— Я вас подлецом теперь уже никогда не буду считать, — сказал князь. — Давеча я вас уже совсем за злодея почитал, и вдруг вы меня так обрадовали, — вот и урок: не судить, не имея опыта. Теперь я вижу, что вас не только за злодея, но и за слишком испорченного
человека считать нельзя. Вы, по-моему, просто самый обыкновенный человек, какой только может быть, разве только что слабый очень и нисколько не оригинальный.
Неточные совпадения
Давешний господин с кулаками после приема в компанию «просителя»
счел себя даже обиженным и, будучи молчалив от природы, только рычал иногда, как медведь, и с глубоким презреньем смотрел на заискивания и заигрывания с ним «просителя», оказавшегося
человеком светским и политичным.
Говорю так потому, что
считаю вас за благородного
человека, господин Бурдовский.
— Ваше превосходительство, — неожиданно и восторженно подскочил к генералу господин Келлер, — если требуется удовлетворительный
человек на ночь, я готов жертвовать для друга… это такая душа! Я давно уже
считаю его великим, ваше превосходительство! Я, конечно, моим образованием манкировал, но если он критикует, то ведь это перлы, перлы сыплются, ваше превосходительство!..
У него даже мелькнула мысль: «Нельзя ли что-нибудь сделать из этого
человека чьим-нибудь хорошим влиянием?» Собственное свое влияние он
считал по некоторым причинам весьма негодным, — не из самоумаления, а по некоторому особому взгляду на вещи.
— Евгений Павлыч, — сказал он с странною горячностью, схватив его за руку, — будьте уверены, что я вас
считаю за самого благороднейшего и лучшего
человека, несмотря ни на что; будьте в этом уверены…
Половину вы вчера от меня уже услышали: я вас
считаю за самого честного и за самого правдивого
человека, всех честнее и правдивее, и если говорят про вас, что у вас ум… то есть, что вы больны иногда умом, то это несправедливо; я так решила и спорила, потому что хоть вы и в самом деле больны умом (вы, конечно, на это не рассердитесь, я с высшей точки говорю), то зато главный ум у вас лучше, чем у них у всех, такой даже, какой им и не снился, потому что есть два ума: главный и не главный.
— Князь! Многоуважаемый князь! Не только деньги, но за этого
человека я, так сказать, даже жизнью… нет, впрочем, преувеличивать не хочу, — не жизнью, но если, так сказать, лихорадку, нарыв какой-нибудь или даже кашель, — то, ей-богу, готов буду перенести, если только за очень большую нужду; ибо
считаю его за великого, но погибшего
человека! Вот-с; не только деньги-с!
— Я даже иногда думаю опять к вам переселиться, — небрежно прибавил Ипполит. — Так вы, однако, не
считаете их способными принять
человека с тем, чтоб он непременно и как можно скорее помер?
— Я никогда никакого слова не давала ему, никогда в жизни не
считала его моим женихом. Он мне такой же посторонний
человек, как и всякий.
— Ясное дело, что вы, так сказать, в упоении восторга, набросились на возможность заявить публично великодушную мысль, что вы, родовой князь и чистый
человек, не
считаете бесчестною женщину, опозоренную не по ее вине, а по вине отвратительного великосветского развратника.
Но его порода долговечна, у него не было ни одного седого волоса, ему никто не давал сорока лет, и он помнил, что Варенька говорила, что только в России люди в пятьдесят лет считают себя стариками, а что во Франции пятидесятилетний
человек считает себя dans la force de l’âge, [в расцвете лет,] a сорокалетний — un jeune homme. [молодым человеком.]
Вожеватов. А ты полагал, в настоящий? Хоть бы ты немножко подумал. А еще умным
человеком считаешь себя! Ну, зачем я тебя туда возьму, с какой стати? Клетку, что ли, сделать да показывать тебя?
— Нет, не камнем! — горячо возразила она. — Любовь налагает долг, буду твердить я, как жизнь налагает и другие долги: без них жизни нет. Вы стали бы сидеть с дряхлой, слепой матерью, водить ее, кормить — за что? Ведь это невесело — но честный
человек считает это долгом, и даже любит его!
Люди считали, что священно и важно не это весеннее утро, не эта красота мира Божия, данная для блага всех существ, — красота, располагающая к миру, согласию и любви, а священно и важно то, чтò они сами выдумали, чтобы властвовать друг над другом.
Неточные совпадения
Милон. Это его ко мне милость. В мои леты и в моем положении было бы непростительное высокомерие
считать все то заслуженным, чем молодого
человека ободряют достойные
люди.
Стародум(один). Он, конечно, пишет ко мне о том же, о чем в Москве сделал предложение. Я не знаю Милона; но когда дядя его мой истинный друг, когда вся публика
считает его честным и достойным
человеком… Если свободно ее сердце…
Дворянин, например,
считал бы за первое бесчестие не делать ничего, когда есть ему столько дела: есть
люди, которым помогать; есть отечество, которому служить.
Стародум. Ему многие смеются. Я это знаю. Быть так. Отец мой воспитал меня по-тогдашнему, а я не нашел и нужды себя перевоспитывать. Служил он Петру Великому. Тогда один
человек назывался ты, а не вы. Тогда не знали еще заражать
людей столько, чтоб всякий
считал себя за многих. Зато нонче многие не стоят одного. Отец мой у двора Петра Великого…
Одет в военного покроя сюртук, застегнутый на все пуговицы, и держит в правой руке сочиненный Бородавкиным"Устав о неуклонном сечении", но, по-видимому, не читает его, а как бы удивляется, что могут существовать на свете
люди, которые даже эту неуклонность
считают нужным обеспечивать какими-то уставами.