Неточные совпадения
—
Ну, да черт с тобой и с дядюшкой, не стоит и говорить!
А хорошее было слово хотел сказать.
Ну, так вот, братцы,
как это случилось, что недолго я нажил в Москве; дали мне там напоследок пятнадцать кнутиков, да и отправили вон. Вот я…
—
А вот горох поспеет — другой год пойдет.
Ну,
как пришли в К-в — и посадили меня туда на малое время в острог. Смотрю: сидят со мной человек двенадцать, всё хохлов, высокие, здоровые, дюжие, точно быки. Да смирные такие: еда плохая, вертит ими ихний майор,
как его милости завгодно (Лучка нарочно перековеркал слово). Сижу день, сижу другой; вижу — трус народ. «Что ж вы, говорю, такому дураку поблажаете?» — «
А поди-кась сам с ним поговори!» — даже ухмыляются на меня. Молчу я.
— И пресмешной же тут был один хохол, братцы, — прибавил он вдруг, бросая Кобылина и обращаясь ко всем вообще. — Рассказывал,
как его в суде порешили и
как он с судом разговаривал,
а сам заливается-плачет; дети, говорит, у него остались, жена. Сам матерой такой, седой, толстый. «Я ему, говорит, бачу: ни!
А вин, бисов сын, всё пишет, всё пишет.
Ну, бачу соби, да щоб ты здох,
а я б подывився!
А вин всё пишет, всё пишет, да як писне!.. Тут и пропала моя голова!» Дай-ка, Вася, ниточку; гнилые каторжные.
— Взбудоражил, наконец, я моих хохлов, потребовали майора.
А я еще с утра у соседа жулик [Нож. (Примеч. автора.)] спросил, взял да и спрятал, значит, на случай. Рассвирепел майор. Едет.
Ну, говорю, не трусить, хохлы!
А у них уж душа в пятки ушла; так и трясутся. Вбежал майор; пьяный. «Кто здесь!
Как здесь! Я царь, я и бог!»
— Но постойте, — прервал я Баклушина, — вас за это только могли всего-то лет на десять,
ну на двенадцать, на полный срок, в гражданский разряд прислать;
а ведь вы в особом отделении.
Как это можно?
—
А я-то перед ними куражусь; рубаха на мне красная, шаровары плисовые; лежу себе,
как эдакой граф Бутылкин,
ну то есть пьян,
как швед, одно слово — чего изволите!
Эта-то вот скаредная последняя тысяча (чтоб ее!..) всех трех первых стоила, и кабы не умер я перед самым концом (всего палок двести только оставалось), забили бы тут же насмерть,
ну да и я не дал себя в обиду: опять надул и опять обмер; опять поверили, да и
как не поверить, лекарь верит, так что на двухстах-то последних, хоть изо всей злости били потом, так били, что в другой раз две тысячи легче, да нет, нос утри, не забили,
а отчего не забили?
—
Ну,
а ты, тебя
как зовут?
Стоит, смеется, и они на него глядят, усмехаются.
Ну,
а другой раз и в зубы ткнет,
как нарвешься.
А народ-то все здоровенный, жирные такие.
— Отвести их в острог, говорит, я с ними потом;
ну,
а ты оставайся, — это мне то есть говорит. — Пошел сюда, садись! — Смотрю: стол, бумага, перо. Думаю: «Чего ж он это ладит делать?» — Садись, говорит, на стул, бери перо, пиши! —
а сам схватил меня за ухо, да и тянет. Я смотрю на него,
как черт на попа: «Не умею, говорю, ваше высокоблагородие». — Пиши!
— Пиши,
как умеешь, так и пиши! —
а сам все за ухо тянет, все тянет, да
как завернет!
Ну, братцы, скажу, легче бы он мне триста розог всыпал, ажно искры посыпались — пиши, да и только!
— Нет, не сдурел.
А в Т-ке писарек занедолго штуку выкинул: деньги тяпнул казенные, да с тем и бежал, тоже уши торчали.
Ну, дали знать повсеместно.
А я по приметам-то
как будто и подошел, так вон он и пытал меня: умею ли я писать и
как я пишу?
Я тогда
как вышел ко всем: «
Ну, говорю, встречу теперь Фильку Морозова — и не жить ему больше на свете!»
А старики, так те уж кому молиться-то не знают: мать-то чуть в ноги ей не упала, воет.
—
Ну, полно вам! Тут о деле идет,
а они…
Какой же это левизор, братцы? — заботливо замечает один суетливый арестант, Мартынов, старик из военных, бывший гусар.
Но на седьмом году правления Фердыщенку смутил бес. Этот добродушный и несколько ленивый правитель вдруг сделался деятелен и настойчив до крайности: скинул замасленный халат и стал ходить по городу в вицмундире. Начал требовать, чтоб обыватели по сторонам не зевали, а смотрели в оба, и к довершению всего устроил такую кутерьму, которая могла бы очень дурно для него кончиться, если б, в минуту крайнего раздражения глуповцев, их не осенила мысль: «
А ну как, братцы, нас за это не похвалят!»
Неточные совпадения
Еще военный все-таки кажет из себя,
а как наденет фрачишку —
ну точно муха с подрезанными крыльями.
Городничий. Что, Анна Андреевна?
а? Думала ли ты что-нибудь об этом? Экой богатый приз, канальство!
Ну, признайся откровенно: тебе и во сне не виделось — просто из какой-нибудь городничихи и вдруг; фу-ты, канальство! с
каким дьяволом породнилась!
Аммос Федорович (в сторону).Вот выкинет штуку, когда в самом деле сделается генералом! Вот уж кому пристало генеральство,
как корове седло!
Ну, брат, нет, до этого еще далека песня. Тут и почище тебя есть,
а до сих пор еще не генералы.
А уж Тряпичкину, точно, если кто попадет на зубок, берегись: отца родного не пощадит для словца, и деньгу тоже любит. Впрочем, чиновники эти добрые люди; это с их стороны хорошая черта, что они мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько у меня денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот…
Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка ты мне теперь! Посмотрим, кто кого!
Артемий Филиппович (Луке Лукичу).Страшно просто.
А отчего, и сам не знаешь.
А мы даже и не в мундирах.
Ну что,
как проспится да в Петербург махнет донесение? (Уходит в задумчивости вместе с смотрителем училищ, произнеся:)Прощайте, сударыня!