Неточные совпадения
Замечу, что мою мать я, вплоть до прошлого года,
почти не знал вовсе; с детства меня отдали в люди, для комфорта Версилова, об чем, впрочем, после; а потому я никак не могу представить себе,
какое у нее могло быть в то время лицо.
Вот что он сказал мне; и если это действительно было так, то я принужден
почесть его вовсе не таким тогдашним глупым щенком,
каким он сам себя для того времени аттестует.
Версилов, выкупив мою мать у Макара Иванова, вскорости уехал и с тех пор,
как я уже и прописал выше, стал ее таскать за собою
почти повсюду, кроме тех случаев, когда отлучался подолгу; тогда оставлял большею частью на попечении тетушки, то есть Татьяны Павловны Прутковой, которая всегда откуда-то в таких случаях подвертывалась.
Я с самого детства привык воображать себе этого человека, этого «будущего отца моего»
почти в каком-то сиянии и не мог представить себе иначе,
как на первом месте везде.
Короче, со мной он обращался
как с самым зеленым подростком, чего я
почти не мог перенести, хотя и знал, что так будет.
Упоминаю теперь с любопытством, что мы с ним
почти никогда и не говорили о генеральше, то есть
как бы избегали говорить: избегал особенно я, а он в свою очередь избегал говорить о Версилове, и я прямо догадался, что он не будет мне отвечать, если я задам который-нибудь из щекотливых вопросов, меня так интересовавших.
— Андрей Петрович! Веришь ли, он тогда пристал ко всем нам,
как лист: что, дескать, едим, об чем мыслим? — то есть
почти так. Пугал и очищал: «Если ты религиозен, то
как же ты не идешь в монахи?»
Почти это и требовал. Mais quelle idee! [Но что за мысль! (франц.)] Если и правильно, то не слишком ли строго? Особенно меня любил Страшным судом пугать, меня из всех.
Я застал уже дело
почти в половине;
как вошел — протеснился к самому столу.
Но нерешимость быстро начинает тяготить вас, и вы как-то слепнете: протягиваете руку, берете карту, но машинально,
почти против воли,
как будто вашу руку направляет другой; наконец вы решились и ставите — тут уж ощущение совсем иное, огромное.
Я действительно был в некотором беспокойстве. Конечно, я не привык к обществу, даже к
какому бы ни было. В гимназии я с товарищами был на ты, но ни с кем
почти не был товарищем, я сделал себе угол и жил в углу. Но не это смущало меня. На всякий случай я дал себе слово не входить в споры и говорить только самое необходимое, так чтоб никто не мог обо мне ничего заключить; главное — не спорить.
Пыль — это те же камни, если смотреть в микроскоп, а щетка,
как ни тверда, все та же
почти шерсть.
В дом, в котором была открыта подписка, сыпались деньги со всего Парижа
как из мешка; но и дома наконец недостало: публика толпилась на улице — всех званий, состояний, возрастов; буржуа, дворяне, дети их, графини, маркизы, публичные женщины — все сбилось в одну яростную, полусумасшедшую массу укушенных бешеной собакой; чины, предрассудки породы и гордости, даже
честь и доброе имя — все стопталось в одной грязи; всем жертвовали (даже женщины), чтобы добыть несколько акций.
— Кушать давно готово, — прибавила она,
почти сконфузившись, — суп только бы не простыл, а котлетки я сейчас велю… — Она было стала поспешно вставать, чтоб идти на кухню, и в первый раз, может быть, в целый месяц мне вдруг стало стыдно, что она слишком уж проворно вскакивает для моих услуг, тогда
как до сих пор сам же я того требовал.
— Ах, Господи,
какое с его стороны великодушие! — крикнула Татьяна Павловна. — Голубчик Соня, да неужели ты все продолжаешь говорить ему вы? Да кто он такой, чтоб ему такие
почести, да еще от родной своей матери! Посмотри, ведь ты вся законфузилась перед ним, срам!
Вы удивительно успели постареть и подурнеть в эти девять лет, уж простите эту откровенность; впрочем, вам и тогда было уже лет тридцать семь, но я на вас даже загляделся:
какие у вас были удивительные волосы,
почти совсем черные, с глянцевитым блеском, без малейшей сединки; усы и бакены ювелирской отделки — иначе не умею выразиться; лицо матово-бледное, не такое болезненно бледное,
как теперь, а вот
как теперь у дочери вашей, Анны Андреевны, которую я имел
честь давеча видеть; горящие и темные глаза и сверкающие зубы, особенно когда вы смеялись.
— По мере
как я читал, вы улыбались, но я и до половины не дошел,
как вы остановили меня, позвонили и вошедшему слуге приказали попросить Татьяну Павловну, которая немедленно прибежала с таким веселым видом, что я, видя ее накануне,
почти теперь не узнал.
В этом плане, несмотря на страстную решимость немедленно приступить к выполнению, я уже чувствовал, было чрезвычайно много нетвердого и неопределенного в самых важных пунктах; вот почему
почти всю ночь я был
как в полусне, точно бредил, видел ужасно много снов и
почти ни разу не заснул
как следует.
У Васина, на Фонтанке у Семеновского моста, очутился я
почти ровно в двенадцать часов, но его не застал дома. Занятия свои он имел на Васильевском, домой же являлся в строго определенные часы, между прочим
почти всегда в двенадцатом. Так
как, кроме того, был какой-то праздник, то я и предполагал, что застану его наверно; не застав, расположился ждать, несмотря на то что являлся к нему в первый раз.
Вот ваши деньги! —
почти взвизгнула она,
как давеча, и бросила пачку кредиток на стол, — я вас в адресном столе должна была разыскивать, а то бы раньше принесла.
Почти ровно через два часа я вскочил спросонья
как полоумный и сел на моем диване.
И вот прямо скажу: понять не могу до сих пор,
каким это образом тогда Оля, такая недоверчивая, с первого
почти слова начала его слушать?
Он не договорил и очень неприятно поморщился. Часу в седьмом он опять уехал; он все хлопотал. Я остался наконец один-одинехонек. Уже рассвело. Голова у меня слегка кружилась. Мне мерещился Версилов: рассказ этой дамы выдвигал его совсем в другом свете. Чтоб удобнее обдумать, я прилег на постель Васина так,
как был, одетый и в сапогах, на минутку, совсем без намерения спать — и вдруг заснул, даже не помню,
как и случилось. Я проспал
почти четыре часа; никто-то не разбудил меня.
— А я все ждала, что поумнеешь. Я выглядела вас всего с самого начала, Аркадий Макарович, и
как выглядела, то и стала так думать: «Ведь он придет же, ведь уж наверно кончит тем, что придет», — ну, и положила вам лучше эту
честь самому предоставить, чтоб вы первый-то сделали шаг: «Нет, думаю, походи-ка теперь за мной!»
Но хоть я и ждал его все эти три дня и представлял себе
почти беспрерывно,
как он войдет, а все-таки никак не мог вообразить наперед, хоть и воображал из всех сил, о чем мы с ним вдруг заговорим после всего, что произошло.
Но уж и досталось же ему от меня за это! Я стал страшным деспотом. Само собою, об этой сцене потом у нас и помину не было. Напротив, мы встретились с ним на третий же день
как ни в чем не бывало — мало того: я был
почти груб в этот второй вечер, а он тоже
как будто сух. Случилось это опять у меня; я почему-то все еще не пошел к нему сам, несмотря на желание увидеть мать.
Трогало меня иногда очень, что он, входя по вечерам,
почти каждый раз
как будто робел, отворяя дверь, и в первую минуту всегда с странным беспокойством заглядывал мне в глаза: «не помешаю ли, дескать? скажи — я уйду».
Никак не запомню, по
какому поводу был у нас этот памятный для меня разговор; но он даже раздражился, чего с ним
почти никогда не случалось. Говорил страстно и без насмешки,
как бы и не мне говорил. Но я опять-таки не поверил ему: не мог же он с таким,
как я, говорить о таких вещах серьезно?
— Я не знаю, в
каком смысле вы сказали про масонство, — ответил он, — впрочем, если даже русский князь отрекается от такой идеи, то, разумеется, еще не наступило ей время. Идея
чести и просвещения,
как завет всякого, кто хочет присоединиться к сословию, незамкнутому и обновляемому беспрерывно, — конечно утопия, но почему же невозможная? Если живет эта мысль хотя лишь в немногих головах, то она еще не погибла, а светит,
как огненная точка в глубокой тьме.
В свет она, в последний год,
почти прекратила ездить, хотя Фанариотова и не скупилась на издержки для своей внучки, которую,
как я слышал, очень любила.
Я знал в Москве одну даму, отдаленно, я смотрел из угла: она была
почти так же прекрасна собою,
как вы, но она не умела так же смеяться, и лицо ее, такое же привлекательное,
как у вас, — теряло привлекательность; у вас же ужасно привлекает… именно этою способностью…
Я поднял голову: ни насмешки, ни гнева в ее лице, а была лишь ее светлая, веселая улыбка и какая-то усиленная шаловливость в выражении лица, — ее всегдашнее выражение, впрочем, — шаловливость
почти детская. «Вот видишь, я тебя поймала всего; ну, что ты теперь скажешь?» —
как бы говорило все ее лицо.
Я до сих пор не понимаю, что у него тогда была за мысль, но очевидно, он в ту минуту был в какой-то чрезвычайной тревоге (вследствие одного известия,
как сообразил я после). Но это слово «он тебе все лжет» было так неожиданно и так серьезно сказано и с таким странным, вовсе не шутливым выражением, что я весь как-то нервно вздрогнул,
почти испугался и дико поглядел на него; но Версилов поспешил рассмеяться.
К тому же сознание, что у меня, во мне,
как бы я ни казался смешон и унижен, лежит то сокровище силы, которое заставит их всех когда-нибудь изменить обо мне мнение, это сознание — уже с самых
почти детских униженных лет моих — составляло тогда единственный источник жизни моей, мой свет и мое достоинство, мое оружие и мое утешение, иначе я бы, может быть, убил себя еще ребенком.
Что я „
честь семейства“, что ли, должен спасти?» Отмечаю все эти подлости, чтоб показать, до
какой степени я еще не укреплен был в разумении зла и добра.
К князю я решил пойти вечером, чтобы обо всем переговорить на полной свободе, а до вечера оставался дома. Но в сумерки получил по городской
почте опять записку от Стебелькова, в три строки, с настоятельною и «убедительнейшею» просьбою посетить его завтра утром часов в одиннадцать для «самоважнейших дел, и сами увидите, что за делом». Обдумав, я решил поступить судя по обстоятельствам, так
как до завтра было еще далеко.
— Послушайте, вы так насмешливо говорите… Я
почти не могу поверить. Да и
как она могла предложить? что она сказала?
Я должен отдать ему справедливость:
как скоро падала и разбивалась его мнительность, то он уже отдавался окончательно; в нем сказывались черты
почти младенческой ласковости, доверчивости и любви.
Любопытно то, за кого эти светские франты
почитают друг друга и на
каких это основаниях могут они уважать друг друга; ведь этот князь мог же предположить, что Анна Андреевна уже знает о связи его с Лизой, в сущности с ее сестрой, а если не знает, то когда-нибудь уж наверно узнает; и вот он «не сомневался в ее решении»!
Он вынул платок,
как бы опять собираясь заплакать. Он был сильно потрясен и, кажется, в одном из самых своих дурных «состояний», в
каких я мог его запомнить за все время нашего знакомства. Обыкновенно и даже
почти всегда он бывал несравненно свежее и бодрее.
У всякого человека, кто бы он ни был, наверно, сохраняется какое-нибудь воспоминание о чем-нибудь таком, с ним случившемся, на что он смотрит или наклонен смотреть,
как на нечто фантастическое, необычайное, выходящее из ряда,
почти чудесное, будет ли то — сон, встреча, гадание, предчувствие или что-нибудь в этом роде.
Горячий стакан явился, я выхлебнул его с жадностью, и он оживил меня тотчас же; я опять залепетал; я полулежал в углу на диване и все говорил, — я захлебывался говоря, — но что именно и
как я рассказывал, опять-таки совсем
почти не помню; мгновениями и даже целыми промежутками совсем забыл.
Я еще помню чуть-чуть,
как довезли меня и ввели к маме, но там я
почти тотчас же впал в совершенное уже беспамятство.
У меня хоть и ни малейшей мысли не было его встретить, но я в тот же миг угадал, кто он такой, только все еще сообразить не мог,
каким это образом он просидел эти все дни,
почти рядом со мной, так тихо, что я до сих пор ничего не расслышал.
Чаще всего в смехе людей обнаруживается нечто пошлое, нечто
как бы унижающее смеющегося, хотя сам смеющийся
почти всегда ничего не знает о впечатлении, которое производит.
— А что же вы, мама, мне про нашего дорогого гостя ничего не сказали? — спросил я вдруг, сам
почти не ожидая, что так скажу. Все беспокойство разом исчезло с лица ее, и на нем вспыхнула
как бы радость, но она мне ничего не ответила, кроме одного только слова...
В бедной Лизе, с самого ареста князя, явилась какая-то заносчивая гордость, какое-то недоступное высокомерие,
почти нестерпимое; но всякий в доме понял истину и то,
как она страдала, а если дулся и хмурился вначале я на ее манеру с нами, то единственно по моей мелочной раздражительности, в десять раз усиленной болезнию, — вот
как я думаю об этом теперь.
Итак, что до чувств и отношений моих к Лизе, то все, что было наружу, была лишь напускная, ревнивая ложь с обеих сторон, но никогда мы оба не любили друг друга сильнее,
как в это время. Прибавлю еще, что к Макару Ивановичу, с самого появления его у нас, Лиза, после первого удивления и любопытства, стала почему-то относиться
почти пренебрежительно, даже высокомерно. Она
как бы нарочно не обращала на него ни малейшего внимания.
Но увы! с первых шагов на практике, и
почти еще до шагов, я догадался, до
какой степени трудно и невозможно удерживать себя в подобных предрешениях: на другой же день после первого знакомства моего с Макаром Ивановичем я был страшно взволнован одним неожиданным обстоятельством.
Но он простоял недолго, не успел и проговорить,
как вдруг костыль его, на который он упирался всею тяжестью тела, как-то скользнул по ковру, и так
как «ноженьки»
почти совсем не держали его, то и грохнулся он со всей высоты на пол.
И вдруг Макар Иванович, все еще бледный, с трясущимся телом и
как бы еще не опомнившись, повернулся к Лизе и
почти нежным, тихим голосом проговорил ей...