Неточные совпадения
Я вполне готов верить, как уверял он меня прошлого года сам, с краской в лице, несмотря на то, что рассказывал про все это с самым непринужденным
и «остроумным» видом, что романа никакого не было
вовсе и что все вышло так.
Да, действительно, я еще не смыслю, хотя сознаюсь в этом
вовсе не из гордости, потому что знаю, до какой степени глупа в двадцатилетнем верзиле такая неопытность; только я скажу этому господину, что он сам не смыслит,
и докажу ему это.
По крайней мере с тем видом светской брезгливости, которую он неоднократно себе позволял со мною, он, я помню, однажды промямлил как-то странно: что мать моя была одна такая особа из незащищенных, которую не то что полюбишь, — напротив,
вовсе нет, — а как-то вдруг почему-то пожалеешь, за кротость, что ли, впрочем, за что? — это всегда никому не известно, но пожалеешь надолго; пожалеешь
и привяжешься…
Вот что он сказал мне;
и если это действительно было так, то я принужден почесть его
вовсе не таким тогдашним глупым щенком, каким он сам себя для того времени аттестует.
Но тут уже я вступлюсь
и заранее объявляю, что
вовсе себе не противоречу.
Да
и сверх того, им было
вовсе не до русской литературы; напротив, по его же словам (он как-то раз расходился), они прятались по углам, поджидали друг друга на лестницах, отскакивали как мячики, с красными лицами, если кто проходил,
и «тиран помещик» трепетал последней поломойки, несмотря на все свое крепостное право.
Вопросов я наставил много, но есть один самый важный, который, замечу, я не осмелился прямо задать моей матери, несмотря на то что так близко сошелся с нею прошлого года
и, сверх того, как грубый
и неблагодарный щенок, считающий, что перед ним виноваты, не церемонился с нею
вовсе.
Что на гибель — это-то
и мать моя, надеюсь, понимала всю жизнь; только разве когда шла, то не думала о гибели
вовсе; но так всегда у этих «беззащитных»:
и знают, что гибель, а лезут.
Я написал кому следует, через кого следует в Петербург, чтобы меня окончательно оставили в покое, денег на содержание мое больше не присылали
и, если возможно, чтоб забыли меня
вовсе (то есть, разумеется, в случае, если меня сколько-нибудь помнили),
и, наконец, что в университет я «ни за что» не поступлю.
Этот вызов человека, сухого
и гордого, ко мне высокомерного
и небрежного
и который до сих пор, родив меня
и бросив в люди, не только не знал меня
вовсе, но даже в этом никогда не раскаивался (кто знает, может быть, о самом существовании моем имел понятие смутное
и неточное, так как оказалось потом, что
и деньги не он платил за содержание мое в Москве, а другие), вызов этого человека, говорю я, так вдруг обо мне вспомнившего
и удостоившего собственноручным письмом, — этот вызов, прельстив меня, решил мою участь.
Я решился ехать еще
и потому, что это
вовсе не мешало моей главной мечте.
Я почти забыл о ней
вовсе и уж никак не ожидал, что она с таким значением.
Версилов уверял серьезно (
и заметно горячо), что помешательства с ним
вовсе не было, а был лишь какой-то нервный припадок.
Впрочем,
вовсе не по поводу князя это пишу,
и даже не по поводу тогдашнего разговора.
—
Вовсе не толпа. Приходят только знакомые,
и уж все свои, будь покоен.
— Нет, просто Долгорукий, сын бывшего крепостного Макара Долгорукого
и незаконный сын моего бывшего барина господина Версилова. Не беспокойтесь, господа: я
вовсе не для того, чтобы вы сейчас же бросились ко мне за это на шею
и чтобы мы все завыли как телята от умиления!
Войдя, Крафт был в чрезвычайной задумчивости, как бы забыв обо мне
вовсе; он, может быть,
и не заметил, что я с ним не разговаривал дорогой.
— Неужели, чтоб доехать до Вильно, револьвер нужен? — спросил я
вовсе без малейшей задней мысли:
и мысли даже не было! Так спросил, потому что мелькнул револьвер, а я тяготился, о чем говорить.
Да я даже, может быть,
вовсе и не любил его!
Говоря это, я
вовсе не думаю равнять себя с Колумбом,
и если кто выведет это, тому будет стыдно
и больше ничего.
Будь только у меня могущество, рассуждал я, мне
и не понадобится оно
вовсе; уверяю, что сам, по своей воле, займу везде последнее место.
Любил я тоже, что в лице ее
вовсе не было ничего такого грустного или ущемленного; напротив, выражение его было бы даже веселое, если б она не тревожилась так часто, совсем иногда попусту, пугаясь
и схватываясь с места иногда совсем из-за ничего или вслушиваясь испуганно в чей-нибудь новый разговор, пока не уверялась, что все по-прежнему хорошо.
— А при матери низко об этом замечать, с твоей стороны, — так
и вспыхнула Татьяна Павловна, —
и врешь ты,
вовсе не пренебрегли.
Я только о том негодую, что Версилов, услышав, что ты про Васина выговариваешь их, а не его, наверно, не поправил бы тебя
вовсе — до того он высокомерен
и равнодушен с нами.
Даже то, что Татьяна Павловна так злобно меня обругала, — мне было только смешно
и забавно, а
вовсе не злобило меня.
Я припоминаю слово в слово рассказ его; он стал говорить с большой даже охотой
и с видимым удовольствием. Мне слишком ясно было, что он пришел ко мне
вовсе не для болтовни
и совсем не для того, чтоб успокоить мать, а наверно имея другие цели.
Я знал возражения
и тотчас же объяснил ему, что это
вовсе не так глупо, как он полагает.
Уже раза два раздался его громкий хохот
и, наверно, совсем неуместно, потому что рядом с его голосом, а иногда
и побеждая его голос, раздавались голоса обеих женщин,
вовсе не выражавшие веселости,
и преимущественно молодой женщины, той, которая давеча визжала: она говорила много, нервно, быстро, очевидно что-то обличая
и жалуясь, ища суда
и судьи.
Я
вовсе не читателю задаю этот вопрос, я только представляю себе эту тогдашнюю минуту,
и совершенно не в силах даже
и теперь объяснить, каким образом случилось, что я вдруг бросился за занавеску
и очутился в спальне Татьяны Павловны.
— Эх, ce petit espion. Во-первых,
вовсе и не espion, потому что это я, я его настояла к князю поместить, а то он в Москве помешался бы или помер с голоду, — вот как его аттестовали оттуда;
и главное, этот грубый мальчишка даже совсем дурачок, где ему быть шпионом?
Сколько я раз на этот гвоздь у вас в стене присматривалась, что от зеркала у вас остался, — невдомек мне, совсем невдомек, ни вчера, ни прежде,
и не думала я этого не гадала
вовсе,
и от Оли не ожидала совсем.
Как, неужели все? Да мне
вовсе не о том было нужно; я ждал другого, главного, хотя совершенно понимал, что
и нельзя было иначе. Я со свечой стал провожать его на лестницу; подскочил было хозяин, но я, потихоньку от Версилова, схватил его изо всей силы за руку
и свирепо оттолкнул. Он поглядел было с изумлением, но мигом стушевался.
— Милый мой, — сказал он мне вдруг, несколько изменяя тон, даже с чувством
и с какою-то особенною настойчивостью, — милый мой, я
вовсе не хочу прельстить тебя какою-нибудь буржуазною добродетелью взамен твоих идеалов, не твержу тебе, что «счастье лучше богатырства»; напротив, богатырство выше всякого счастья,
и одна уж способность к нему составляет счастье.
Я извинял еще
и тем, что князь был немного ограничен, а потому любил в слове точность, а иных острот даже
вовсе не понимал.
— Пожалуйста, без театральных жестов — сделайте одолжение. Я знаю, что то, что я делаю, — подло, что я — мот, игрок, может быть, вор… да, вор, потому что я проигрываю деньги семейства, но я
вовсе не хочу надо мной судей. Не хочу
и не допускаю. Я — сам себе суд.
И к чему двусмысленности? Если он мне хотел высказать, то
и говори прямо, а не пророчь сумбур туманный. Но, чтоб сказать это мне, надо право иметь, надо самому быть честным…
То-то
и есть, что он давеча удивил меня не столько приходом своим к князю (так как он
и обещал ему быть), сколько тем, что он хоть
и подмигивал мне по своей глупой привычке, но
вовсе не на ту тему, на которую я ожидал.
— Слушайте, вы… негодный вы человек! — сказал я решительно. — Если я здесь сижу
и слушаю
и допускаю говорить о таких лицах…
и даже сам отвечаю, то
вовсе не потому, что допускаю вам это право. Я просто вижу какую-то подлость…
И, во-первых, какие надежды может иметь князь на Катерину Николаевну?
Давеча князь крикнул ему вслед, что не боится его
вовсе: уж
и в самом деле не говорил ли Стебельков ему в кабинете об Анне Андреевне; воображаю, как бы я был взбешен на его месте.
«Но что ж из того, — думал я, — ведь не для этого одного она меня у себя принимает»; одним словом, я даже был рад, что мог быть ей полезным
и…
и когда я сидел с ней, мне всегда казалось про себя, что это сестра моя сидит подле меня, хоть, однако, про наше родство мы еще ни разу с ней не говорили, ни словом, ни даже намеком, как будто его
и не было
вовсе.
Я слишком знаю, что князь, с своей стороны, никакой цены не может придавать такому обещанию, да
и не намерен он
вовсе, — прибавил я, спохватившись.
— Я… я
и не видал ее
вовсе.
— Я теперь от Анны Андреевны, а у князя Николая Ивановича
вовсе не был…
и вы это знали, — вдруг прибавил я.
Я угадал случайно. Фраза эта действительно, как оказалось потом, высказана была Татьяной Павловной Версилову накануне в горячем разговоре. Да
и вообще, повторяю, я с моими радостями
и экспансивностями налетел на них всех
вовсе не вовремя: у каждого из них было свое,
и очень тяжелое.
Я до сих пор не понимаю, что у него тогда была за мысль, но очевидно, он в ту минуту был в какой-то чрезвычайной тревоге (вследствие одного известия, как сообразил я после). Но это слово «он тебе все лжет» было так неожиданно
и так серьезно сказано
и с таким странным,
вовсе не шутливым выражением, что я весь как-то нервно вздрогнул, почти испугался
и дико поглядел на него; но Версилов поспешил рассмеяться.
И вот, помню, мне вдруг это все надоело,
и я вдруг догадался, что я
вовсе не по доброте души ухаживал за больной, а так, по чему-то, по чему-то совсем другому.
И опять-таки этот выигрыш: взять уж то, что я
вовсе не любил деньги.
То есть я не стану повторять гнусной казенщины, обыкновенной в этих объяснениях, что я играл, дескать, для игры, для ощущений, для наслаждений риска, азарта
и проч., а
вовсе не для барыша.
Лиза, дети, работа, о, как мы мечтали обо всем этом с нею, здесь мечтали, вот тут, в этих комнатах,
и что же? я в то же время думал об Ахмаковой, не любя этой особы
вовсе,
и о возможности светского, богатого брака!
Я не только подавал ему одеваться, но я сам схватывал щетку
и начинал счищать с него последние пылинки,
вовсе уже без его просьбы или приказания, сам гнался иногда за ним со щеткой, в пылу лакейского усердия, чтоб смахнуть какую-нибудь последнюю соринку с его фрака, так что он сам уже останавливал меня иногда: «Довольно, довольно, Аркадий, довольно».
У Зерщикова я крикнул на всю залу, в совершенном исступлении: «Донесу на всех, рулетка запрещена полицией!»
И вот клянусь, что
и тут было нечто как бы подобное: меня унизили, обыскали, огласили вором, убили — «ну так знайте же все, что вы угадали, я — не только вор, но я —
и доносчик!» Припоминая теперь, я именно так подвожу
и объясняю; тогда же было
вовсе не до анализа; крикнул я тогда без намерения, даже за секунду не знал, что так крикну: само крикнулось — уж черта такая в душе была.