Неточные совпадения
Настасья Филипповна не могла не слышать вопроса и ответа, но веселость ее оттого как будто еще увеличилась. Она тотчас же снова засыпала генерала вопросами, и через пять минут генерал
был в самом торжественном настроении и ораторствовал при громком
смехе присутствующих.
Настасья Филипповна
была тоже очень поражена и поступком Гани, и ответом князя. Обыкновенно бледное и задумчивое лицо ее, так всё время не гармонировавшее с давешним как бы напускным ее
смехом,
было очевидно взволновано теперь новым чувством; и, однако, все-таки ей как будто не хотелось его выказывать, и насмешка словно усиливалась остаться в лице ее.
В странных же, иногда очень резких и быстрых выходках Настасьи Филипповны, которая тоже взяла вина и объявила, что сегодня вечером
выпьет три бокала, в ее истерическом и беспредметном
смехе, перемежающемся вдруг с молчаливою и даже угрюмою задумчивостью, трудно
было и понять что-нибудь.
Все заметили, что после своего недавнего припадочного
смеха она вдруг стала даже угрюма, брюзглива и раздражительна; тем не менее упрямо и деспотично стояла на своей невозможной прихоти. Афанасий Иванович страдал ужасно. Бесил его и Иван Федорович: он сидел за шампанским как ни в чем не бывало и даже, может
быть, рассчитывал рассказать что-нибудь, в свою очередь.
Окна на улицу
были отворены, и из них слышался резкий, непрерывный говор, почти крик, точно кто-нибудь читал вслух или даже говорил речь; голос прерывался изредка
смехом нескольких звонких голосов.
— Верно знаю, — с убеждением подтвердил Рогожин. — Что, не такая, что ли? Это, брат, нечего и говорить, что не такая. Один это только вздор. С тобой она
будет не такая, и сама, пожалуй, этакому делу ужаснется, а со мной вот именно такая. Ведь уж так. Как на последнюю самую шваль на меня смотрит. С Келлером, вот с этим офицером, что боксом дрался, так наверно знаю — для одного
смеху надо мной сочинила… Да ты не знаешь еще, что она надо мной в Москве выделывала! А денег-то, денег сколько я перевел…
Рогожин покатился со
смеху. Он хохотал так, как будто
был в каком-то припадке. Даже странно
было смотреть на этот
смех после такого мрачного недавнего настроения.
Он опять засмеялся; но это
был уже
смех безумного. Лизавета Прокофьевна испуганно двинулась к нему и схватила его за руку. Он смотрел на нее пристально, с тем же
смехом, но который уже не продолжался, а как бы остановился и застыл на его лице.
Евгений Павлович даже отступил на шаг от удивления. Мгновение он удерживался от нестерпимого припадка
смеха; но, приглядевшись ближе, он заметил, что князь
был как бы не в себе, по крайней мере в каком-то особенном состоянии.
Князь выслушал, казалось, в удивлении, что к нему обратились, сообразил, хотя, может
быть, и не совсем понял, не ответил, но, видя, что она и все смеются, вдруг раздвинул рот и начал смеяться и сам.
Смех кругом усилился; офицер, должно
быть, человек смешливый, просто прыснул со
смеху. Аглая вдруг гневно прошептала про себя...
Он уловил себя, впрочем, на одной мысли, от которой покатился вдруг со
смеху; хотя смеяться
было и нечему, но ему всё хотелось смеяться.
До сих пор он в молчании слушал споривших и не ввязывался в разговор; часто от души смеялся вслед за всеобщими взрывами
смеха. Видно
было, что он ужасно рад тому, что так весело, так шумно; даже тому, что они так много
пьют. Может
быть, он и ни слова бы не сказал в целый вечер, но вдруг как-то вздумал заговорить. Заговорил же с чрезвычайною серьезностию, так что все вдруг обратились к нему с любопытством.
Лебедев, чуть не доведший некоторых из слушателей до настоящего негодования (надо заметить, что бутылки всё время не переставали откупориваться), неожиданным заключением своей речи насчет закусочки примирил с собой тотчас же всех противников. Сам он называл такое заключение «ловким, адвокатским оборотом дела». Веселый
смех поднялся опять, гости оживились; все встали из-за стола, чтобы расправить члены и пройтись по террасе. Только Келлер остался недоволен речью Лебедева и
был в чрезвычайном волнении.
Но Ипполит вовсе не плакал. Он двинулся
было с места, но четверо, его обступившие, вдруг разом схватили его за руки. Раздался
смех.
— Может
быть, это
была только шутка для веселого
смеха.
— Понимаю-с. Невинная ложь для веселого
смеха, хотя бы и грубая, не обижает сердца человеческого. Иной и лжет-то, если хотите, из одной только дружбы, чтобы доставить тем удовольствие собеседнику; но если просвечивает неуважение, если именно, может
быть, подобным неуважением хотят показать, что тяготятся связью, то человеку благородному остается лишь отвернуться и порвать связь, указав обидчику его настоящее место.
Он
было стал укорять себя за этот
смех; но тут же понял, что не в чем укорять, потому что ему бесконечно
было жаль генерала.
Но тут не утерпели обе сестры и прыснули со
смеху. Аделаида давно уже заметила в подергивающихся чертах лица Аглаи признаки быстрого и неудержимого
смеха, который она сдерживала покамест изо всей силы. Аглая грозно
было посмотрела на рассмеявшихся сестер, но и секунды сама не выдержала и залилась самым сумасшедшим, почти истерическим хохотом; наконец вскочила и выбежала из комнаты.
Смех усилился, у князя выступили на глазах слезы; он не верил себе и
был очарован.
Она
было уж совсем рассердилась, но вдруг рассмеялась, и на этот раз добрым
смехом. Просветлело лицо и Лизаветы Прокофьевны; просиял и Иван Федорович.
Неточные совпадения
Хлестаков (пишет).Ну, хорошо. Отнеси только наперед это письмо; пожалуй, вместе и подорожную возьми. Да зато, смотри, чтоб лошади хорошие
были! Ямщикам скажи, что я
буду давать по целковому; чтобы так, как фельдъегеря, катили и песни бы
пели!.. (Продолжает писать.)Воображаю, Тряпичкин умрет со
смеху…
— У нас забота
есть. // Такая ли заботушка, // Что из домов повыжила, // С работой раздружила нас, // Отбила от еды. // Ты дай нам слово крепкое // На нашу речь мужицкую // Без
смеху и без хитрости, // По правде и по разуму, // Как должно отвечать, // Тогда свою заботушку // Поведаем тебе…
Вести о «глуповском нелепом и
смеха достойном смятении» достигли наконец и до начальства. Велено
было «беспутную оную Клемантинку, сыскав, представить, а которые
есть у нее сообщники, то и тех, сыскав, представить же, а глуповцам крепко-накрепко наказать, дабы неповинных граждан в реке занапрасно не утапливали и с раската звериным обычаем не сбрасывали». Но известия о назначении нового градоначальника все еще не получалось.
Ни помощник градоначальника, ни неустрашимый штаб-офицер — никто ничего не знал об интригах Козыря, так что, когда приехал в Глупов подлинный градоначальник, Двоекуров, и началась разборка"оного нелепого и
смеха достойного глуповского смятения", то за Семеном Козырем не только не
было найдено ни малейшей вины, но, напротив того, оказалось, что это"подлинно достойнейший и благопоспешительнейший к подавлению революции гражданин".
Волнение
было подавлено сразу; в этой недавно столь грозно гудевшей толпе водворилась такая тишина, что можно
было расслышать, как жужжал комар, прилетевший из соседнего болота подивиться на «сие нелепое и
смеха достойное глуповское смятение».