Неточные совпадения
Замечу тоже,
что, кажется,
ни на одном европейском языке не пишется так трудно, как
на русском.
Никогда
ни о
чем не просил; зато раз года в три непременно являлся домой
на побывку и останавливался прямо у матери, которая, всегда так приходилось, имела свою квартиру, особую от квартиры Версилова.
Я написал кому следует, через кого следует в Петербург, чтобы меня окончательно оставили в покое, денег
на содержание мое больше не присылали и, если возможно, чтоб забыли меня вовсе (то есть, разумеется, в случае, если меня сколько-нибудь помнили), и, наконец,
что в университет я «
ни за
что» не поступлю.
Я уже знал ее лицо по удивительному портрету, висевшему в кабинете князя; я изучал этот портрет весь этот месяц. При ней же я провел в кабинете минуты три и
ни на одну секунду не отрывал глаз от ее лица. Но если б я не знал портрета и после этих трех минут спросили меня: «Какая она?» — я бы ничего не ответил, потому
что все у меня заволоклось.
Она как-то вздернула лицо, скверно
на меня посмотрела и так нахально улыбнулась,
что я вдруг шагнул, подошел к князю и пробормотал, ужасно дрожа, не доканчивая
ни одного слова, кажется стуча зубами...
Но после похорон девицы молодой князь Сокольский, возвратившийся из Парижа в Эмс, дал Версилову пощечину публично в саду и тот не ответил вызовом; напротив,
на другой же день явился
на променаде как
ни в
чем не бывало.
Я вошел тут же
на Петербургской,
на Большом проспекте, в один мелкий трактир, с тем чтоб истратить копеек двадцать и не более двадцати пяти — более я бы тогда
ни за
что себе не позволил.
Ответ ясный: потому
что ни один из них, несмотря
на все их хотенье, все-таки не до такой степени хочет, чтобы, например, если уж никак нельзя иначе нажить, то стать даже и нищим; и не до такой степени упорен, чтобы, даже и став нищим, не растратить первых же полученных копеек
на лишний кусок себе или своему семейству.
Мало того, еще в Москве, может быть с самого первого дня «идеи», порешил,
что ни закладчиком,
ни процентщиком тоже не буду:
на это есть жиды да те из русских, у кого
ни ума,
ни характера.
Это всегда только те говорят, которые никогда никакого опыта
ни в
чем не делали, никакой жизни не начинали и прозябали
на готовом.
Оставшись, мы тотчас поссорились: я высказал все,
что у меня за все время
на него накипело; высказал ему,
что он лишь жалкая бездарность и ординарность и
что в нем никогда не было
ни малейшего признака идеи.
— Я, конечно, не нахожу унизительного, но мы вовсе не в таком соглашении, а, напротив, даже в разногласии, потому
что я
на днях, завтра, оставляю ходить к князю, не видя там
ни малейшей службы…
Безо всякого сомнения, нам вешаться друг другу
на шею совсем
ни к
чему, но можно расстаться, так сказать, взаимно уважая друг друга, не правда ли, а?
Скажу кстати, в скобках,
что почему-то подозреваю,
что она никогда не верила в мою гуманность, а потому всегда трепетала; но, трепеща, в то же время не поддалась
ни на какую культуру.
— А
что именно, я и до сих пор не знаю. Но что-то другое, и, знаешь, даже весьма порядочное; заключаю потому,
что мне под конец стало втрое при нем совестнее. Он
на другой же день согласился
на вояж, без всяких слов, разумеется не забыв
ни одной из предложенных мною наград.
Мне сто раз, среди этого тумана, задавалась странная, но навязчивая греза: «А
что, как разлетится этот туман и уйдет кверху, не уйдет ли с ним вместе и весь этот гнилой, склизлый город, подымется с туманом и исчезнет как дым, и останется прежнее финское болото, а посреди его, пожалуй, для красы, бронзовый всадник
на жарко дышащем, загнанном коне?» Одним словом, не могу выразить моих впечатлений, потому
что все это фантазия, наконец, поэзия, а стало быть, вздор; тем не менее мне часто задавался и задается один уж совершенно бессмысленный вопрос: «Вот они все кидаются и мечутся, а почем знать, может быть, все это чей-нибудь сон, и
ни одного-то человека здесь нет настоящего, истинного,
ни одного поступка действительного?
Сколько я раз
на этот гвоздь у вас в стене присматривалась,
что от зеркала у вас остался, — невдомек мне, совсем невдомек,
ни вчера,
ни прежде, и не думала я этого не гадала вовсе, и от Оли не ожидала совсем.
И хоть вы, конечно, может быть, и не пошли бы
на мой вызов, потому
что я всего лишь гимназист и несовершеннолетний подросток, однако я все бы сделал вызов, как бы вы там
ни приняли и
что бы вы там
ни сделали… и, признаюсь, даже и теперь тех же целей.
Надо завести новую, а карманы пусты, и, кроме того, надо припасти денег сегодня же
на вечер, и это во
что бы
ни стало, — иначе я «несчастен и погиб»; это — собственные мои тогдашние изречения.
Я знал, серьезно знал, все эти три дня,
что Версилов придет сам, первый, — точь-в-точь как я хотел того, потому
что ни за
что на свете не пошел бы к нему первый, и не по строптивости, а именно по любви к нему, по какой-то ревности любви, — не умею я этого выразить.
Но уж и досталось же ему от меня за это! Я стал страшным деспотом. Само собою, об этой сцене потом у нас и помину не было. Напротив, мы встретились с ним
на третий же день как
ни в
чем не бывало — мало того: я был почти груб в этот второй вечер, а он тоже как будто сух. Случилось это опять у меня; я почему-то все еще не пошел к нему сам, несмотря
на желание увидеть мать.
Но видел же он это франтовство, это фанфаронство, этого Матвея (я даже раз хотел довезти его
на моих санях, но он не сел, и даже несколько раз это было,
что он не хотел садиться), ведь видел же,
что у меня деньги сыплются, — и
ни слова,
ни слова, даже не полюбопытствовал!
Я видел, с каким мучением и с каким потерянным взглядом обернулся было князь
на миг к Стебелькову; но Стебельков вынес взгляд как
ни в
чем не бывало и, нисколько не думая стушевываться, развязно сел
на диван и начал рукой ерошить свои волосы, вероятно в знак независимости.
Сколько я мог заключить, гость, несмотря
на любезность и кажущееся простодушие тона, был очень чопорен и, конечно, ценил себя настолько,
что визит свой мог считать за большую честь даже кому бы то
ни было.
—
На счастье? Мою руку?
Ни за
что не дам!
— Если б я зараньше сказал, то мы бы с тобой только рассорились и ты меня не с такой бы охотою пускал к себе по вечерам. И знай, мой милый,
что все эти спасительные заранее советы — все это есть только вторжение
на чужой счет в чужую совесть. Я достаточно вскакивал в совесть других и в конце концов вынес одни щелчки и насмешки.
На щелчки и насмешки, конечно, наплевать, но главное в том,
что этим маневром ничего и не достигнешь: никто тебя не послушается, как
ни вторгайся… и все тебя разлюбят.
Тут я рассказал ему весь мой визит до чрезвычайной подробности. Он все выслушал молча; о возможности сватовства князя к Анне Андреевне не промолвил
ни слова;
на восторженные похвалы мои Анне Андреевне промямлил опять,
что «она — милая».
Теперь мне понятно: он походил тогда
на человека, получившего дорогое, любопытное и долго ожидаемое письмо и которое тот положил перед собой и нарочно не распечатывает, напротив, долго вертит в руках, осматривает конверт, печать, идет распорядиться в другую комнату, отдаляет, одним словом, интереснейшую минуту, зная,
что она
ни за
что не уйдет от него, и все это для большей полноты наслаждения.
Я заметил,
что на этих вечерах он хоть и входил иногда со мной вместе рядом, но от меня как-то, в течение вечера, отдалялся и
ни с кем «из своих» меня не знакомил.
Замечу,
что во все эти два часа zero
ни разу не выходило, так
что под конец никто уже
на zero и не ставил.
«То,
что она не дворянка, поверьте, не смущало меня
ни минуты, — сказал он мне, — мой дед женат был
на дворовой девушке, певице
на собственном крепостном театре одного соседа-помещика.
— Явная нелепость! Ведь если они донесут
на вас, то себя предадут! Они
ни за
что не донесут.
— Успокойтесь же, — встал я, захватывая шляпу, — лягте спать, это — первое. А князь Николай Иванович
ни за
что не откажет, особенно теперь
на радостях. Вы знаете тамошнюю-то историю? Неужто нет? Я слышал дикую вещь,
что он женится; это — секрет, но не от вас, разумеется.
Эта мысль
на мгновение овладела всеми моими чувствами, но я мигом и с болью прогнал ее: «Положить голову
на рельсы и умереть, а завтра скажут: это оттого он сделал,
что украл, сделал от стыда, — нет,
ни за
что!» И вот в это мгновение, помню, я ощутил вдруг один миг страшной злобы.
У всякого человека, кто бы он
ни был, наверно, сохраняется какое-нибудь воспоминание о чем-нибудь таком, с ним случившемся,
на что он смотрит или наклонен смотреть, как
на нечто фантастическое, необычайное, выходящее из ряда, почти чудесное, будет ли то — сон, встреча, гадание, предчувствие или что-нибудь в этом роде.
Может быть, она вообразила,
что ей велено развлекать меня: по крайней мере она не отходила от меня
ни на миг.
И книг, друг мой, у него столько,
что я и не видывал еще столько
ни у кого, — сам говорил мне,
что на восемь тысяч рублей.
Итак,
что до чувств и отношений моих к Лизе, то все,
что было наружу, была лишь напускная, ревнивая ложь с обеих сторон, но никогда мы оба не любили друг друга сильнее, как в это время. Прибавлю еще,
что к Макару Ивановичу, с самого появления его у нас, Лиза, после первого удивления и любопытства, стала почему-то относиться почти пренебрежительно, даже высокомерно. Она как бы нарочно не обращала
на него
ни малейшего внимания.
Дело в высшей степени пустое; я упоминал уже о том,
что злобная чухонка иногда, озлясь, молчала даже по неделям, не отвечая
ни слова своей барыне
на ее вопросы; упоминал тоже и о слабости к ней Татьяны Павловны, все от нее переносившей и
ни за
что не хотевшей прогнать ее раз навсегда.
Дело в том,
что в словах бедного старика не прозвучало
ни малейшей жалобы или укора; напротив, прямо видно было,
что он решительно не заметил, с самого начала, ничего злобного в словах Лизы, а окрик ее
на себя принял как за нечто должное, то есть
что так и следовало его «распечь» за вину его.
Все закричали, зарадовались, а солдат, как стоял, так
ни с места, точно в столб обратился, не понимает ничего; не понял ничего и из того,
что председатель сказал ему в увещание, отпуская
на волю.
Хвалит пустыню с восторгом, но
ни в пустыню,
ни в монастырь
ни за
что не пойдет, потому
что в высшей степени «бродяга», как мило назвал его Александр Семенович,
на которого ты напрасно, мимоходом сказать, сердишься.
И надо так сказать,
что уже все ходило по его знаку, и само начальство
ни в
чем не препятствовало, и архимандрит за ревность благодарил: много
на монастырь жертвовал и, когда стих находил, очень о душе своей воздыхал и о будущем веке озабочен был немало.
А Максим-то Иванович все пуще удивляется: „
Ни он такой,
ни он этакой; я его из грязи взял, в драдедам одел;
на нем полсапожки матерчатые, рубашка с вышивкой, как генеральского сына держу,
чего ж он ко мне не привержен?
Так или этак, а весьма может быть,
что и Анна Андреевна, даже и при таком приступе, не смутилась
ни на минуту, а отлично сумела сдержать себя и выслушать шантажника, говорившего своим слогом — и все из «широкости».
— Андрей Петрович, — прервала она с горькой усмешкой, — Андрей Петрович
на мой прямой вопрос ответил мне тогда честным словом,
что никогда не имел
ни малейших намерений
на Катерину Николаевну,
чему я вполне и поверила, делая шаг мой; а между тем оказалось,
что он спокоен лишь до первого известия о каком-нибудь господине Бьоринге.
— За
что же? Ну, спасибо. Послушайте, выпьемте еще бокал. Впрочем,
что ж я? вы лучше не пейте. Это он вам правду сказал,
что вам нельзя больше пить, — мигнул он мне вдруг значительно, — а я все-таки выпью. Мне уж теперь ничего, а я, верите ли,
ни в
чем себя удержать не могу. Вот скажите мне,
что мне уж больше не обедать по ресторанам, и я
на все готов, чтобы только обедать. О, мы искренно хотим быть честными, уверяю вас, но только мы все откладываем.
Разумеется, я видел тоже,
что он ловит меня, как мальчишку (наверное — видел тогда же); но мысль о браке с нею до того пронзила меня всего,
что я хоть и удивлялся
на Ламберта, как это он может верить в такую фантазию, но в то же время сам стремительно в нее уверовал,
ни на миг не утрачивая, однако, сознания,
что это, конечно,
ни за
что не может осуществиться.
Все эти последние бессвязные фразы я пролепетал уже
на улице. О, я все это припоминаю до мелочи, чтоб читатель видел,
что, при всех восторгах и при всех клятвах и обещаниях возродиться к лучшему и искать благообразия, я мог тогда так легко упасть и в такую грязь! И клянусь, если б я не уверен был вполне и совершенно,
что теперь я уже совсем не тот и
что уже выработал себе характер практическою жизнью, то я бы
ни за
что не признался во всем этом читателю.
—
Ни за
что к тебе не пойду! — твердо и связно проговорил я, насмешливо смотря
на него и отстраняя его рукой.