Неточные совпадения
Именно таинственные потому, что были накоплены из карманных
денег моих, которых отпускалось мне по пяти рублей в месяц, в продолжение двух лет; копление же началось
с первого дня моей «идеи», а потому Версилов не должен был знать об этих
деньгах ни слова.
Но так как о
деньгах не заговаривалось, то я, естественно, рассердился на мою глупость и, как теперь помню, в досаде на какой-то слишком уж веселый вопрос его, изложил ему мои взгляды на женщин залпом и
с чрезвычайным азартом.
— Да, насчет
денег. У него сегодня в окружном суде решается их дело, и я жду князя Сережу,
с чем-то он придет. Обещался прямо из суда ко мне. Вся их судьба; тут шестьдесят или восемьдесят тысяч. Конечно, я всегда желал добра и Андрею Петровичу (то есть Версилову), и, кажется, он останется победителем, а князья ни при чем. Закон!
В первый раз
с приезда у меня очутились в кармане
деньги, потому что накопленные в два года мои шестьдесят рублей я отдал матери, о чем и упомянул выше; но уже несколько дней назад я положил, в день получения жалованья, сделать «пробу», о которой давно мечтал.
Осталось за мной. Я тотчас же вынул
деньги, заплатил, схватил альбом и ушел в угол комнаты; там вынул его из футляра и лихорадочно, наскоро, стал разглядывать: не считая футляра, это была самая дрянная вещь в мире — альбомчик в размер листа почтовой бумаги малого формата, тоненький,
с золотым истершимся обрезом, точь-в-точь такой, как заводились в старину у только что вышедших из института девиц. Тушью и красками нарисованы были храмы на горе, амуры, пруд
с плавающими лебедями; были стишки...
Я никому ничего не должен, я плачу обществу
деньги в виде фискальных поборов за то, чтоб меня не обокрали, не прибили и не убили, а больше никто ничего
с меня требовать не смеет.
Бедная рассказывала иногда
с каким-то ужасом и качая головой, как она прожила тогда целые полгода, одна-одинешенька,
с маленькой дочерью, не зная языка, точно в лесу, а под конец и без
денег.
Между тем при этом способе накопления, то есть при нищенстве, нужно питаться, чтобы скопить такие
деньги, хлебом
с солью и более ничем; по крайней мере я так понимаю.
Это было очень трудное испытание, но через два
с лишком года, при приезде в Петербург, у меня в кармане, кроме других
денег, было семьдесят рублей, накопленных единственно из этого сбережения.
Я буду ласков и
с теми и
с другими и, может быть, дам им
денег, но сам от них ничего не возьму.
«Но ваш идеал слишком низок, — скажут
с презрением, —
деньги, богатство! То ли дело общественная польза, гуманные подвиги?»
— Нет, ничего, — ответил я. — Особенно хорошо выражение, что женщина — великая власть, хотя не понимаю, зачем вы связали это
с работой? А что не работать нельзя, когда
денег нет, — сами знаете.
— Не понимаю; а впрочем, если ты столь щекотлив, то не бери
с него
денег, а только ходи. Ты его огорчишь ужасно; он уж к тебе прилип, будь уверен… Впрочем, как хочешь…
— Вы говорите, не проси
денег, а по вашей же милости я сделал сегодня подлость: вы меня не предуведомили, а я стребовал
с него сегодня жалованье за месяц.
Тушар вдруг спохватился, что мало взял
денег, и
с «достоинством» объявил вам в письме своем, что в заведении его воспитываются князья и сенаторские дети и что он считает ниже своего заведения держать воспитанника
с таким происхождением, как я, если ему не дадут прибавки.
— Мать рассказывает, что не знала, брать ли
с тебя
деньги, которые ты давеча ей предложил за месячное твое содержание. Ввиду этакого гроба не только не брать, а, напротив, вычет
с нас в твою пользу следует сделать! Я здесь никогда не был и… вообразить не могу, что здесь можно жить.
Потом, через два года, он по этому письму стребовал
с меня уже
деньги судом и
с процентами, так что меня опять удивил, тем более что буквально пошел сбирать на построение Божьего храма, и
с тех пор вот уже двадцать лет скитается.
— Гм, да-с. Нет-с, позвольте; вы покупаете в лавке вещь, в другой лавке рядом другой покупатель покупает другую вещь, какую бы вы думали? Деньги-с, у купца, который именуется ростовщиком-с… потому что
деньги есть тоже вещь, а ростовщик есть тоже купец… Вы следите?
— Что ж такое, что сын! Если он
с вами, то он негодяй. Если вы сын Версилова, — обратилась она вдруг ко мне, — то передайте от меня вашему отцу, что он негодяй, что он недостойный бесстыдник, что мне
денег его не надо… Нате, нате, нате, передайте сейчас ему эти
деньги!
Вот перед вечером выхватила у меня Оля
деньги, побежала, приходит обратно: «Я, говорит, маменька, бесчестному человеку отмстила!» — «Ах, Оля, Оля, говорю, может, счастья своего мы лишились, благородного, благодетельного человека ты оскорбила!» Заплакала я
с досады на нее, не вытерпела.
— На вас платье
с Большой Миллионной; надо
денег, надо
деньги; у меня
деньги лучше, чем у него. Я больше, чем две тысячи, дам…
Он произвел на меня такое грязное и смутное впечатление, что, выйдя, я даже старался не думать и только отплевался. Идея о том, что князь мог говорить
с ним обо мне и об этих
деньгах, уколола меня как булавкой. «Выиграю и отдам сегодня же», — подумал я решительно.
— Это играть? Играть? Перестану, мама; сегодня в последний раз еду, особенно после того, как Андрей Петрович сам и вслух объявил, что его
денег там нет ни копейки. Вы не поверите, как я краснею… Я, впрочем, должен
с ним объясниться… Мама, милая, в прошлый раз я здесь сказал… неловкое слово… мамочка, я врал: я хочу искренно веровать, я только фанфаронил, и очень люблю Христа…
— Ваши проиграл. Я брал у князя за ваш счет. Конечно, это — страшная нелепость и глупость
с моей стороны… считать ваши
деньги своими, но я все хотел отыграться.
— Но как могли вы, — вскричал я, весь вспыхнув, — как могли вы, подозревая даже хоть на каплю, что я знаю о связи Лизы
с князем, и видя, что я в то же время беру у князя
деньги, — как могли вы говорить со мной, сидеть со мной, протягивать мне руку, — мне, которого вы же должны были считать за подлеца, потому что, бьюсь об заклад, вы наверно подозревали, что я знаю все и беру у князя за сестру
деньги зазнамо!
— Во-первых, узнайте факт: год
с лишком назад, вот в то самое лето Эмса, Лидии и Катерины Николавны, и потом Парижа, именно в то время, когда я отправился на два месяца в Париж, в Париже мне недостало, разумеется,
денег.
Он дал мне
денег и обещал еще дать, но просил и
с своей стороны помочь ему: ему нужен был артист, рисовальщик, гравер, литограф и прочее, химик и техник, и —
с известными целями.
Он заглядывал мне в глаза, но, кажется, не предполагал, что мне что-нибудь более вчерашнего известно. Да и не мог предположить: само собою разумеется, что я ни словом, ни намеком не выдал, что знаю «об акциях». Объяснялись мы недолго, он тотчас же стал обещать мне
денег, «и значительно-с, значительно-с, только способствуйте, чтоб князь поехал. Дело спешное, очень спешное, в том-то и сила, что слишком уж спешное!»
— Это что мы на рулетку-то! Да это все! — вскричал я, —
деньги все! Это только мы
с вами святые, а Бьоринг продал же себя. Анна Андреевна продала же себя, а Версилов — слышали вы, что Версилов маньяк? Маньяк! Маньяк!
Разом вышла и другая история: пропали
деньги в банке, под носом у Зерщикова, пачка в четыреста рублей. Зерщиков указывал место, где они лежали, «сейчас только лежали», и это место оказывалось прямо подле меня, соприкасалось со мной,
с тем местом, где лежали мои
деньги, то есть гораздо, значит, ближе ко мне, чем к Афердову.
«Чем доказать, что я — не вор? Разве это теперь возможно? Уехать в Америку? Ну что ж этим докажешь? Версилов первый поверит, что я украл! „Идея“? Какая „идея“? Что теперь „идея“? Через пятьдесят лет, через сто лет я буду идти, и всегда найдется человек, который скажет, указывая на меня: „Вот это — вор“. Он начал
с того „свою идею“, что украл
деньги с рулетки…»
— Ему надо покой; может, надо будет доктора. Что спросит — все исполнять, то есть… vous comprenez, ma fille? vous avez l'argent, [Вы понимаете, милая моя? У вас есть
деньги? (франц.)] нет? Вот! — И он вынул ей десятирублевую. Он стал
с ней шептаться: — Vous comprenez! vous comprenez! — повторял он ей, грозя пальцем и строго хмуря брови. Я видел, что она страшно перед ним трепетала.
Князь сообщил ему адрес Версилова, и действительно Версилов на другой же день получил лично от Зерщикова письмо на мое имя и
с лишком тысячу триста рублей, принадлежавших мне и забытых мною на рулетке
денег.
Кухарка
с самого начала объявила суду, что хочет штраф
деньгами, «а то барыню как посадят, кому ж я готовить-то буду?» На вопросы судьи Татьяна Павловна отвечала
с великим высокомерием, не удостоивая даже оправдываться; напротив, заключила словами: «Прибила и еще прибью», за что немедленно была оштрафована за дерзкие ответы суду тремя рублями.
Это много тебе; ты и весь таких
денег не стоишь, совсем не к лицу тебе будет: десять рублей
с костей долой, а двадцать девять получай“.
И постигла его участь: как получил все двести рублей, начал тотчас же пить и всем
деньги показывать, похваляясь; и убил его пьяного ночью наш мещанин,
с которым и пил, и
деньги ограбил; все сие наутро и объяснилось.
— Так уж я хочу-с, — отрезал Семен Сидорович и, взяв шляпу, не простившись ни
с кем, пошел один из залы. Ламберт бросил
деньги слуге и торопливо выбежал вслед за ним, даже позабыв в своем смущении обо мне. Мы
с Тришатовым вышли после всех. Андреев как верста стоял у подъезда и ждал Тришатова.
— Да нет-с, я не про
деньги, — улыбнулся он вдруг длинной улыбкой и все продолжая вонзаться в меня взглядом.
— Ах, Боже мой! так вам все и рассказывать, зачем люди ходят. Мы, кажется, тоже свой расчет можем иметь. Молодой человек, может,
денег занять захотел, у меня адрес узнавал. Может, я ему еще
с прошлого раза пообещала…
От кого придут
деньги — я не справлялся; я знал, что от Версилова, а так как я день и ночь мечтал тогда,
с замиранием сердца и
с высокомерными планами, о встрече
с Версиловым, то о нем вслух совсем перестал говорить, даже
с Марьей Ивановной.
Но потерянность моя все еще продолжалась; я принял
деньги и пошел к дверям; именно от потерянности принял, потому что надо было не принять; но лакей, уж конечно желая уязвить меня, позволил себе одну самую лакейскую выходку: он вдруг усиленно распахнул предо мною дверь и, держа ее настежь, проговорил важно и
с ударением, когда я проходил мимо...
— Мы будем сидеть
с Версиловым в другой комнате (Ламберт, надо достать другую комнату!) — и, когда вдруг она согласится на все — и на выкуп
деньгами, и на другой выкуп, потому что они все — подлые, тогда мы
с Версиловым выйдем и уличим ее в том, какая она подлая, а Версилов, увидав, какая она мерзкая, разом вылечится, а ее выгонит пинками.
— Надо, надо! — завопил я опять, — ты ничего не понимаешь, Ламберт, потому что ты глуп! Напротив, пусть пойдет скандал в высшем свете — этим мы отмстим и высшему свету и ей, и пусть она будет наказана! Ламберт, она даст тебе вексель… Мне
денег не надо — я на
деньги наплюю, а ты нагнешься и подберешь их к себе в карман
с моими плевками, но зато я ее сокрушу!
— Вы — интриганка! Вам нужны его
деньги!
С этой минуты вы опозорили себя в обществе и будете отвечать перед судом!..
Мы вбежали
с Тришатовым в кухню и застали Марью в испуге. Она была поражена тем, что когда пропустила Ламберта и Версилова, то вдруг как-то приметила в руках у Ламберта — револьвер. Хоть она и взяла
деньги, но револьвер вовсе не входил в ее расчеты. Она была в недоуменье и, чуть завидела меня, так ко мне и бросилась...
Тетка ее, Фанариотова, раздосадованная было сначала ее скандалом
с старым князем, вдруг переменила мнение и, после отказа ее от
денег, торжественно заявила ей свое уважение.