Неточные совпадения
— То, стало
быть,
вставать и уходить? — приподнялся князь, как-то даже весело рассмеявшись, несмотря на всю видимую затруднительность своих обстоятельств. — И вот, ей-богу же, генерал, хоть я ровно ничего не знаю практически ни в здешних обычаях, ни вообще как здесь люди живут, но так я и думал, что у нас непременно именно это и выйдет, как теперь вышло. Что ж, может
быть, оно так и надо… Да и тогда мне тоже на письмо не ответили… Ну, прощайте и извините, что обеспокоил.
— Ничему не могу научить, — смеялся и князь, — я все почти время за границей прожил в этой швейцарской деревне; редко выезжал куда-нибудь недалеко; чему же я вас научу? Сначала мне
было только нескучно; я стал скоро выздоравливать; потом мне каждый день становился дорог, и чем дальше, тем дороже, так что я стал это замечать. Ложился спать я очень довольный, а
вставал еще счастливее. А почему это все — довольно трудно рассказать.
Коля прошел в дверь совсем и подал князю записку. Она
была от генерала, сложена и запечатана. По лицу Коли видно
было, как
было ему тяжело передавать. Князь прочел,
встал и взял шляпу.
— Нас однажды компания собралась, ну, и подпили это, правда, и вдруг кто-то сделал предложение, чтобы каждый из нас, не
вставая из-за стола, рассказал что-нибудь про себя вслух, но такое, что сам он, по искренней совести, считает самым дурным из всех своих дурных поступков в продолжение всей своей жизни; но с тем, чтоб искренно, главное, чтоб
было искренно, не лгать!
— Это содом, содом! — повторял генерал, вскидывая плечами. Он тоже
встал с дивана; все опять
были на ногах. Настасья Филипповна
была как бы в исступлении.
Князь стал
вставать. Лебедев удивился и даже
был озадачен, что князь уже
встает.
Дошел, наконец, до того, что и не
вставало, так что и обедали, и ужинали, и чай
пили часов по пятнадцать в сутки лет тридцать сряду без малейшего перерыва, едва время
было скатерть переменить.
Но повторять о том, что говорят серьезно,
было нечего: генерал, как и все постоянно хмельные люди,
был очень чувствителен, и как все слишком упавшие хмельные люди, нелегко переносил воспоминания из счастливого прошлого. Он
встал и смиренно направился к дверям, так что Лизавете Прокофьевне сейчас же и жалко стало его.
— Лягу, так ведь и не
встану до самой смерти, — улыбнулся Ипполит, — я и вчера уже хотел
было так лечь, чтоб уж и не
вставать, до смерти, да решил отложить до послезавтра, пока еще ноги носят… чтобы вот с ними сегодня сюда прийти… только устал уж очень…
— Пойдемте, maman, долго ли еще
будет!.. — нетерпеливо и гневно произнесла Аглая,
вставая со стула.
Кое-кто из публики
встали со стульев и ушли, другие только пересели с одних мест на другие; третьи
были очень рады скандалу; четвертые сильно заговорили и заинтересовались.
Лебедев, чуть не доведший некоторых из слушателей до настоящего негодования (надо заметить, что бутылки всё время не переставали откупориваться), неожиданным заключением своей речи насчет закусочки примирил с собой тотчас же всех противников. Сам он называл такое заключение «ловким, адвокатским оборотом дела». Веселый смех поднялся опять, гости оживились; все
встали из-за стола, чтобы расправить члены и пройтись по террасе. Только Келлер остался недоволен речью Лебедева и
был в чрезвычайном волнении.
Ганя, еще до того времени, как
встали из-за стола, вдруг перестал
пить и отодвинул от себя бокал; что-то мрачное прошло по лицу его.
— Это
были вы! — повторил он наконец чуть не шепотом, но с чрезвычайным убеждением. — Вы приходили ко мне и сидели молча у меня на стуле, у окна, целый час; больше; в первом и во втором часу пополуночи; вы потом
встали и ушли в третьем часу… Это
были вы, вы! Зачем вы пугали меня, зачем вы приходили мучить меня, — не понимаю, но это
были вы!
На столе горел такой же железный ночник с сальною свечкой, как и в той комнате, а на кровати пищал крошечный ребенок, всего, может
быть, трехнедельный, судя по крику; его «переменяла», то
есть перепеленывала, больная и бледная женщина, кажется, молодая, в сильном неглиже и, может
быть, только что начинавшая
вставать после родов; но ребенок не унимался и кричал, в ожидании тощей груди.
Она уже не покраснела, а побледнела, выговаривая это, и вдруг
встала с места, точно забывшись, но тотчас же, опомнившись, села; губка ее долго еще продолжала вздрагивать. Молчание продолжалось с минуту. Князь
был ужасно поражен внезапностью выходки и не знал, чему приписать ее.
— И за всё прощаете? За всё кроме вазы? —
встал было князь вдруг с места, но старичок тотчас же опять притянул его за руку. Он не хотел упускать его.
Лизавета Прокофьевна решила про себя окончательно, что жених «невозможен», и за ночь дала себе слово, что, «покамест она жива, не
быть князю мужем ее Аглаи». С этим и
встала поутру. Но поутру же, в первом часу, за завтраком, она впала в удивительное противоречие самой себе.
— Я не от вас ухожу, — продолжал он с беспрерывною одышкой и перхотой, — я, напротив, нашел нужным к вам прийти, и за делом… без чего не стал бы беспокоить. Я туда ухожу, и в этот раз, кажется, серьезно. Капут! Я не для сострадания, поверьте… я уж и лег сегодня, с десяти часов, чтоб уж совсем не
вставать до самого того времени, да вот раздумал и
встал еще раз, чтобы к вам идти… стало
быть, надо.
Неточные совпадения
Почтмейстер. Так точно-с. (
Встает, вытягивается и придерживает шпагу.)Не смея долее беспокоить своим присутствием… Не
будет ли какого замечания по части почтового управления?
Покамест одевается, //
Поет: «
Вставай, сестра!
Гремит на Волге музыка. //
Поют и пляшут девицы — // Ну, словом, пир горой! // К девицам присоседиться // Хотел старик,
встал на ноги // И чуть не полетел! // Сын поддержал родителя. // Старик стоял: притопывал, // Присвистывал, прищелкивал, // А глаз свое выделывал — // Вертелся колесом!
Правдин. Ко мне пакет? И мне никто этого не скажет! (
Вставая.) Я прошу извинить меня, что вас оставлю. Может
быть,
есть ко мне какие-нибудь повеления от наместника.
С ними происходило что-то совсем необыкновенное. Постепенно, в глазах у всех солдатики начали наливаться кровью. Глаза их, доселе неподвижные, вдруг стали вращаться и выражать гнев; усы, нарисованные вкривь и вкось,
встали на свои места и начали шевелиться; губы, представлявшие тонкую розовую черту, которая от бывших дождей почти уже смылась, оттопырились и изъявляли намерение нечто произнести. Появились ноздри, о которых прежде и в помине не
было, и начали раздуваться и свидетельствовать о нетерпении.