Неточные совпадения
Нос его был широк
и сплюснут, лицо скулистое; тонкие губы беспрерывно складывались в какую-то наглую, насмешливую
и даже злую улыбку; но лоб его был высок
и хорошо сформирован
и скрашивал неблагородно развитую нижнюю часть лица.
Лицо молодого человека было, впрочем, приятное, тонкое
и сухое, но бесцветное, а теперь
даже досиня иззябшее.
— Очень, — ответил сосед с чрезвычайною готовностью, —
и заметьте, это еще оттепель. Что ж, если бы мороз? Я
даже не думал, что у нас так холодно. Отвык.
— О, вы угадали опять, — подхватил белокурый молодой человек, — ведь действительно почти ошибаюсь, то есть почти что не родственница; до того
даже, что я, право, нисколько
и не удивился тогда, что мне туда не ответили. Я так
и ждал.
Люди, о которых они знают всю подноготную, конечно, не придумали бы, какие интересы руководствуют ими, а между тем многие из них этим знанием, равняющимся целой науке, положительно утешены, достигают самоуважения
и даже высшего духовного довольства.
Я видал ученых, литераторов, поэтов, политических деятелей, обретавших
и обретших в этой же науке свои высшие примирения
и цели,
даже положительно только этим сделавших карьеру.
Он был как-то рассеян, что-то очень рассеян, чуть ли не встревожен,
даже становился как-то странен: иной раз слушал
и не слушал, глядел
и не глядел, смеялся
и подчас сам не знал
и не понимал, чему смеялся.
— Да… как же это? — удивился до столбняка
и чуть не выпучил глаза чиновник, у которого все лицо тотчас же стало складываться во что-то благоговейное
и подобострастное,
даже испуганное, — это того самого Семена Парфеновича Рогожина, потомственного почетного гражданина, что с месяц назад тому помре
и два с половиной миллиона капиталу оставил?
Ан та самая Настасья Филипповна
и есть, чрез которую ваш родитель вам внушить пожелал калиновым посохом, а Настасья Филипповна есть Барашкова, так сказать,
даже знатная барыня,
и тоже в своем роде княжна, а знается с некоим Тоцким, с Афанасием Ивановичем, с одним исключительно, помещиком
и раскапиталистом, членом компаний
и обществ,
и большую дружбу на этот счет с генералом Епанчиным ведущие…
— Настасью Филипповну? А разве она с Лихачевым… — злобно посмотрел на него Рогожин,
даже губы его побледнели
и задрожали.
— Эх! Ух! — кривился чиновник,
и даже дрожь его пробирала, — а ведь покойник не то что за десять тысяч, а за десять целковых на тот свет сживывал, — кивнул он князю. Князь с любопытством рассматривал Рогожина; казалось, тот был еще бледнее в эту минуту.
— Ишь,
и Залёжев тут! — пробормотал Рогожин, смотря на них с торжествующею
и даже как бы злобною улыбкой,
и вдруг оборотился к князю: — Князь, не известно мне, за что я тебя полюбил.
Хоть
и действительно он имел
и практику,
и опыт в житейских делах,
и некоторые, очень замечательные способности, но он любил выставлять себя более исполнителем чужой идеи, чем с своим царем в голове, человеком «без лести преданным»
и — куда не идет век? —
даже русским
и сердечным.
Но генерал никогда не роптал впоследствии на свой ранний брак, никогда не третировал его как увлечение нерасчетливой юности
и супругу свою до того уважал
и до того иногда боялся ее, что
даже любил.
Впоследствии, при богатстве
и служебном значении своего супруга, она начала в этом высшем кругу
даже несколько
и освоиваться.
Эта младшая была
даже совсем красавица
и начинала в свете обращать на себя большое внимание.
Подозрительность этого человека, казалось, все более
и более увеличивалась; слишком уж князь не подходил под разряд вседневных посетителей,
и хотя генералу довольно часто, чуть не ежедневно, в известный час приходилось принимать, особенно по делам, иногда
даже очень разнообразных гостей, но, несмотря на привычку
и инструкцию довольно широкую, камердинер был в большом сомнении; посредничество секретаря для доклада было необходимо.
— Нет, не думаю.
Даже если б
и пригласили, так не останусь. Я просто познакомиться только приехал
и больше ничего.
Впрочем, если натягивать, конечно, родственники, но до того отдаленные, что, по-настоящему,
и считаться
даже нельзя.
— Это уж не мое дело-с. Принимают розно, судя по лицу. Модистку
и в одиннадцать допустит. Гаврилу Ардалионыча тоже раньше других допускают,
даже к раннему завтраку допускают.
— Куды! В одно мгновение. Человека кладут,
и падает этакий широкий нож, по машине, гильотиной называется, тяжело, сильно… Голова отскочит так, что
и глазом не успеешь мигнуть. Приготовления тяжелы. Вот когда объявляют приговор, снаряжают, вяжут, на эшафот взводят, вот тут ужасно! Народ сбегается,
даже женщины, хоть там
и не любят, чтобы женщины глядели.
Князь
даже одушевился говоря, легкая краска проступила в его бледное лицо, хотя речь его по-прежнему была тихая. Камердинер с сочувствующим интересом следил за ним, так что оторваться, кажется, не хотелось; может быть, тоже был человек с воображением
и попыткой на мысль.
Камердинер, хотя
и не мог бы так выразить все это, как князь, но конечно, хотя не всё, но главное понял, что видно было
даже по умилившемуся лицу его.
Генерал, Иван Федорович Епанчин, стоял посреди своего кабинета
и с чрезвычайным любопытством смотрел на входящего князя,
даже шагнул к нему два шага. Князь подошел
и отрекомендовался.
В людях хороших нуждаюсь;
даже вот
и дело одно имею
и не знаю, куда сунуться.
— То, стало быть, вставать
и уходить? — приподнялся князь, как-то
даже весело рассмеявшись, несмотря на всю видимую затруднительность своих обстоятельств. —
И вот, ей-богу же, генерал, хоть я ровно ничего не знаю практически ни в здешних обычаях, ни вообще как здесь люди живут, но так я
и думал, что у нас непременно именно это
и выйдет, как теперь вышло. Что ж, может быть, оно так
и надо… Да
и тогда мне тоже на письмо не ответили… Ну, прощайте
и извините, что обеспокоил.
— О, не извиняйтесь. Нет-с, я думаю, что не имею ни талантов, ни особых способностей;
даже напротив, потому что я больной человек
и правильно не учился. Что же касается до хлеба, то мне кажется…
Оказалось, что генерал слышал о покойном Павлищеве
и даже знавал лично.
— О, наверно не помешает.
И насчет места я бы очень
даже желал, потому что самому хочется посмотреть, к чему я способен. Учился же я все четыре года постоянно, хотя
и не совсем правильно, а так, по особой его системе,
и при этом очень много русских книг удалось прочесть.
— Сделайте одолжение.
И это
даже надо…
И люблю я эту вашу готовность, князь, вы очень, право, милы.
— Не знаю, как вам сказать, — ответил князь, — только мне показалось, что в нем много страсти,
и даже какой-то больной страсти. Да он
и сам еще совсем как будто больной. Очень может быть, что с первых же дней в Петербурге
и опять сляжет, особенно если закутит.
— Это главное, — договорил Ганя, опять помогая затруднившемуся генералу
и скорчив свои губы в ядовитейшую улыбку, которую уже не хотел скрывать. Он глядел своим воспаленным взглядом прямо в глаза генералу, как бы
даже желая, чтобы тот прочел в его взгляде всю его мысль. Генерал побагровел
и вспылил.
Да тут именно чрез ум надо бы с самого начала дойти; тут именно надо понять
и…
и поступить с обеих сторон: честно
и прямо, не то… предуведомить заранее, чтобы не компрометировать других, тем паче, что
и времени к тому было довольно,
и даже еще
и теперь его остается довольно (генерал значительно поднял брови), несмотря на то, что остается всего только несколько часов…
— Удивительно, — сказал Ганя, —
и даже с сознанием своего назначения, — прибавил он, смеясь насмешливо.
Маменька их, генеральша Лизавета Прокофьевна, иногда косилась на откровенность их аппетита, но так как иные мнения ее, несмотря на всю наружную почтительность, с которою принимались дочерьми, в сущности, давно уже потеряли первоначальный
и бесспорный авторитет между ними,
и до такой
даже степени, что установившийся согласный конклав трех девиц сплошь да рядом начинал пересиливать, то
и генеральша, в видах собственного достоинства, нашла удобнее не спорить
и уступать.
Правда, характер весьма часто не слушался
и не подчинялся решениям благоразумия; Лизавета Прокофьевна становилась с каждым годом всё капризнее
и нетерпеливее, стала
даже какая-то чудачка, но так как под рукой все-таки оставался весьма покорный
и приученный муж, то излишнее
и накопившееся изливалось обыкновенно на его голову, а затем гармония в семействе восстановлялась опять,
и всё шло как не надо лучше.
Кроме чаю, кофею, сыру, меду, масла, особых оладий, излюбленных самою генеральшей, котлет
и пр., подавался
даже крепкий, горячий бульон.
Между прочим, он принял систему не торопить дочерей своих замуж, то есть не «висеть у них над душой»
и не беспокоить их слишком томлением своей родительской любви об их счастии, как невольно
и естественно происходит сплошь да рядом
даже в самых умных семействах, в которых накопляются взрослые дочери.
Он
даже достиг того, что склонил
и Лизавету Прокофьевну к своей системе, хотя дело вообще было трудное, — трудное потому, что
и неестественное; но аргументы генерала были чрезвычайно значительны, основывались на осязаемых фактах.
Наконец, уж одно то, что с каждым годом, например, росло в геометрической прогрессии их состояние
и общественное значение; следственно, чем более уходило время, тем более выигрывали
и дочери,
даже как невесты.
Но
даже сам Тоцкий, человек чрезвычайного эгоизма, понял, что не тут ему надо искать,
и что Аглая не ему предназначена.
Сестры
даже положили между собой,
и как-то без особенных лишних слов, о возможности, если надо, пожертвования с их стороны в пользу Аглаи: приданое для Аглаи предназначалось колоссальное
и из ряду вон.
Это была девушка, хотя
и с твердым характером, но добрая, разумная
и чрезвычайно уживчивая; могла выйти за Тоцкого
даже охотно,
и если бы дала слово, то исполнила бы его честно.
Блеска она не любила, не только не грозила хлопотами
и крутым переворотом, но могла
даже усладить
и успокоить жизнь.
И однако же, дело продолжало идти все еще ощупью. Взаимно
и дружески, между Тоцким
и генералом положено было до времени избегать всякого формального
и безвозвратного шага.
Даже родители всё еще не начинали говорить с дочерьми совершенно открыто; начинался как будто
и диссонанс: генеральша Епанчина, мать семейства, становилась почему-то недовольною, а это было очень важно. Тут было одно мешавшее всему обстоятельство, один мудреный
и хлопотливый случай, из-за которого все дело могло расстроиться безвозвратно.
Это был человек замечательный по своим беспрерывным
и анекдотическим неудачам, — один отставной офицер, хорошей дворянской фамилии,
и даже в этом отношении почище Тоцкого, некто Филипп Александрович Барашков.
С тех пор он как-то особенно полюбил эту глухую, степную свою деревеньку, заезжал каждое лето, гостил по два,
даже по три месяца,
и так прошло довольно долгое время, года четыре, спокойно
и счастливо, со вкусом
и изящно.
Мало того, она
даже юридически чрезвычайно много понимала
и имела положительное знание, если не света, то о том по крайней мере, как некоторые дела текут на свете; во-вторых, это был совершенно не тот характер, как прежде, то есть не что-то робкое, пансионски неопределенное, иногда очаровательное по своей оригинальной резвости
и наивности, иногда грустное
и задумчивое, удивленное, недоверчивое, плачущее
и беспокойное.
В последние два года он часто удивлялся изменению цвета лица Настасьи Филипповны; она становилась ужасно бледна
и — странно —
даже хорошела от этого.
Если не то, так другое: Настасьей Филипповной можно было щегольнуть
и даже потщеславиться в известном кружке.