Неточные совпадения
Начиная жизнеописание героя моего, Алексея Федоровича Карамазова, нахожусь
в некотором недоумении. А именно: хотя я и называю Алексея Федоровича моим героем, но, однако, сам знаю, что человек он отнюдь не великий, а посему и предвижу неизбежные вопросы вроде таковых: чем же замечателен ваш Алексей Федорович, что вы выбрали его своим героем? Что сделал он
такого? Кому и чем известен? Почему я, читатель, должен тратить
время на изучение фактов его жизни?
Вот если вы не согласитесь с этим последним тезисом и ответите: «Не
так» или «не всегда
так», то я, пожалуй, и ободрюсь духом насчет значения героя моего Алексея Федоровича. Ибо не только чудак «не всегда» частность и обособление, а напротив, бывает
так, что он-то, пожалуй, и носит
в себе иной раз сердцевину целого, а остальные люди его эпохи — все, каким-нибудь наплывным ветром, на
время почему-то от него оторвались…
На это отвечу уже
в точности: тратил я бесплодные слова и драгоценное
время, во-первых, из вежливости, а во-вторых, из хитрости: все-таки, дескать, заране
в чем-то предупредил.
И
в то же
время он все-таки всю жизнь свою продолжал быть одним из бестолковейших сумасбродов по всему нашему уезду.
Деревеньку же и довольно хороший городской дом, которые тоже пошли ей
в приданое, он долгое
время и изо всех сил старался перевести на свое имя чрез совершение какого-нибудь подходящего акта и наверно бы добился того из одного,
так сказать, презрения и отвращения к себе, которое он возбуждал
в своей супруге ежеминутно своими бесстыдными вымогательствами и вымаливаниями, из одной ее душевной усталости, только чтоб отвязался.
К тому же
так случилось, что родня ребенка по матери тоже как бы забыла о нем
в первое
время.
Он долго потом рассказывал,
в виде характерной черты, что когда он заговорил с Федором Павловичем о Мите, то тот некоторое
время имел вид совершенно не понимающего, о каком
таком ребенке идет дело, и даже как бы удивился, что у него есть где-то
в доме маленький сын.
Списавшись с Федором Павловичем и мигом угадав, что от него денег на воспитание его же детей не вытащишь (хотя тот прямо никогда не отказывал, а только всегда
в этаких случаях тянул, иногда даже изливаясь
в чувствительностях), он принял
в сиротах участие лично и особенно полюбил младшего из них, Алексея,
так что тот долгое
время даже и рос
в его семействе.
Так как Ефим Петрович плохо распорядился и получение завещанных самодуркой генеральшей собственных детских денег, возросших с тысячи уже на две процентами, замедлилось по разным совершенно неизбежимым у нас формальностям и проволочкам, то молодому человеку
в первые его два года
в университете пришлось очень солоно,
так как он принужден был все это
время кормить и содержать себя сам и
в то же
время учиться.
Познакомившись с редакциями, Иван Федорович все
время потом не разрывал связей с ними и
в последние свои годы
в университете стал печатать весьма талантливые разборы книг на разные специальные темы,
так что даже стал
в литературных кружках известен.
Впрочем, лишь
в самое только последнее
время ему удалось случайно обратить на себя вдруг особенное внимание
в гораздо большем круге читателей,
так что его весьма многие разом тогда отметили и запомнили.
Заранее скажу мое полное мнение: был он просто ранний человеколюбец, и если ударился на монастырскую дорогу, то потому только, что
в то
время она одна поразила его и представила ему,
так сказать, идеал исхода рвавшейся из мрака мирской злобы к свету любви души его.
В последнее
время от припадков болезни он становился иногда
так слаб, что едва бывал
в силах выйти из кельи, и богомольцы ждали иногда
в монастыре его выхода по нескольку дней.
Дмитрий Федорович, никогда у старца не бывавший и даже не видавший его, конечно, подумал, что старцем его хотят как бы испугать; но
так как он и сам укорял себя втайне за многие особенно резкие выходки
в споре с отцом за последнее
время, то и принял вызов.
— То есть
в двух словах, — упирая на каждое слово, проговорил опять отец Паисий, — по иным теориям, слишком выяснившимся
в наш девятнадцатый век, церковь должна перерождаться
в государство,
так как бы из низшего
в высший вид, чтобы затем
в нем исчезнуть, уступив науке, духу
времени и цивилизации.
Если что и охраняет общество даже
в наше
время и даже самого преступника исправляет и
в другого человека перерождает, то это опять-таки единственно лишь закон Христов, сказывающийся
в сознании собственной совести.
Иные, видевшие
в его глазах что-то задумчивое и угрюмое, случалось, вдруг поражались внезапным смехом его, свидетельствовавшим о веселых и игривых мыслях, бывших
в нем именно
в то
время, когда он смотрел с
такою угрюмостью.
— Я нарочно и сказал, чтобы вас побесить, потому что вы от родства уклоняетесь, хотя все-таки вы родственник, как ни финтите, по святцам докажу; за тобой, Иван Федорович, я
в свое
время лошадей пришлю, оставайся, если хочешь, и ты. Вам же, Петр Александрович, даже приличие велит теперь явиться к отцу игумену, надо извиниться
в том, что мы с вами там накутили…
Это было именно то самое
время, когда он получил из Петербурга известие о смерти его первой супруги, Аделаиды Ивановны, и когда с крепом на шляпе пил и безобразничал
так, что иных
в городе, даже из самых беспутнейших, при взгляде на него коробило.
«Она сама, низкая, виновата», — говорил он утвердительно, а обидчиком был не кто иной, как «Карп с винтом» (
так назывался один известный тогда городу страшный арестант, к тому
времени бежавший из губернского острога и
в нашем городе тайком проживавший).
Пусть я проклят, пусть я низок и подл, но пусть и я целую край той ризы,
в которую облекается Бог мой; пусть я иду
в то же самое
время вслед за чертом, но я все-таки и твой сын, Господи, и люблю тебя, и ощущаю радость, без которой нельзя миру стоять и быть.
— Вы переждите, Григорий Васильевич, хотя бы самое даже малое время-с, и прослушайте дальше, потому что я всего не окончил. Потому
в самое то
время, как я Богом стану немедленно проклят-с,
в самый, тот самый высший момент-с, я уже стал все равно как бы иноязычником, и крещение мое с меня снимается и ни во что вменяется, —
так ли хоть это-с?
Опять-таки и то взямши, что никто
в наше
время, не только вы-с, но и решительно никто, начиная с самых даже высоких лиц до самого последнего мужика-с, не сможет спихнуть горы
в море, кроме разве какого-нибудь одного человека на всей земле, много двух, да и то, может, где-нибудь там
в пустыне египетской
в секрете спасаются,
так что их и не найдешь вовсе, — то коли так-с, коли все остальные выходят неверующие, то неужели же всех сих остальных, то есть население всей земли-с, кроме каких-нибудь тех двух пустынников, проклянет Господь и при милосердии своем, столь известном, никому из них не простит?
— Червонца стоит твое слово, ослица, и пришлю тебе его сегодня же, но
в остальном ты все-таки врешь, врешь и врешь; знай, дурак, что здесь мы все от легкомыслия лишь не веруем, потому что нам некогда: во-первых, дела одолели, а во-вторых,
времени Бог мало дал, всего во дню определил только двадцать четыре часа,
так что некогда и выспаться, не только покаяться.
А коли я именно
в тот же самый момент это все и испробовал и нарочно уже кричал сей горе: подави сих мучителей, — а та не давила, то как же, скажите, я бы
в то
время не усомнился, да еще
в такой страшный час смертного великого страха?
— Врешь! Не надо теперь спрашивать, ничего не надо! Я передумал. Это вчера глупость
в башку мне сглупу влезла. Ничего не дам, ничегошеньки, мне денежки мои нужны самому, — замахал рукою старик. — Я его и без того, как таракана, придавлю. Ничего не говори ему, а то еще будет надеяться. Да и тебе совсем нечего у меня делать, ступай-ка. Невеста-то эта, Катерина-то Ивановна, которую он
так тщательно от меня все
время прятал, за него идет али нет? Ты вчера ходил к ней, кажется?
Вместо ответа мальчик вдруг громко заплакал,
в голос, и вдруг побежал от Алеши. Алеша пошел тихо вслед за ним на Михайловскую улицу, и долго еще видел он, как бежал вдали мальчик, не умаляя шагу, не оглядываясь и, верно, все
так же
в голос плача. Он положил непременно, как только найдется
время, разыскать его и разъяснить эту чрезвычайно поразившую его загадку. Теперь же ему было некогда.
— Войдите, войдите ко мне сюда, — настойчиво и повелительно закричала она, — теперь уж без глупостей! О Господи, что ж вы стояли и молчали
такое время? Он мог истечь кровью, мама! Где это вы, как это вы? Прежде всего воды, воды! Надо рану промыть, просто опустить
в холодную воду, чтобы боль перестала, и держать, все держать… Скорей, скорей воды, мама,
в полоскательную чашку. Да скорее же, — нервно закончила она. Она была
в совершенном испуге; рана Алеши страшно поразила ее.
Вот недавно о сосне, например: стояла у нас
в саду
в ее первом детстве сосна, может и теперь стоит,
так что нечего говорить
в прошедшем
времени.
У него все
время, пока он тогда говорил, голос был
такой слабый, ослабленный, и говорил он
так скоро-скоро, все как-то хихикал
таким смешком, или уже плакал… право, он плакал, до того он был
в восхищении… и про дочерей своих говорил… и про место, что ему
в другом городе дадут…
Дорогие там лежат покойники, каждый камень над ними гласит о
такой горячей минувшей жизни, о
такой страстной вере
в свой подвиг,
в свою истину,
в свою борьбу и
в свою науку, что я, знаю заранее, паду на землю и буду целовать эти камни и плакать над ними, —
в то же
время убежденный всем сердцем моим, что все это давно уже кладбище, и никак не более.
За границей теперь как будто и не бьют совсем, нравы, что ли, очистились, али уж законы
такие устроились, что человек человека как будто уж и не смеет посечь, но зато они вознаградили себя другим и тоже чисто национальным, как и у нас, и до того национальным, что у нас оно как будто и невозможно, хотя, впрочем, кажется, и у нас прививается, особенно со
времени религиозного движения
в нашем высшем обществе.
У нас
в Москве,
в допетровскую старину,
такие же почти драматические представления, из Ветхого Завета особенно, тоже совершались по
временам; но, кроме драматических представлений, по всему миру ходило тогда много повестей и «стихов»,
в которых действовали по надобности святые, ангелы и вся сила небесная.
Что непременно и было
так, это я тебе скажу. И вот он возжелал появиться хоть на мгновенье к народу, — к мучающемуся, страдающему, смрадно-грешному, но младенчески любящему его народу. Действие у меня
в Испании,
в Севилье,
в самое страшное
время инквизиции, когда во славу Божию
в стране ежедневно горели костры и
Если хочешь,
так в этом и есть самая основная черта римского католичества, по моему мнению по крайней мере: «все, дескать, передано тобою папе и все, стало быть, теперь у папы, а ты хоть и не приходи теперь вовсе, не мешай до
времени по крайней мере».
Видишь: предположи, что нашелся хотя один из всех этих желающих одних только материальных и грязных благ — хоть один только
такой, как мой старик инквизитор, который сам ел коренья
в пустыне и бесновался, побеждая плоть свою, чтобы сделать себя свободным и совершенным, но однако же, всю жизнь свою любивший человечество и вдруг прозревший и увидавший, что невелико нравственное блаженство достигнуть совершенства воли с тем, чтобы
в то же
время убедиться, что миллионы остальных существ Божиих остались устроенными лишь
в насмешку, что никогда не
в силах они будут справиться со своею свободой, что из жалких бунтовщиков никогда не выйдет великанов для завершения башни, что не для
таких гусей великий идеалист мечтал о своей гармонии.
Оченно боятся они Дмитрия Федоровича,
так что если бы даже Аграфена Александровна уже пришла, и они бы с ней заперлись, а Дмитрий Федорович тем
временем где появится близко,
так и тут беспременно обязан я им тотчас о том доложить, постучамши три раза,
так что первый-то знак
в пять стуков означает: «Аграфена Александровна пришли», а второй знак
в три стука — «оченно, дескать, надоть»;
так сами по нескольку раз на примере меня учили и разъясняли.
Себялюбие, однако же, помешало мне сделать предложение руки
в то
время: тяжело и страшно показалось расстаться с соблазнами развратной, холостой и вольной жизни
в таких юных летах, имея вдобавок и деньги.
Лежал я
так на постели ничком, лицом
в подушку и не заметил вовсе, как и
время прошло.
Кричат и секунданты, особенно мой: «Как это срамить полк, на барьере стоя, прощения просить; если бы только я это знал!» Стал я тут пред ними пред всеми и уже не смеюсь: «Господа мои, говорю, неужели
так теперь для нашего
времени удивительно встретить человека, который бы сам покаялся
в своей глупости и повинился,
в чем сам виноват, публично?» — «Да не на барьере же», — кричит мой секундант опять.
Если не отойдет с целованием твоим бесчувственный и смеясь над тобою же, то не соблазняйся и сим: значит, срок его еще не пришел, но придет
в свое
время; а не придет, все равно: не он,
так другой за него познает, и пострадает, и осудит, и обвинит себя сам, и правда будет восполнена.
Пусть этот ропот юноши моего был легкомыслен и безрассуден, но опять-таки,
в третий раз повторяю (и согласен вперед, что, может быть, тоже с легкомыслием): я рад, что мой юноша оказался не столь рассудительным
в такую минуту, ибо рассудку всегда придет
время у человека неглупого, а если уж и
в такую исключительную минуту не окажется любви
в сердце юноши, то когда же придет она?
Биографию этой девочки знали, впрочем, у нас
в городе мало и сбивчиво; не узнали больше и
в последнее
время, и это даже тогда, когда уже очень многие стали интересоваться
такою «раскрасавицей»,
в какую превратилась
в четыре года Аграфена Александровна.
Этого не могу!»
Так со скрежетом зубов изрек Митя и действительно мог представить себе
временами, что кончит воспалением
в мозгу.
Ревнивец чрезвычайно скоро (разумеется, после страшной сцены вначале) может и способен простить, например, уже доказанную почти измену, уже виденные им самим объятия и поцелуи, если бы, например, он
в то же
время мог как-нибудь увериться, что это было «
в последний раз» и что соперник его с этого часа уже исчезнет, уедет на край земли, или что сам он увезет ее куда-нибудь
в такое место, куда уж больше не придет этот страшный соперник.
— Сударыня, сударыня! —
в каком-то беспокойном предчувствии прервал опять Дмитрий Федорович, — я весьма и весьма, может быть, последую вашему совету, умному совету вашему, сударыня, и отправлюсь, может быть, туда… на эти прииски… и еще раз приду к вам говорить об этом… даже много раз… но теперь эти три тысячи, которые вы
так великодушно… О, они бы развязали меня, и если можно сегодня… То есть, видите ли, у меня теперь ни часу, ни часу
времени…
Может быть, угрызение совести кольнуло его за то, что он спит, а дом без сторожа «
в такое опасное
время».
«Столько уменья, столько аккуратности и
в таком молодом человеке
в наше
время, и все это при
таких манерах и наружности.
Его уговаривали прокурор и следователь.
Так прошло некоторое
время, минут десять; наконец
в комнату поспешно вошел отлучившийся было Михаил Макарович и громко,
в возбуждении, проговорил прокурору...
Митя глубоко насмешливым, но
в то же
время и страшно ненавистным взглядом посмотрел на него. Он смотрел долго и молча,
так что у прокурора глаза замигали.