Неточные совпадения
Очень, очень может быть, что и она
даже не пошла бы за него ни за что,
если б узнала о нем своевременно побольше подробностей.
Но эту странную черту в характере Алексея, кажется, нельзя было осудить очень строго, потому что всякий чуть-чуть лишь узнавший его тотчас, при возникшем на этот счет вопросе, становился уверен, что Алексей непременно из таких юношей вроде как бы юродивых, которому попади вдруг хотя бы
даже целый капитал, то он не затруднится отдать его, по первому
даже спросу, или на доброе дело, или, может быть,
даже просто ловкому пройдохе,
если бы тот у него попросил.
В самое же последнее время он как-то обрюзг, как-то стал терять ровность, самоотчетность, впал
даже в какое-то легкомыслие, начинал одно и кончал другим, как-то раскидывался и все чаще и чаще напивался пьян, и
если бы не все тот же лакей Григорий, тоже порядочно к тому времени состарившийся и смотревший за ним иногда вроде почти гувернера, то, может быть, Федор Павлович и не прожил бы без особых хлопот.
Следовало бы, — и он
даже обдумывал это еще вчера вечером, — несмотря ни на какие идеи, единственно из простой вежливости (так как уж здесь такие обычаи), подойти и благословиться у старца, по крайней мере хоть благословиться,
если уж не целовать руку.
— Опытом деятельной любви. Постарайтесь любить ваших ближних деятельно и неустанно. По мере того как будете преуспевать в любви, будете убеждаться и в бытии Бога, и в бессмертии души вашей.
Если же дойдете до полного самоотвержения в любви к ближнему, тогда уж несомненно уверуете, и никакое сомнение
даже и не возможет зайти в вашу душу. Это испытано, это точно.
И
если больной, язвы которого ты обмываешь, не ответит тебе тотчас же благодарностью, а, напротив, станет тебя же мучить капризами, не ценя и не замечая твоего человеколюбивого служения, станет кричать на тебя, грубо требовать,
даже жаловаться какому-нибудь начальству (как и часто случается с очень страдающими) — что тогда?
— Да ведь по-настоящему то же самое и теперь, — заговорил вдруг старец, и все разом к нему обратились, — ведь
если бы теперь не было Христовой церкви, то не было бы преступнику никакого и удержу в злодействе и
даже кары за него потом, то есть кары настоящей, не механической, как они сказали сейчас, и которая лишь раздражает в большинстве случаев сердце, а настоящей кары, единственной действительной, единственной устрашающей и умиротворяющей, заключающейся в сознании собственной совести.
Если что и охраняет общество
даже в наше время и
даже самого преступника исправляет и в другого человека перерождает, то это опять-таки единственно лишь закон Христов, сказывающийся в сознании собственной совести.
— Я нарочно и сказал, чтобы вас побесить, потому что вы от родства уклоняетесь, хотя все-таки вы родственник, как ни финтите, по святцам докажу; за тобой, Иван Федорович, я в свое время лошадей пришлю, оставайся,
если хочешь, и ты. Вам же, Петр Александрович,
даже приличие велит теперь явиться к отцу игумену, надо извиниться в том, что мы с вами там накутили…
Из той ватаги гулявших господ как раз оставался к тому времени в городе лишь один участник, да и то пожилой и почтенный статский советник, обладавший семейством и взрослыми дочерьми и который уж отнюдь ничего бы не стал распространять,
если бы
даже что и было; прочие же участники, человек пять, на ту пору разъехались.
Потому что
если уж полечу в бездну, то так-таки прямо, головой вниз и вверх пятами, и
даже доволен, что именно в унизительном таком положении падаю и считаю это для себя красотой.
Ибо
если бы
даже кожу мою уже до половины содрали со спины, то и тогда по слову моему или крику не двинулась бы сия гора.
Обыкновенно повечеру, после службы, ежедневно, на сон грядущий, стекалась монастырская братия в келью старца, и всякий вслух исповедовал ему сегодняшние прегрешения свои, грешные мечты, мысли, соблазны,
даже ссоры между собой,
если таковые случались.
Было ему лет семьдесят пять,
если не более, а проживал он за скитскою пасекой, в углу стены, в старой, почти развалившейся деревянной келье, поставленной тут еще в древнейшие времена, еще в прошлом столетии, для одного тоже величайшего постника и молчальника, отца Ионы, прожившего до ста пяти лет и о подвигах которого
даже до сих пор ходили в монастыре и в окрестностях его многие любопытнейшие рассказы.
А в рай твой, Алексей Федорович, я не хочу, это было бы тебе известно, да порядочному человеку оно
даже в рай-то твой и неприлично,
если даже там и есть он.
— Я не знаю, чем я… Я останусь еще минуты три,
если хотите,
даже пять, — пробормотал Алеша.
Все, впрочем, в двух словах, я уже решилась:
если даже он и женится на той… твари, — начала она торжественно, — которой я никогда, никогда простить не могу, то я все-таки не оставлю его!
Господи, да
если бы только один должок пропащий здесь получить, так, может, достанет
даже и на это-с!
Это именно вот в таком виде он должен был все это унижение почувствовать, а тут как раз я эту ошибку сделал, очень важную: я вдруг и скажи ему, что
если денег у него недостанет на переезд в другой город, то ему еще дадут, и
даже я сам ему дам из моих денег сколько угодно.
— Это чтобы стих-с, то это существенный вздор-с. Рассудите сами: кто же на свете в рифму говорит? И
если бы мы стали все в рифму говорить, хотя бы
даже по приказанию начальства, то много ли бы мы насказали-с? Стихи не дело, Марья Кондратьевна.
— А для них разве это что составляет-с, по ихнему характеру, который сами вчера изволили наблюдать-с.
Если, говорят, Аграфену Александровну пропущу и она здесь переночует, — не быть тебе первому живу. Боюсь я их очень-с, и кабы не боялся еще пуще того, то заявить бы должен на них городскому начальству.
Даже бог знает что произвести могут-с.
Ну подозревал ли я
даже вчера, что это,
если захотеть, то ничего не стоит кончить!
Я, голубчик, решил так, что
если я
даже этого не могу понять, то где ж мне про Бога понять.
Ему и в голову не вошло бы прибивать людей за уши на ночь гвоздями,
если б он
даже и мог это сделать.
С хлебом тебе давалось бесспорное знамя: дашь хлеб, и человек преклонится, ибо ничего нет бесспорнее хлеба, но
если в то же время кто-нибудь овладеет его совестью помимо тебя — о, тогда он
даже бросит хлеб твой и пойдет за тем, который обольстит его совесть.
Вместо твердого древнего закона — свободным сердцем должен был человек решать впредь сам, что добро и что зло, имея лишь в руководстве твой образ пред собою, — но неужели ты не подумал, что он отвергнет же наконец и оспорит
даже и твой образ и твою правду,
если его угнетут таким страшным бременем, как свобода выбора?
А
если тайна, то и мы вправе были проповедовать тайну и учить их, что не свободное решение сердец их важно и не любовь, а тайна, которой они повиноваться должны слепо,
даже мимо их совести.
—
Если бы я
даже эту самую штуку и мог-с, то есть чтобы притвориться-с, и так как ее сделать совсем нетрудно опытному человеку, то и тут я в полном праве моем это средство употребить для спасения жизни моей от смерти; ибо когда я в болезни лежу, то хотя бы Аграфена Александровна пришла к ихнему родителю, не могут они тогда с больного человека спросить: «Зачем не донес?» Сами постыдятся.
Они, как сами изволите знать (
если только изволите это знать), уже несколько дней, как то есть ночь али
даже вечер, так тотчас сызнутри и запрутся.
Оченно боятся они Дмитрия Федоровича, так что
если бы
даже Аграфена Александровна уже пришла, и они бы с ней заперлись, а Дмитрий Федорович тем временем где появится близко, так и тут беспременно обязан я им тотчас о том доложить, постучамши три раза, так что первый-то знак в пять стуков означает: «Аграфена Александровна пришли», а второй знак в три стука — «оченно, дескать, надоть»; так сами по нескольку раз на примере меня учили и разъясняли.
— А когда я сам в припадке буду лежать-с, как же я тогда не пущу-с,
если б я
даже и мог осмелиться их не пустить-с, зная их столь отчаянными-с.
Обещанию же этому, да и всякому слову отходящего старца, отец Паисий веровал твердо, до того, что
если бы видел его и совсем уже без сознания и
даже без дыхания, но имел бы его обещание, что еще раз восстанет и простится с ним, то не поверил бы, может быть, и самой смерти, все ожидая, что умирающий очнется и исполнит обетованное.
Из дома родительского вынес я лишь драгоценные воспоминания, ибо нет драгоценнее воспоминаний у человека, как от первого детства его в доме родительском, и это почти всегда так,
если даже в семействе хоть только чуть-чуть любовь да союз.
Други и учители, слышал я не раз, а теперь в последнее время еще слышнее стало о том, как у нас иереи Божии, а пуще всего сельские, жалуются слезно и повсеместно на малое свое содержание и на унижение свое и прямо заверяют,
даже печатно, — читал сие сам, — что не могут они уже теперь будто бы толковать народу Писание, ибо мало у них содержания, и
если приходят уже лютеране и еретики и начинают отбивать стадо, то и пусть отбивают, ибо мало-де у нас содержания.
Только что я это проговорил, так все трое они и закричали: «Помилуйте, — говорит мой противник, рассердился
даже, —
если вы не хотели драться, к чему же беспокоили?» — «Вчера, — говорю ему, — еще глуп был, а сегодня поумнел», — весело так ему отвечаю.
На сих меньше указывают и
даже обходят молчанием вовсе, и сколь подивились бы,
если скажу, что от сих кротких и жаждущих уединенной молитвы выйдет, может быть, еще раз спасение земли русской!
Иметь обеды, выезды, экипажи, чины и рабов-прислужников считается уже такою необходимостью, для которой жертвуют
даже жизнью, честью и человеколюбием, чтоб утолить эту необходимость, и
даже убивают себя,
если не могут утолить ее.
А потому в мире все более и более угасает мысль о служении человечеству, о братстве и целостности людей и воистину встречается мысль сия
даже уже с насмешкой, ибо как отстать от привычек своих, куда пойдет сей невольник,
если столь привык утолять бесчисленные потребности свои, которые сам же навыдумал?
Если же и утверждают сами, что они-то, напротив, и идут к единению, то воистину веруют в сие лишь самые из них простодушные, так что удивиться
даже можно сему простодушию.
И
если бы не обетование Христово, то так и истребили бы друг друга
даже до последних двух человек на земле.
Если сам согрешишь и будешь скорбен
даже до смерти о грехах твоих или о грехе твоем внезапном, то возрадуйся за другого, возрадуйся за праведного, возрадуйся тому, что
если ты согрешил, то он зато праведен и не согрешил.
Если же злодейство людей возмутит тебя негодованием и скорбью уже необоримою,
даже до желания отомщения злодеям, то более всего страшись сего чувства; тотчас же иди и ищи себе мук так, как бы сам был виновен в сем злодействе людей.
Но его мало слушали, и отец Паисий с беспокойством замечал это, несмотря на то, что
даже и сам (
если уж все вспоминать правдиво), хотя и возмущался слишком нетерпеливыми ожиданиями и находил в них легкомыслие и суету, но потаенно, про себя, в глубине души своей, ждал почти того же, чего и сии взволнованные, в чем сам себе не мог не сознаться.
Но вопрос сей, высказанный кем-то мимоходом и мельком, остался без ответа и почти незамеченным — разве лишь заметили его, да и то про себя, некоторые из присутствующих лишь в том смысле, что ожидание тления и тлетворного духа от тела такого почившего есть сущая нелепость, достойная
даже сожаления (
если не усмешки) относительно малой веры и легкомыслия изрекшего вопрос сей.
Кроткий отец иеромонах Иосиф, библиотекарь, любимец покойного, стал было возражать некоторым из злословников, что «не везде ведь это и так» и что не догмат же какой в православии сия необходимость нетления телес праведников, а лишь мнение, и что в самых
даже православных странах, на Афоне например, духом тлетворным не столь смущаются, и не нетление телесное считается там главным признаком прославления спасенных, а цвет костей их, когда телеса их полежат уже многие годы в земле и
даже истлеют в ней, «и
если обрящутся кости желты, как воск, то вот и главнейший знак, что прославил Господь усопшего праведного;
если же не желты, а черны обрящутся, то значит не удостоил такого Господь славы, — вот как на Афоне, месте великом, где издревле нерушимо и в светлейшей чистоте сохраняется православие», — заключил отец Иосиф.
Но
если сказать по всей правде, то попущалось ему все сие
даже и по некоторой необходимости.
Ибо столь великого постника и молчальника, дни и ночи молящегося (
даже и засыпал, на коленках стоя), как-то
даже и зазорно было настоятельно обременять общим уставом,
если он сам не хотел подчиниться.
Но почему-то в нем, и
даже уже давно, основалось убеждение, что этот старый развратитель, дышащий теперь на ладан, может быть, вовсе не будет в настоящую минуту противиться,
если Грушенька устроит как-нибудь свою жизнь честно и выйдет за «благонадежного человека» замуж.
Разумеется, примирение произойдет лишь на час, потому что
если бы
даже и в самом деле исчез соперник, то завтра же он изобретет другого, нового и приревнует к новому.
Может быть, подивятся тому, что
если была такая уверенность, то почему же он заранее не пошел сюда, так сказать в свое общество, а направился к Самсонову, человеку склада чужого, с которым он
даже и не знал, как говорить.