Неточные совпадения
Федор Павлович, например, начал почти
что ни с
чем, помещик он
был самый маленький, бегал обедать по чужим столам, норовил в приживальщики, а между тем в момент кончины его у него оказалось до ста тысяч рублей чистыми деньгами.
Федор же Павлович на все подобные пассажи
был даже и по социальному своему положению весьма тогда подготовлен, ибо страстно желал устроить свою карьеру хотя
чем бы то
ни было; примазаться же к хорошей родне и взять приданое
было очень заманчиво.
Что же до обоюдной любви, то ее вовсе, кажется, не
было —
ни со стороны невесты,
ни с его стороны, несмотря даже на красивость Аделаиды Ивановны.
Очень, очень может
быть,
что и она даже не пошла бы за него
ни за
что, если б узнала о нем своевременно побольше подробностей.
Вообще судя, странно
было,
что молодой человек, столь ученый, столь гордый и осторожный на вид, вдруг явился в такой безобразный дом, к такому отцу, который всю жизнь его игнорировал, не знал его и не помнил, и хоть не дал бы, конечно, денег
ни за
что и
ни в каком случае, если бы сын у него попросил, но все же всю жизнь боялся,
что и сыновья, Иван и Алексей, тоже когда-нибудь придут да и попросят денег.
Что-то
было в нем,
что говорило и внушало (да и всю жизнь потом),
что он не хочет
быть судьей людей,
что он не захочет взять на себя осуждения и
ни за
что не осудит.
Петр Александрович Миусов, человек насчет денег и буржуазной честности весьма щекотливый, раз, впоследствии, приглядевшись к Алексею, произнес о нем следующий афоризм: «Вот, может
быть, единственный человек в мире, которого оставьте вы вдруг одного и без денег на площади незнакомого в миллион жителей города, и он
ни за
что не погибнет и не умрет с голоду и холоду, потому
что его мигом накормят, мигом пристроят, а если не пристроят, то он сам мигом пристроится, и это не
будет стоить ему никаких усилий и никакого унижения, а пристроившему никакой тягости, а, может
быть, напротив, почтут за удовольствие».
Скажут, может
быть,
что красные щеки не мешают
ни фанатизму,
ни мистицизму; а мне так кажется,
что Алеша
был даже больше,
чем кто-нибудь, реалистом.
Надо заметить,
что Алеша, живя тогда в монастыре,
был еще ничем не связан, мог выходить куда угодно хоть на целые дни, и если носил свой подрясник, то добровольно, чтобы
ни от кого в монастыре не отличаться.
Убеждение же в том,
что старец, почивши, доставит необычайную славу монастырю, царило в душе Алеши, может
быть, даже сильнее,
чем у кого бы то
ни было в монастыре.
Не смущало его нисколько,
что этот старец все-таки стоит пред ним единицей: «Все равно, он свят, в его сердце тайна обновления для всех, та мощь, которая установит наконец правду на земле, и
будут все святы, и
будут любить друг друга, и не
будет ни богатых,
ни бедных,
ни возвышающихся,
ни униженных, а
будут все как дети Божии и наступит настоящее царство Христово».
— В чужой монастырь со своим уставом не ходят, — заметил он. — Всех здесь в скиту двадцать пять святых спасаются, друг на друга смотрят и капусту
едят. И
ни одной-то женщины в эти врата не войдет, вот
что особенно замечательно. И это ведь действительно так. Только как же я слышал,
что старец дам принимает? — обратился он вдруг к монашку.
Лгущий самому себе и собственную ложь свою слушающий до того доходит,
что уж никакой правды
ни в себе,
ни кругом не различает, а стало
быть, входит в неуважение и к себе и к другим.
— Какое мне дело до вашей веры! — крикнул
было Миусов, но вдруг сдержал себя, с презрением проговорив: — Вы буквально мараете все, к
чему ни прикоснетесь.
— Ах, как это с вашей стороны мило и великолепно
будет, — вдруг, вся одушевясь, вскричала Lise. — А я ведь маме говорю:
ни за
что он не пойдет, он спасается. Экой, экой вы прекрасный! Ведь я всегда думала,
что вы прекрасный, вот
что мне приятно вам теперь сказать!
Впрочем, я верила, лишь когда
была маленьким ребенком, механически,
ни о
чем не думая…
В мечтах я нередко, говорит, доходил до страстных помыслов о служении человечеству и, может
быть, действительно пошел бы на крест за людей, если б это вдруг как-нибудь потребовалось, а между тем я двух дней не в состоянии прожить
ни с кем в одной комнате, о
чем знаю из опыта.
Главное же потому устраняется,
что суд церкви
есть суд единственно вмещающий в себе истину и
ни с каким иным судом вследствие сего существенно и нравственно сочетаться даже и в компромисс временный не может.
Но и этого мало, он закончил утверждением,
что для каждого частного лица, например как бы мы теперь, не верующего
ни в Бога,
ни в бессмертие свое, нравственный закон природы должен немедленно измениться в полную противоположность прежнему, религиозному, и
что эгоизм даже до злодейства не только должен
быть дозволен человеку, но даже признан необходимым, самым разумным и чуть ли не благороднейшим исходом в его положении.
— Это
что же он в ноги-то, это эмблема какая-нибудь? — попробовал
было разговор начать вдруг почему-то присмиревший Федор Павлович,
ни к кому, впрочем, не осмеливаясь обратиться лично. Они все выходили в эту минуту из ограды скита.
«По крайней мере монахи-то уж тут не виноваты
ни в
чем, — решил он вдруг на крыльце игумена, — а если и тут порядочный народ (этот отец Николай игумен тоже, кажется, из дворян), то почему же не
быть с ними милым, любезным и вежливым?..
Надо заметить,
что он действительно хотел
было уехать и действительно почувствовал невозможность, после своего позорного поведения в келье старца, идти как
ни в
чем не бывало к игумену на обед.
Жена его, Марфа Игнатьевна, несмотря на то
что пред волей мужа беспрекословно всю жизнь склонялась, ужасно приставала к нему, например, тотчас после освобождения крестьян, уйти от Федора Павловича в Москву и там начать какую-нибудь торговлишку (у них водились кое-какие деньжонки); но Григорий решил тогда же и раз навсегда,
что баба врет, «потому
что всякая баба бесчестна», но
что уходить им от прежнего господина не следует, каков бы он там сам
ни был, «потому
что это ихний таперича долг».
Ну да черт, все равно,
что бы
ни было.
Сильный дух, слабый дух, бабий дух, —
что бы
ни было!
Не пугайтесь —
ни в
чем вас стеснять не
буду,
буду ваша мебель,
буду тот ковер, по которому вы ходите…
— Ее. У этих шлюх, здешних хозяек, нанимает каморку Фома. Фома из наших мест, наш бывший солдат. Он у них прислуживает, ночью сторожит, а днем тетеревей ходит стрелять, да тем и живет. Я у него тут и засел;
ни ему,
ни хозяйкам секрет не известен, то
есть что я здесь сторожу.
Учить его
чему бы то
ни было тоже пока запретил.
А, стало
быть,
чем я тут выйду особенно виноват, если, не видя
ни там,
ни тут своей выгоды,
ни награды, хоть кожу-то по крайней мере свою сберегу?
—
Ни на грош. А ты не знал? Да он всем говорит это сам, то
есть не всем, а всем умным людям, которые приезжают. Губернатору Шульцу он прямо отрезал: credo, [верую (лат.).] да не знаю во
что.
А однако, передать ей поручение
было видимо теперь тяжелее,
чем давеча: дело о трех тысячах
было решено окончательно, и брат Дмитрий, почувствовав теперь себя бесчестным и уже безо всякой надежды, конечно, не остановится более и
ни пред каким падением.
Противник этот
был чрезвычайно опасный, несмотря на то,
что он, как молчальник, почти и не говорил
ни с кем
ни слова.
— Подождите, милая Катерина Осиповна, я не сказала главного, не сказала окончательного,
что решила в эту ночь. Я чувствую,
что, может
быть, решение мое ужасно — для меня, но предчувствую,
что я уже не переменю его
ни за
что,
ни за
что, во всю жизнь мою, так и
будет. Мой милый, мой добрый, мой всегдашний и великодушный советник и глубокий сердцеведец и единственный друг мой, какого я только имею в мире, Иван Федорович, одобряет меня во всем и хвалит мое решение… Он его знает.
Вы не можете себе представить, как я
была вчера и сегодня утром несчастна, недоумевая, как я напишу им это ужасное письмо… потому
что в письме этого никак,
ни за
что не передашь…
Он подозревал,
что тот, может
быть, как-нибудь нарочно
будет прятаться от него теперь, но во
что бы то
ни стало надо
было его разыскать.
Мало того, клянусь вам,
что я никогда не
буду за вами подслушивать,
ни разу и никогда,
ни одного письма вашего не прочту, потому
что вы правы, а я нет.
Выйдя от Lise, Алеша не заблагорассудил пройти к госпоже Хохлаковой и, не простясь с нею, направился
было из дому. Но только
что отворил дверь и вышел на лестницу, откуда
ни возьмись пред ним сама госпожа Хохлакова. С первого слова Алеша догадался,
что она поджидала его тут нарочно.
План его состоял в том, чтобы захватить брата Дмитрия нечаянно, а именно: перелезть, как вчера, через тот плетень, войти в сад и засесть в ту беседку «Если же его там нет, — думал Алеша, — то, не сказавшись
ни Фоме,
ни хозяйкам, притаиться и ждать в беседке хотя бы до вечера. Если он по-прежнему караулит приход Грушеньки, то очень может
быть,
что и придет в беседку…» Алеша, впрочем, не рассуждал слишком много о подробностях плана, но он решил его исполнить, хотя бы пришлось и в монастырь не попасть сегодня…
Я таких твердых люблю, на
чем бы там они
ни стояли, и
будь они такие маленькие мальчуганы, как ты.
Между тем находились и находятся даже и теперь геометры и философы, и даже из замечательнейших, которые сомневаются в том, чтобы вся вселенная или, еще обширнее — все бытие
было создано лишь по эвклидовой геометрии, осмеливаются даже мечтать,
что две параллельные линии, которые, по Эвклиду,
ни за
что не могут сойтись на земле, может
быть, и сошлись бы где-нибудь в бесконечности.
Так вот теперь это взямши, рассудите сами, Иван Федорович,
что тогда
ни Дмитрию Федоровичу,
ни даже вам-с с братцем вашим Алексеем Федоровичем уж ничего-то ровно после смерти родителя не останется,
ни рубля-с, потому
что Аграфена Александровна для того и выйдут за них, чтобы все на себя отписать и какие
ни на
есть капиталы на себя перевести-с.
— Совершенно верно-с… — пробормотал уже пресекшимся голосом Смердяков, гнусно улыбаясь и опять судорожно приготовившись вовремя отпрыгнуть назад. Но Иван Федорович вдруг, к удивлению Смердякова, засмеялся и быстро прошел в калитку, продолжая смеяться. Кто взглянул бы на его лицо, тот наверно заключил бы,
что засмеялся он вовсе не оттого,
что было так весело. Да и сам он
ни за
что не объяснил бы,
что было тогда с ним в ту минуту. Двигался и шел он точно судорогой.
Надо
было держать ухо востро: мог где-нибудь сторожить ее Дмитрий Федорович, а как она постучится в окно (Смердяков еще третьего дня уверил Федора Павловича,
что передал ей где и куда постучаться), то надо
было отпереть двери как можно скорее и отнюдь не задерживать ее
ни секунды напрасно в сенях, чтобы
чего, Боже сохрани, не испугалась и не убежала.
Этого как бы трепещущего человека старец Зосима весьма любил и во всю жизнь свою относился к нему с необыкновенным уважением, хотя, может
быть,
ни с кем во всю жизнь свою не сказал менее слов, как с ним, несмотря на то,
что когда-то многие годы провел в странствованиях с ним вдвоем по всей святой Руси.
Вспоминаю с удивлением,
что отомщение сие и гнев мой
были мне самому до крайности тяжелы и противны, потому
что, имея характер легкий, не мог подолгу
ни на кого сердиться, а потому как бы сам искусственно разжигал себя и стал наконец безобразен и нелеп.
— Бог сжалился надо мной и зовет к себе. Знаю,
что умираю, но радость чувствую и мир после стольких лет впервые. Разом ощутил в душе моей рай, только лишь исполнил,
что надо
было. Теперь уже смею любить детей моих и лобызать их. Мне не верят, и никто не поверил,
ни жена,
ни судьи мои; не поверят никогда и дети. Милость Божию вижу в сем к детям моим. Умру, и имя мое
будет для них незапятнано. А теперь предчувствую Бога, сердце как в раю веселится… долг исполнил…
В одном только все
были убеждены:
что к Грушеньке доступ труден и
что, кроме старика, ее покровителя, не
было ни единого еще человека, во все четыре года, который бы мог похвалиться ее благосклонностью.
Главное в том,
что ничего-то он не мог разгадать из ее намерений; выманить же лаской или силой не
было тоже возможности: не далась бы
ни за
что, а только бы рассердилась и отвернулась от него вовсе, это он ясно тогда понимал.
Тут, кстати, нужно обозначить один твердый факт: он вполне
был уверен,
что Федор Павлович непременно предложит (если уж не предложил) Грушеньке законный брак, и не верил
ни минуты,
что старый сластолюбец надеется отделаться лишь тремя тысячами.
Подробнее на этот раз ничего не скажу, ибо потом все объяснится; но вот в
чем состояла главная для него беда, и хотя неясно, но я это выскажу; чтобы взять эти лежащие где-то средства, чтобы иметь право взять их, надо
было предварительно возвратить три тысячи Катерине Ивановне — иначе «я карманный вор, я подлец, а новую жизнь я не хочу начинать подлецом», — решил Митя, а потому решил перевернуть весь мир, если надо, но непременно эти три тысячи отдать Катерине Ивановне во
что бы то
ни стало и прежде всего.