Неточные совпадения
Прошло пять месяцев —
и вдруг в Мордасове случилось удивительное происшествие: рано утром в город въехал
князь К.
и остановился в доме Марьи Александровны.
Князь провел в Мордасове только три дня, но эти три дня оставили по себе роковые
и неизгладимые воспоминания.
Разумеется, прежде всего нужно объяснить: что удивительного в том, что в город въехал
князь К.
и остановился у Марьи Александровны, — а для этого, конечно, нужно сказать несколько слов
и о самом
князе К. Так я
и сделаю.
Многие знавали
князя назад тому лет шесть или семь, во время его пребывания в Мордасове,
и уверяли, что он тогда терпеть не мог уединения
и отнюдь не был похож на затворника.
Когда-то, в свои молодые годы, что, впрочем, было очень давно,
князь блестящим образом вступил в жизнь, жуировал, волочился, несколько раз проживался за границей, пел романсы, каламбурил
и никогда не отличался блестящими умственными способностями.
Рассказывали, между прочим, что
князь проводил больше половины дня за своим туалетом
и, казалось, был весь составлен из каких-то кусочков.
Помнят, однакоже, что
князь тогда уже начинал приметно дряхлеть
и становился невыносимо болтлив.
Помнят, что
князь был очаровательно весел на этом последнем обеде, каламбурил, смешил, рассказывал самые необыкновенные анекдоты, обещался как можно скорее приехать в Духаново (свое новоприобретенное имение)
и давал слово, что по возвращении у него будут беспрерывные праздники, пикники, балы, фейерверки.
Наконец
князь воротился, но, к всеобщему удивлению
и разочарованию, даже
и не заехал в Мордасов, а поселился в своем Духанове совершенным затворником.
Распространились странные слухи,
и вообще с этой эпохи история
князя становится туманною
и фантастическою.
Мало того: иные прибавляли, что его хотели даже посадить в сумасшедший дом, но что какой-то из его родственников, один важный барин, будто бы за него заступился, доказав ясно всем прочим, что бедный
князь, вполовину умерший
и поддельный, вероятно, скоро
и весь умрет,
и тогда имение достанется им
и без сумасшедшего дома.
Все это, как рассказывали, ужасно испугало
князя, до того, что он совершенно изменился характером
и обратился в затворника.
Он воротился с известием, что, по его мнению,
князь действительно немного помешан,
и всегда потом делал кислую мину при воспоминании о своей поездке в Духаново.
Узнали наконец одну капитальную вещь, именно: что
князем овладела какая-то неизвестная Степанида Матвеевна, бог знает какая женщина, приехавшая с ним из Петербурга, пожилая
и толстая, которая ходит в ситцевых платьях
и с ключами в руках; что
князь слушается ее во всем как ребенок
и не смеет ступить шагу без ее позволения; что она даже моет его своими руками; балует его, носит
и тешит как ребенка; что, наконец, она-то
и отдаляет от него всех посетителей,
и в особенности родственников, которые начали было понемногу заезжать в Духаново, для разведок.
Ко всему этому прибавляли, что Степанида Матвеевна управляет всем имением
князя безгранично
и самовластно; отрешает управителей, приказчиков, прислугу, собирает доходы; но что управляет она хорошо, так что крестьяне благословляют судьбу свою.
Что же касается до самого
князя, то узнали, что дни его проходят почти сплошь за туалетом, в примеривании париков
и фраков; что остальное время он проводит с Степанидой Матвеевной, играет с ней в свои козыри, гадает на картах, изредка выезжая погулять верхом на смирной английской кобыле, причем Степанида Матвеевна непременно сопровождает его в крытых дрожках, на всякий случай, — потому что
князь ездит верхом более из кокетства, а сам чуть держится на седле.
Когда же встречается с ним мужик
и, остановясь в стороне, снимает шапку, низко кланяется
и приговаривает: «Здравствуй, батюшка
князь, ваше сиятельство, наше красное солнышко!» — то
князь немедленно наводит на него свой лорнет, приветливо кивает головой
и ласково говорит ему «Bonjour, mon ami, bonjour!», [Здравствуй, друг мой, здравствуй! (франц.)]
и много подобных слухов ходило в Мордасове;
князя никак не могли забыть: он жил в таком близком соседстве!
Каково же было всеобщее изумление, когда в одно прекрасное утро разнесся слух, что
князь, затворник, чудак, своею собственною особою пожаловал в Мордасов
и остановился у Марьи Александровны!
Вот почему он
и помнит теперь только об одном моем доме с благодарностию, ce pauvre prince! [этот бедный
князь! (франц.)]
Смотрю: боже мой! он самый
и есть,
князь Гаврила!
Князь сидел день, сидел другой, примерял парики, помадился, фабрился, загадал было на картах (может быть, даже
и на бобах); но стало невмочь без Степаниды Матвеевны! приказал лошадей
и покатил в Светозерскую пустынь.
Я его спасаю, уговариваю заехать к общему другу нашему, многоуважаемой Марье Александровне; он говорит про вас, что вы очаровательнейшая дама из всех, которых он когда-нибудь знал,
и вот мы здесь, а
князь поправляет теперь наверху свой туалет, с помощию своего камердинера, которого не забыл взять с собою
и которого никогда
и ни в каком случае не забудет взять с собою, потому что согласится скорее умереть, чем явиться к дамам без некоторых приготовлений или, лучше сказать — исправлений…
Побудьте здесь, mon cher Paul, я сама схожу наверх
и узнаю о
князе.
— Марья Александровна, кажется, очень рады, что
князь не достался этой франтихе, Анне Николаевне. А ведь уверяла все, что родня ему. То-то разрывается, должно быть, теперь от досады! — заметила Настасья Петровна; но заметив, что ей не отвечают,
и взглянув на Зину
и на Павла Александровича, госпожа Зяблова тотчас догадалась
и вышла, как будто за делом, из комнаты. Она, впрочем, немедленно вознаградила себя, остановилась у дверей
и стала подслушивать.
Но боже мой! вот
и князь!
Наконец-то я вас вижу, mon prince! [
князь (франц.)] — вскричала Марья Александровна
и бросилась навстречу вошедшему
князю.
С первого, беглого взгляда вы вовсе не сочтете этого
князя за старика
и, только взглянув поближе
и попристальнее, увидите, что это какой-то мертвец на пружинах.
Князь немного прихрамывает, но прихрамывает так ловко, как будто
и это необходимо по моде.
Но Марья Александровна надеется на себя
и, при виде
князя, приходит в неизреченный восторг.
— Но вы ничего, ничего не переменились! — восклицает она, хватая гостя за обе руки
и усаживая его в покойное кресло. — Садитесь, садитесь,
князь! Шесть лет, целых шесть лет не видались,
и ни одного письма, даже ни строчки во все это время! О, как вы виноваты передо мною,
князь! Как я зла была на вас, mon cher prince! [мой дорогой
князь (франц.)] Но — чаю, чаю! Ах, боже мой, Настасья Петровна, чаю!
— Благодарю, бла-го-дарю, вин-но-ват! — шепелявит
князь (мы забыли сказать, что он немного шепелявит, но
и это делает как будто по моде). — Ви-но-ват!
и представьте себе, еще прошлого года непре-менно хотел сюда ехать, — прибавляет он, лорнируя комнату. — Да напугали: тут, говорят, хо-ле-ра была.
— Н-нет,
князь, вы очень ошиблись, — говорит Марья Александровна с горькой улыбкой. — Я вовсе не Анна Николаевна
и, признаюсь, никак не ожидала, что вы меня не узнаете! Вы меня удивили,
князь! Я ваш бывший друг, Марья Александровна Москалева. Помните,
князь, Марью Александровну?..
— Чаю,
князь, — говорит Марья Александровна, привлекая внимание
князя на казачка, стоящего перед ним с подносом в руках.
Князь берет чашку
и засматривается на мальчика, у которого пухленькие
и розовые щечки.
— Вывалил! Вывалил! Кучер вывалил! — восклицает
князь с необыкновенным одушевлением. — Я уже думал, что наступает светопреставление или что-нибудь в этом роде,
и так, признаюсь, испугался, что — прости меня, угодник! — небо с овчинку показалось! Не ожидал, не ожи-дал! совсем не о-жи-дал!
И во всем этом мой кучер Фе-о-фил виноват! Я уж на тебя во всем надеюсь, мой друг: распорядись
и разыщи хорошенько. Я у-ве-рен, что он на жизнь мою по-ку-шался.
— Ах, какую вы правду сказали,
князь, — восклицает Марья Александровна. — Вы не поверите, как я сама страдаю от этих негодных людишек! Вообразите: я теперь переменила двух из моих людей,
и признаюсь, они так глупы, что я просто бьюсь с ними с утра до вечера. Вы не поверите, как они глупы,
князь!
Но, признаюсь вам, я даже люблю, когда лакей отчасти глуп, — замечает
князь, который, как
и все старички, рад, когда болтовню его слушают с подобострастием.
— Но сколько юмору, сколько веселости, сколько в вас остроумия,
князь! — восклицает Марья Александровна. — Какая драгоценная способность подметить самую тонкую, самую смешную черту!..
И исчезнуть из общества, запереться на целых пять лет! С таким талантом! Но вы бы могли писать,
князь! Вы бы могли повторить Фонвизина, Грибоедова, Гоголя!..
— Ну да, ну да! — говорит вседовольный
князь, — я могу пов-то-рить…
и, знаете, я был необыкновенно остроумен в прежнее время. Я даже для сцены во-де-виль написал… Там было несколько вос-хи-ти-тельных куплетов! Впрочем, его никогда не играли…
— Ах, как бы это мило было прочесть!
И знаешь, Зина, вот теперь бы кстати! У нас же сбираются составить театр, — для патриотического пожертвования,
князь, в пользу раненых… вот бы ваш водевиль!
— Конечно! Я даже опять готов написать… впрочем, я его совершенно за-был. Но, помню, там было два-три каламбура таких, что (
и князь поцеловал свою ручку)…
И вообще, когда я был за гра-ни-цей, я производил настоящий fu-ro-re. [фурор (итал.)] Лорда Байрона помню. Мы были на дружеской но-ге. Восхитительно танцевал краковяк на Венском конгрессе.
— Нет,
князь, — перебивает Марья Александровна, — клянусь, вы погубите себя такой жизнию! Затвориться на пять лет в уединение, никого не видать, ничего не слыхать! Но вы погибший человек,
князь! Кого хотите спросите из тех, кто вам предан,
и вам всякий скажет, что вы — погибший человек!
— Ах, боже мой! Неужели так скоро умру! — восклицает испуганный
князь. —
И представьте себе, вы угадали: меня чрезвычайно мучит геморрой, особенно с некоторого времени…
И когда у меня бывают припадки, то вообще у-ди-ви-тельные при этом симптомы… (я вам подробнейшим образом их опишу). Во-первых…
— По многим причинам, а главное, потому, что вы у меня в доме, что
князь — мой гость
и что я никому не позволю забыть уважение к моему дому. Я принимаю ваши слова не иначе как за шутку, Павел Александрович. Но слава богу! вот
и князь!
— Вот
и я! — кричит
князь, входя в комнату. — Удивительно, cher ami, [дорогой друг (франц.)] сколько у меня сегодня разных идей. А другой раз, может быть, ты
и не поверишь тому, как будто их совсем не бывает. Так
и сижу целый день.
— Вы теперь мой,
князь,
и принадлежите моему семейству на целый день.
Но помните одно, что я ваша хозяйка, сестра, мамка, нянька на весь этот день,
и, признаюсь, я трепещу за вас,
князь!
— Уж вы, ветреник! положись на вас! Я вас жду к обеду,
князь. Мы обедаем рано.
И как я жалею, что на этот случай муж мой в деревне! как бы рад он был вас увидеть! Он так вас уважает, так душевно вас любит!
— Ваш муж? А у вас есть
и муж? — спрашивает
князь.
— Ну-ну! да-да! благодарю тебя, друг мой, именно в Тверь, charmant, charmant! так что оно
и складно выходит. Ты всегда в рифму попадаешь, мой милый! То-то я помню: в Ярославль или в Кострому, но только куда-то
и жена тоже поехала! Charmant, charmant! Впрочем, я немного забыл, о чем начал говорить… да! итак, мы едем, друг мой. Au revoir, madame, adieu, ma charmante demoiselle, [До свидания, мадам, прощайте, милая барышня (франц.)] — прибавил
князь, обращаясь к Зине
и целуя кончики своих пальцев.
И потому кто может обвинить меня теперь,
и прежде всего можешь ли ты обвинить меня за то, что я нахожу союз с
князем самым спасительным, самым необходимым для тебя делом в теперешнем твоем положении?