Неточные совпадения
— Ну теперь ступайте, Христос с вами! (И она перекрестила его.) Ступайте
скорее к нему, пока
жив. Я вижу, что жестоко вас задержала. Я буду сегодня молиться за него и за вас. Алеша, мы будем счастливы! Будем мы счастливы, будем?
Без твердого представления себе, для чего ему
жить, человек не согласится
жить и
скорей истребит себя, чем останется на земле, хотя бы кругом его всё были хлебы.
— А и я с тобой, я теперь тебя не оставлю, на всю жизнь с тобой иду, — раздаются подле него милые, проникновенные чувством слова Грушеньки. И вот загорелось все сердце его и устремилось к какому-то свету, и хочется ему
жить и
жить, идти и идти в какой-то путь, к новому зовущему свету, и
скорее,
скорее, теперь же, сейчас!
Не первым // И не последним был бы ты. Однако // Меня проделка эта развлекла, // А то с утра еще мне было как-то // Особенно и скучно и досадно. // Скорей,
скорей прожить мне эту жизнь // И весело пробиться до конца! // Эй, Лепорелло! Весь чтобы дворец // Был освещен, чтоб музыка гремела // И чтоб вино всю ночь лилось рекой! // Мы на рассвете подымаем якорь!
Неточные совпадения
Аксиньюшка
жила на самом краю города, в какой-то землянке, которая
скорее похожа была на кротовью нору, нежели на человеческое жилище.
— Да расскажи мне, что делается в Покровском? Что, дом всё стоит, и березы, и наша классная? А Филипп садовник, неужели
жив? Как я помню беседку и диван! Да смотри же, ничего не переменяй в доме, но
скорее женись и опять заведи то же, что было. Я тогда приеду к тебе, если твоя жена будет хорошая.
Генерал
жил генералом, хлебосольствовал, любил, чтобы соседи приезжали изъявлять ему почтенье; сам, разумеется, визитов не платил, говорил хрипло, читал книги и имел дочь, существо невиданное, странное, которую
скорей можно было почесть каким-то фантастическим видением, чем женщиной.
Да ведь там мужики
живут, настоящие, посконные, русские; этак ведь современно-то развитый человек
скорее острог предпочтет, чем с такими иностранцами, как мужички наши,
жить, хе-хе!
Каждый раз, когда он думал о большевиках, — большевизм олицетворялся пред ним в лице коренастого, спокойного Степана Кутузова. За границей существовал основоположник этого учения, но Самгин все еще продолжал называть учение это фантастической системой фраз, а Владимира Ленина мог представить себе только как интеллигента, книжника, озлобленного лишением права
жить на родине, и
скорее голосом, чем реальным человеком.