянах и вавилонянах — еще ничего, а как добрался до Александра Македонского, то
я не могу
вам сказать, что с ним сделалось.
Его
послушать надо бы, // Однако вахлаки // Так обозлились, не дали // Игнатью слова вымолвить, // Особенно Клим Яковлев // Куражился: «Дурак же ты!..» // — А ты бы прежде выслушал… — // «Дурак же ты…» // — И все-то
вы, //
Я вижу, дураки!
И рассказали странники, // Как встретились нечаянно, // Как подрались, заспоривши, // Как дали свой зарок // И как потом шаталися, // Искали по губерниям // Подтянутой, Подстреленной, // Кому живется счастливо. // Вольготно на Руси? // Влас
слушал — и рассказчиков // Глазами мерял: — Вижу
я, //
Вы тоже люди странные! — // Сказал он наконец. — // Чудим и мы достаточно. // А
вы — и нас чудней! —
Прилетела в дом // Сизым голубем… // Поклонился
мне // Свекор-батюшка, // Поклонилася // Мать-свекровушка, // Деверья, зятья // Поклонилися, // Поклонилися, // Повинилися! //
Вы садитесь-ка, //
Вы не кланяйтесь, //
Вы послушайте. // Что скажу
я вам: // Тому кланяться, // Кто сильней
меня, — // Кто добрей
меня, // Тому славу петь. // Кому славу петь? // Губернаторше! // Доброй душеньке // Александровне!