Неточные совпадения
Уверь кто-нибудь тогда честнейшего Степана Трофимовича неопровержимыми доказательствами, что ему
вовсе нечего опасаться,
и он бы непременно обиделся.
Успел же прочесть всего только несколько лекций,
и, кажется, об аравитянах; успел тоже защитить блестящую диссертацию о возникавшем было гражданском
и ганзеатическом значении немецкого городка Ганау, в эпоху между 1413
и 1428 годами, а вместе с тем
и о тех особенных
и неясных причинах, почему значение это
вовсе не состоялось.
Но сцена вдруг переменяется,
и наступает какой-то «Праздник жизни», на котором поют даже насекомые, является черепаха с какими-то латинскими сакраментальными словами,
и даже, если припомню, пропел о чем-то один минерал, то есть предмет уже
вовсе неодушевленный.
Действительно, Варвара Петровна наверно
и весьма часто его ненавидела; но он одного только в ней не приметил до самого конца, того, что стал наконец для нее ее сыном, ее созданием, даже, можно сказать, ее изобретением, стал плотью от плоти ее,
и что она держит
и содержит его
вовсе не из одной только «зависти к его талантам».
Трудно представить себе, какую нищету способен он был переносить, даже
и не думая о ней
вовсе.
— Tous les hommes de génie et de progrès en Russie étaient, sont et seront toujours des картежники et des пьяницы, qui boivent en zapoï [Все одаренные
и передовые люди в России были, есть
и будут всегда картежники
и пьяницы, которые пьют запоем (фр.).]… а я еще
вовсе не такой картежник
и не такой пьяница…
Так называемое у нас имение Степана Трофимовича (душ пятьдесят по старинному счету,
и смежное со Скворешниками) было
вовсе не его, а принадлежало первой его супруге, а стало быть, теперь их сыну, Петру Степановичу Верховенскому.
— Может быть, вам скучно со мной, Г—в (это моя фамилия),
и вы бы желали… не приходить ко мне
вовсе? — проговорил он тем тоном бледного спокойствия, который обыкновенно предшествует какому-нибудь необычайному взрыву. Я вскочил в испуге; в то же мгновение вошла Настасья
и молча протянула Степану Трофимовичу бумажку, на которой написано было что-то карандашом. Он взглянул
и перебросил мне. На бумажке рукой Варвары Петровны написаны были всего только два слова: «Сидите дома».
— Я тоже совсем не знаю русского народа
и…
вовсе нет времени изучать! — отрезал опять инженер
и опять круто повернулся на диване. Степан Трофимович осекся на половине речи.
А если я с вами не излагаю мыслей, — заключил он неожиданно
и обводя всех нас твердым взглядом, — то
вовсе не с тем, что боюсь от вас доноса правительству; это нет; пожалуйста, не подумайте пустяков в этом смысле…
— Я желал бы не говорить об этом, — отвечал Алексей Нилыч, вдруг подымая голову
и сверкая глазами, — я хочу оспорить ваше право, Липутин. Вы никакого не имеете права на этот случай про меня. Я
вовсе не говорил моего всего мнения. Я хоть
и знаком был в Петербурге, но это давно, а теперь хоть
и встретил, но мало очень знаю Николая Ставрогина. Прошу вас меня устранить
и…
и всё это похоже на сплетню.
— Ах, простите, пожалуйста, я совсем не то слово сказала;
вовсе не смешное, а так… (Она покраснела
и сконфузилась.) Впрочем, что же стыдиться того, что вы прекрасный человек? Ну, пора нам, Маврикий Николаевич! Степан Трофимович, через полчаса чтобы вы у нас были. Боже, сколько мы будем говорить! Теперь уж я ваш конфидент,
и обо всем, обо всем,понимаете?
Эти дружеские пальцы вообще безжалостны, а иногда бестолковы, pardon, [простите (фр.).] но, вот верите ли, а я почти забыл обо всем этом, о мерзостях-то, то есть я
вовсе не забыл, но я, по глупости моей, всё время, пока был у Lise, старался быть счастливым
и уверял себя, что я счастлив.
— А профессора
вовсе и нет, мама.
—
И заметьте, он
вовсе не так богат, как вы думаете; богата я, а не он, а он у меня тогда почти
вовсе не брал.
И опять смех. Маврикий Николаевич был роста высокого, но
вовсе не так уж непозволительно.
Видишь, если тебе это приятно, то я летел заявить тебе, что я
вовсе не против, так как ты непременно желал моего мнения как можно скорее; если же (сыпал он) тебя надо «спасать», как ты тут же пишешь
и умоляешь, в том же самом письме, то опять-таки я к твоим услугам.
Шатов
и ударил-то по-особенному,
вовсе не так, как обыкновенно принято давать пощечины (если только можно так выразиться), не ладонью, а всем кулаком, а кулак у него был большой, веский, костлявый, с рыжим пухом
и с веснушками. Если б удар пришелся по носу, то раздробил бы нос. Но пришелся он по щеке, задев левый край губы
и верхних зубов, из которых тотчас же потекла кровь.
Если бы кто ударил его по щеке, то, как мне кажется, он бы
и на дуэль не вызвал, а тут же, тотчас же убил бы обидчика; он именно был из таких,
и убил бы с полным сознанием, а
вовсе не вне себя.
Затем медленно повернулся
и пошел из комнаты, но
вовсе уж не тою походкой, которою подходил давеча.
У него Базаров это какое-то фиктивное лицо, не существующее
вовсе; они же первые
и отвергли его тогда, как ни на что не похожее.
Николай Всеволодович
вовсе, впрочем, не улыбался, а, напротив, слушал нахмуренно
и несколько нетерпеливо.
— А? Что? Вы, кажется, сказали «всё равно»? — затрещал Петр Степанович (Николай Всеволодович
вовсе ничего не говорил). — Конечно, конечно; уверяю вас, что я
вовсе не для того, чтобы вас товариществом компрометировать. А знаете, вы ужасно сегодня вскидчивы; я к вам прибежал с открытою
и веселою душой, а вы каждое мое словцо в лыко ставите; уверяю же вас, что сегодня ни о чем щекотливом не заговорю, слово даю,
и на все ваши условия заранее согласен!
Николай Всеволодович объяснил, что желает завтра же
и чтобы непременно начать с возобновления извинений
и даже с обещания вторичного письма с извинениями, но с тем, однако, что
и Гаганов, с своей стороны, обещал бы не писать более писем. Полученное же письмо будет считаться как не бывшее
вовсе.
Я знаю, что даже Кириллов, который к ним почти
вовсе не принадлежит, доставил об вас сведения; а агентов у них много, даже таких, которые
и не знают, что служат обществу.
— Да,
и я вам писал о том из Америки; я вам обо всем писал. Да, я не мог тотчас же оторваться с кровью от того, к чему прирос с детства, на что пошли все восторги моих надежд
и все слезы моей ненависти… Трудно менять богов. Я не поверил вам тогда, потому что не хотел верить,
и уцепился в последний раз за этот помойный клоак… Но семя осталось
и возросло. Серьезно, скажите серьезно, не дочитали письма моего из Америки? Может быть, не читали
вовсе?
— Я ведь не сказал же вам, что я не верую
вовсе! — вскричал он наконец, — я только лишь знать даю, что я несчастная, скучная книга
и более ничего покамест, покамест… Но погибай мое имя! Дело в вас, а не во мне… Я человек без таланта
и могу только отдать свою кровь
и ничего больше, как всякий человек без таланта. Погибай же
и моя кровь! Я об вас говорю, я вас два года здесь ожидал… Я для вас теперь полчаса пляшу нагишом. Вы, вы одни могли бы поднять это знамя!..
— Вы атеист, потому что вы барич, последний барич. Вы потеряли различие зла
и добра, потому что перестали свой народ узнавать. Идет новое поколение, прямо из сердца народного,
и не узнаете его
вовсе ни вы, ни Верховенские, сын
и отец, ни я, потому что я тоже барич, я, сын вашего крепостного лакея Пашки… Слушайте, добудьте бога трудом; вся суть в этом, или исчезнете, как подлая плесень; трудом добудьте.
— Кстати, — перешел он вдруг к новой мысли, — вы мне сейчас напомнили: знаете ли, что я
вовсе не богат, так что нечего
и бросать?
— Многого я
вовсе не знал, — сказал он, — разумеется, с вами всё могло случиться… Слушайте, — сказал он, подумав, — если хотите, скажите им, ну, там кому знаете, что Липутин соврал
и что вы только меня попугать доносом собирались, полагая, что я тоже скомпрометирован,
и чтобы с меня таким образом больше денег взыскать… Понимаете?
Но она как бы
и не слыхала
вовсе.
— Боюсь только, нет ли тут чего с егостороны, — продолжала она, не отвечая на вопрос, даже
вовсе его не расслышав. — Опять-таки не мог же он сойтись с такими людишками. Графиня съесть меня рада, хоть
и в карету с собой посадила. Все в заговоре — неужто
и он? Неужто
и он изменил? (Подбородок
и губы ее задрожали.) Слушайте вы: читали вы про Гришку Отрепьева, что на семи соборах был проклят?
— Даю слово, что я
вовсе не хотел вас оскорблять, — с нетерпением проговорил Николай Всеволодович, — я выстрелил вверх потому, что не хочу более никого убивать, вас ли, другого ли, лично до вас не касается. Правда, себя я не считаю обиженным,
и мне жаль, что вас это сердит. Но не позволю никому вмешиваться в мое право.
— Я
вовсе не объявлял, что каждый раз буду вверх стрелять! — вскричал Ставрогин, уже совсем теряя терпение. — Вы
вовсе не знаете, что у меня на уме
и как я опять сейчас выстрелю… я ничем не стесняю дуэли.
— Вопроса
вовсе нет
и сомнений
вовсе нет никаких, молчите лучше! — вскричала она тревожно, как бы отмахиваясь от вопроса.
Варвара Петровна тотчас же поспешила заметить, что Степан Трофимович
вовсе никогда не был критиком, а, напротив, всю жизнь прожил в ее доме. Знаменит же обстоятельствами первоначальной своей карьеры, «слишком известными всему свету», а в самое последнее время — своими трудами по испанской истории; хочет тоже писать о положении теперешних немецких университетов
и, кажется, еще что-то о дрезденской Мадонне. Одним словом, Варвара Петровна не захотела уступить Юлии Михайловне Степана Трофимовича.
— То есть они ведь
вовсе в тебе не так нуждаются. Напротив, это чтобы тебя обласкать
и тем подлизаться к Варваре Петровне. Но, уж само собою, ты не посмеешь отказаться читать. Да
и самому-то, я думаю, хочется, — ухмыльнулся он, — у вас у всех, у старичья, адская амбиция. Но послушай, однако, надо, чтобы не так скучно. У тебя там что, испанская история, что ли? Ты мне дня за три дай просмотреть, а то ведь усыпишь, пожалуй.
Дело в том, что молодой Верховенский с первого шагу обнаружил решительную непочтительность к Андрею Антоновичу
и взял над ним какие-то странные права, а Юлия Михайловна, всегда столь ревнивая к значению своего супруга,
вовсе не хотела этого замечать; по крайней мере не придавала важности.
Произошло даже несколько скандальных случаев, в которых
вовсе уж была не виновата Юлия Михайловна; но все тогда только хохотали
и тешились, а останавливать было некому.
Бедная дама (я очень сожалею о ней) могла достигнуть всего, что так влекло
и манило ее (славы
и прочего),
вовсе без таких сильных
и эксцентрических движений, какими она задалась у нас с самого первого шага.
Прокламации сами по себе тоже дело пустое
и, по-моему,
вовсе не хлопотливое.
— Позвольте вам заметить, милостивый государь, что я
вовсе не намерен отселе терпеть вашего sans façon [бесцеремонности (фр.).]
и прошу вас припомнить…
День для Петра Степановича выдался хлопотливый. От фон Лембке он поскорее побежал в Богоявленскую улицу, но, проходя по Быковой улице, мимо дома, в котором квартировал Кармазинов, он вдруг приостановился, усмехнулся
и вошел в дом. Ему ответили: «Ожидают-с», что очень заинтересовало его, потому что он
вовсе не предупреждал о своем прибытии.
—
И котлетку,
и кофею,
и вина прикажите еще прибавить, я проголодался, — отвечал Петр Степанович, с спокойным вниманием рассматривая костюм хозяина. Господин Кармазинов был в какой-то домашней куцавеечке на вате, вроде как бы жакеточки, с перламутровыми пуговками, но слишком уж коротенькой, что
вовсе и не шло к его довольно сытенькому брюшку
и к плотно округленным частям начала его ног; но вкусы бывают различны. На коленях его был развернут до полу шерстяной клетчатый плед, хотя в комнате было тепло.
Еще с самого начала своего сожития супруги Виргинские положили взаимно, раз навсегда, что собирать гостей в именины совершенно глупо, да
и «нечему
вовсе радоваться».
Но хоть
и нигилистка, а в нужных случаях Арина Прохоровна
вовсе не брезгала не только светскими, но
и стародавними, самыми предрассудочными обычаями, если таковые могли принести ей пользу.
Но Верховенский
вовсе не хотел удовлетворить их законного любопытства
и лишнего ничего не рассказывал; вообще третировал их с замечательною строгостью
и даже небрежностью.
— Ну, да я не для рассуждений приехал, — промахнулся значительным словцом Верховенский
и, как бы
вовсе не замечая своего промаха, подвинул к себе свечу, чтобы было светлее.
Знаете, вы
вовсе ведь не так
и умны, чтобы вам этого желать: вы боитесь, вы не верите, вас пугают размеры.
Догадавшись, что сглупил свыше меры, — рассвирепел до ярости
и закричал, что «не позволит отвергать бога»; что он разгонит ее «беспардонный салон без веры»; что градоначальник даже обязан верить в бога, «а стало быть,
и жена его»; что молодых людей он не потерпит; что «вам, вам, сударыня, следовало бы из собственного достоинства позаботиться о муже
и стоять за его ум, даже если б он был
и с плохими способностями (а я
вовсе не с плохими способностями!), а между тем вы-то
и есть причина, что все меня здесь презирают, вы-то их всех
и настроили!..» Он кричал, что женский вопрос уничтожит, что душок этот выкурит, что нелепый праздник по подписке для гувернанток (черт их дери!) он завтра же запретит
и разгонит; что первую встретившуюся гувернантку он завтра же утром выгонит из губернии «с казаком-с!».