Неточные совпадения
Да и то статский советник Клопшток, Иван Иванович, — изволили слышать? — не только
денег за шитье полдюжины голландских рубах до сих пор не отдал, но даже
с обидой погнал ее, затопав ногами и обозвав неприлично, под видом, будто бы рубашечный ворот сшит не по мерке и косяком.
— Вот этот самый полуштоф-с на ее
деньги и куплен, — произнес Мармеладов, исключительно обращаясь к Раскольникову.
Уходя, Раскольников успел просунуть руку в карман, загреб сколько пришлось медных
денег, доставшихся ему
с разменянного в распивочной рубля, и неприметно положил на окошко.
—
Денег не платишь и
с фатеры не сходишь. Известно, что надо.
— Ах, ах, как нехорошо! Ах, стыдно-то как, барышня, стыд-то какой! — Он опять закачал головой, стыдя, сожалея и негодуя. — Ведь вот задача! — обратился он к Раскольникову и тут же, мельком, опять оглядел его
с ног до головы. Странен, верно, и он ему показался: в таких лохмотьях, а сам
деньги выдает!
Убей ее и возьми ее
деньги,
с тем чтобы
с их помощию посвятить потом себя на служение всему человечеству и общему делу: как ты думаешь, не загладится ли одно крошечное преступленьице тысячами добрых дел?
— Это по делу о взыскании
с них
денег, сстудента, — заторопился письмоводитель, отрываясь от бумаги. — Вот-с! — и он перекинул Раскольникову тетрадь, указав в ней место, — прочтите!
«
Денег? Каких
денег? — думал Раскольников, — но… стало быть, уж наверно не то!» И он вздрогнул от радости. Ему стало вдруг ужасно, невыразимо легко. Все
с плеч слетело.
— Это не ваше дело-с! — прокричал он, наконец, как-то неестественно громко, — а вот извольте-ка подать отзыв, который
с вас требуют. Покажите ему, Александр Григорьевич. Жалобы на вас!
Денег не платите! Ишь какой вылетел сокол ясный!
— Это
деньги с вас по заемному письму требуют, взыскание. Вы должны или уплатить со всеми издержками, пенными [Пенные — от пеня — штраф за невыполнение принятых обязательств.] и прочими, или дать письменно отзыв, когда можете уплатить, а вместе
с тем и обязательство не выезжать до уплаты из столицы и не продавать и не скрывать своего имущества. А заимодавец волен продать ваше имущество, а
с вами поступить по законам.
— Да што! —
с благородною небрежностию проговорил Илья Петрович (и даже не што, а как-то «Да-а шта-а!»), переходя
с какими-то бумагами к другому столу и картинно передергивая
с каждым шагом плечами, куда шаг, туда и плечо, — вот-с, извольте видеть: господин сочинитель, то бишь студент, бывший то есть,
денег не платит, векселей надавал, квартиру не очищает, беспрерывные на них поступают жалобы, а изволили в претензию войти, что я папироску при них закурил!
— Это денег-то не надо! Ну, это, брат, врешь, я свидетель! Не беспокойтесь, пожалуйста, это он только так… опять вояжирует. [Вояжирует — здесь: грезит, блуждает в царстве снов (от фр. voyager — путешествовать).]
С ним, впрочем, это и наяву бывает… Вы человек рассудительный, и мы будем его руководить, то есть попросту его руку водить, он и подпишет. Принимайтесь-ка…
А на другой день прослышали мы, что Алену Ивановну и сестрицу их Лизавету Ивановну топором убили, а мы их знавали-с, и взяло меня тут сумление насчет серег, — потому известно нам было, что покойница под вещи
деньги давала.
Наглядел бы я там еще прежде, на этом дворе, какой-нибудь такой камень этак в пуд или полтора весу, где-нибудь в углу, у забора, что
с построения дома, может, лежит; приподнял бы этот камень — под ним ямка должна быть, — да в ямку-то эту все бы вещи и
деньги и сложил.
— Да вот тебе еще двадцать копеек на водку. Ишь сколько
денег! — протянул он Заметову свою дрожащую руку
с кредитками, — красненькие, синенькие, двадцать пять рублей. Откудова? А откудова платье новое явилось? Ведь знаете же, что копейки не было! Хозяйку-то небось уж опрашивали… Ну, довольно! Assez cause! [Довольно болтать! (фр.)] До свидания… приятнейшего!..
— Слушай, Разумихин, — заговорил Раскольников, — я тебе хочу сказать прямо: я сейчас у мертвого был, один чиновник умер… я там все мои
деньги отдал… и, кроме того, меня целовало сейчас одно существо, которое, если б я и убил кого-нибудь, тоже бы… одним словом, я там видел еще другое одно существо….
с огненным пером… а впрочем, я завираюсь; я очень слаб, поддержи меня… сейчас ведь и лестница…
— А чего ты опять краснеешь? Ты лжешь, сестра, ты нарочно лжешь, по одному только женскому упрямству, чтобы только на своем поставить передо мной… Ты не можешь уважать Лужина: я видел его и говорил
с ним. Стало быть, продаешь себя за
деньги и, стало быть, во всяком случае поступаешь низко, и я рад, что ты, по крайней мере, краснеть можешь!
— Надоели они мне очень вчера, — обратился вдруг Раскольников к Порфирию
с нахально-вызывающею усмешкой, — я и убежал от них квартиру нанять, чтоб они меня не сыскали, и
денег кучу
с собой захватил. Вон господин Заметов видел деньги-то. А что, господин Заметов, умен я был вчера али в бреду, разрешите-ка спор!
— Помилуйте, да вы
деньги можете
с них спросить за статью! Какой, однако ж, у вас характер! Живете так уединенно, что таких вещей, до вас прямо касающихся, не ведаете. Это ведь факт-с.
В заключение скажу, что, выходя за господина Лужина, Авдотья Романовна те же самые
деньги берет, только
с другой стороны…
— Но
с Авдотьей Романовной однажды повидаться весьма желаю. Серьезно прошу. Ну, до свидания… ах да! Ведь вот что забыл! Передайте, Родион Романович, вашей сестрице, что в завещании Марфы Петровны она упомянута в трех тысячах. Это положительно верно. Марфа Петровна распорядилась за неделю до смерти, и при мне дело было. Недели через две-три Авдотья Романовна может и
деньги получить.
— Вы написали, — резко проговорил Раскольников, не оборачиваясь к Лужину, — что я вчера отдал
деньги не вдове раздавленного, как это действительно было, а его дочери (которой до вчерашнего дня никогда не видал). Вы написали это, чтобы поссорить меня
с родными, и для того прибавили, в гнусных выражениях, о поведении девушки, которой вы не знаете. Все это сплетня и низость.
— Ура! — закричал Разумихин, — теперь стойте, здесь есть одна квартира, в этом же доме, от тех же хозяев. Она особая, отдельная,
с этими нумерами не сообщается, и меблированная, цена умеренная, три горенки. Вот на первый раз и займите. Часы я вам завтра заложу и принесу
деньги, а там все уладится. А главное, можете все трое вместе жить, и Родя
с вами… Да куда ж ты, Родя?
А сама-то весь-то день сегодня моет, чистит, чинит, корыто сама,
с своею слабенькою-то силой, в комнату втащила, запыхалась, так и упала на постель; а то мы в ряды еще
с ней утром ходили, башмачки Полечке и Лене купить, потому у них все развалились, только у нас денег-то и недостало по расчету, очень много недостало, а она такие миленькие ботиночки выбрала, потому у ней вкус есть, вы не знаете…
«Ошибка была еще, кроме того, и в том, что я им
денег совсем не давал, — думал он, грустно возвращаясь в каморку Лебезятникова, — и
с чего, черт возьми, я так ожидовел?
Андрей Семенович, у которого никогда почти не бывало
денег, ходил по комнате и делал сам себе вид, что смотрит на все эти пачки равнодушно и даже
с пренебрежением.
Именно-с, мое мнение, — что
деньги нельзя, да и опасно давать в руки самой Катерине Ивановне; доказательство же сему — эти самые сегодняшние поминки.
Затем я вас проводил до дверей, — все в том же,
с вашей стороны, смущении, — после чего, оставшись наедине
с Андреем Семеновичем и переговорив
с ним минут около десяти, Андрей Семенович вышел, я же снова обратился к столу,
с лежавшими на нем
деньгами,
с целью, сосчитав их, отложить, как и предполагал я прежде, особо.
Все это, как вы понимаете,
с целью поссорить меня
с матерью и сестрой, внушив им, что я расточаю,
с неблагородными целями, их последние
деньги, которыми они мне помогают.
Вчера вечером, при матери и сестре, и в его присутствии, я восстановил истину, доказав, что передал
деньги Катерине Ивановне на похороны, а не Софье Семеновне, и что
с Софьей Семеновной третьего дня я еще и знаком даже не был и даже в лицо еще ее не видал.
— Ате
деньги… я, впрочем, даже и не знаю, были ли там и деньги-то, — прибавил он тихо и как бы в раздумье, — я снял у ней тогда кошелек
с шеи, замшевый… полный, тугой такой кошелек… да я не посмотрел на него; не успел, должно быть… Ну, а вещи, какие-то все запонки да цепочки, — я все эти вещи и кошелек на чужом одном дворе, на В — м проспекте под камень схоронил, на другое же утро… Все там и теперь лежит…
И что я скажу: что убил, а
денег взять не посмел, под камень спрятал? — прибавил он
с едкою усмешкой.
— Всю эту возню, то есть похороны и прочее, я беру на себя. Знаете, были бы
деньги, а ведь я вам сказал, что у меня лишние. Этих двух птенцов и эту Полечку я помещу в какие-нибудь сиротские заведения получше и положу на каждого, до совершеннолетия, по тысяче пятисот рублей капиталу, чтоб уж совсем Софья Семеновна была покойна. Да и ее из омута вытащу, потому хорошая девушка, так ли? Ну-с, так вы и передайте Авдотье Романовне, что ее десять тысяч я вот так и употребил.
В последнюю встречу Свидригайлов объяснил Раскольникову, что
с детьми Катерины Ивановны он как-то покончил, и покончил удачно; что у него, благодаря кой-каким связям, отыскались такие лица,
с помощью которых можно было поместить всех троих сирот, немедленно, в весьма приличные для них заведения; что отложенные для них
деньги тоже многому помогли, так как сирот
с капиталом поместить гораздо легче, чем сирот нищих.
Рассчитывая, что Авдотья Романовна, в сущности, ведь нищая (ах, извините, я не то хотел… но ведь не все ли равно, если выражается то же понятие?), одним словом, живет трудами рук своих, что у ней на содержании и мать и вы (ах, черт, опять морщитесь…), я и решился предложить ей все мои
деньги (тысяч до тридцати я мог и тогда осуществить)
с тем, чтоб она бежала со мной хоть сюда, в Петербург.
Мне объявили, что мое знакомство и она, и дочь ее могут принимать не иначе как за честь; узнаю, что у них ни кола ни двора, а приехали хлопотать о чем-то в каком-то присутствии; предлагаю услуги,
деньги; узнаю, что они ошибкой поехали на вечер, думая, что действительно танцевать там учат; предлагаю способствовать
с своей стороны воспитанию молодой девицы, французскому языку и танцам.
— Ведь этакой! Я нарочно о вашем деле
с вами не заговаривал, хоть меня, разумеется, мучит любопытство. Дело фантастическое. Отложил было до другого раза, да, право, вы способны и мертвого раздразнить… Ну, пойдемте, только заранее скажу: я теперь только на минутку домой, чтобы
денег захватить; потом запираю квартиру, беру извозчика и на целый вечер на острова. Ну куда же вам за мной?
— Сильно подействовало! — бормотал про себя Свидригайлов, нахмурясь. — Авдотья Романовна, успокойтесь! Знайте, что у него есть друзья. Мы его спасем, выручим. Хотите, я увезу его за границу? У меня есть
деньги; я в три дня достану билет. А насчет того, что он убил, то он еще наделает много добрых дел, так что все это загладится; успокойтесь. Великим человеком еще может быть. Ну, что
с вами? Как вы себя чувствуете?
— А эти
деньги, Аркадий Иванович, я вам очень благодарна, но я ведь теперь в них не нуждаюсь. Я себя одну завсегда прокормлю, не сочтите неблагодарностью: если вы такие благодетельные, то эти деньги-с…
Ну-с, если вас когда кто будет спрашивать, — ну завтра или послезавтра, — обо мне или насчет меня (а вас-то будут спрашивать), то вы о том, что я теперь к вам заходил, не упоминайте и
деньги отнюдь не показывайте и не сказывайте, что я вам дал, никому.
Но сердобольная мамаша тотчас же, полушепотом и скороговоркой, разрешила некоторые важнейшие недоумения, а именно, что Аркадий Иванович человек большой, человек
с делами и со связями, богач, — бог знает что там у него в голове, вздумал и поехал, вздумал и
деньги отдал, а стало быть, и дивиться нечего.
В этот же вечер сговорилась она
с Разумихиным, что именно отвечать матери на ее расспросы о брате, и даже выдумала вместе
с ним, для матери, целую историю об отъезде Раскольникова куда-то далеко, на границу России, по одному частному поручению, которое доставит ему, наконец, и
деньги и известность.
Соня
с помощью
денег, оставленных ей Свидригайловым, давно уже собралась и изготовилась последовать за партией арестантов, в которой будет отправлен и он.
К пище почти равнодушен, но что эта пища, кроме воскресных и праздничных дней, так дурна, что, наконец, он
с охотой принял от нее, Сони, несколько
денег, чтобы завести у себя ежедневный чай; насчет всего же остального просил ее не беспокоиться, уверяя, что все эти заботы о нем только досаждают ему.