Неточные совпадения
Крикнул он негромко и даже изящно; даже, может
быть, восторг
был преднамеренный, а жест нарочно заучен пред зеркалом, за полчаса пред чаем; но, должно
быть, у него что-нибудь тут не
вышло, так что барон позволил себе чуть-чуть улыбнуться, хотя тотчас же необыкновенно вежливо ввернул фразу о всеобщем и надлежащем умилении всех русских сердец ввиду великого события.
Супруга его да и все дамы
были самых последних убеждений, но всё это
выходило у них несколько грубовато, именно — тут
была «идея, попавшая на улицу», как выразился когда-то Степан Трофимович по другому поводу.
Ко всеобщему изумлению, этой даме, поспешно и в раздражении прибывшей к губернатору для немедленных объяснений,
было отказано у крыльца в приеме; с тем она и отправилась, не
выходя из кареты, обратно домой, не веря самой себе.
Прасковья Ивановна, в первом супружестве госпожа Тушина,
была, как и пансионская подруга ее Варвара Петровна, тоже дочерью откупщика прошедшего времени и тоже
вышла замуж с большим приданым.
— En un mot, я только ведь хотел сказать, что это один из тех начинающих в сорок лет администраторов, которые до сорока лет прозябают в ничтожестве и потом вдруг
выходят в люди посредством внезапно приобретенной супруги или каким-нибудь другим, не менее отчаянным средством… То
есть он теперь уехал… то
есть я хочу сказать, что про меня тотчас же нашептали в оба уха, что я развратитель молодежи и рассадник губернского атеизма… Он тотчас же начал справляться.
Петруша
выслал, впрочем, очень скоро свой точный адрес из Швейцарии для обычной ему высылки денег: стало
быть, не совсем же
был эмигрантом.
Была будто бы кем-то обольщена в своей чести, и за это вот господин Лебядкин, уже многие годы, будто бы с обольстителя ежегодную дань берет, в вознаграждение благородной обиды, так по крайней мере из его болтовни
выходит — а по-моему, пьяные только слова-с.
— Только сделайте одолжение, присядьте уж и сами, а то что же я
буду сидеть, а вы в таком волнении
будете передо мною… бегать. Нескладно выйдет-с.
Я только и ждал этого слова. Наконец-то это заветное, скрываемое от меня словцо
было произнесено после целой недели виляний и ужимок. Я решительно
вышел из себя...
Они ведь обе только здесь в первый раз проведали об этих здешних историях с Nicolas четыре года назад: «Вы тут
были, вы видели, правда ли, что он сумасшедший?» И откуда эта идея
вышла, не понимаю.
А тем временем и шепни мне, из церкви
выходя, одна наша старица, на покаянии у нас жила за пророчество: «Богородица что
есть, как мнишь?» — «Великая мать, отвечаю, упование рода человеческого».
Выходило, стало
быть, что вчерашний «фрак любви», о котором он кричал Шатову, существовал действительно.
Если хотите, тут именно через этот контраст и
вышла беда; если бы несчастная
была в другой обстановке, то, может
быть, и не дошла бы до такой умоисступленной мечты.
— Так и
есть! — воскликнул он добродушно и шутливо. — Вижу, что вам уже всё известно. А я, как
вышел отсюда, и задумался в карете: «По крайней мере надо
было хоть анекдот рассказать, а то кто же так уходит?» Но как вспомнил, что у вас остается Петр Степанович, то и забота соскочила.
Теперь же у ней
были новые хлопоты: с самого того мгновения, как
вышел капитан и столкнулся в дверях с Николаем Всеволодовичем, Лиза вдруг принялась смеяться, — сначала тихо, порывисто, но смех разрастался всё более и более, громче и явственнее.
Он с достоинством поклонился Варваре Петровне и не вымолвил слова (правда, ему ничего и не оставалось более). Он так и хотел
было совсем уже
выйти, но не утерпел и подошел к Дарье Павловне. Та, кажется, это предчувствовала, потому что тотчас же сама, вся в испуге, начала говорить, как бы спеша предупредить его...
Но удивительно нам
было то: через кого это всё могло так скоро и точно
выйти наружу?
Прислуги тогда не
было; один Лебядкин мог бы что-нибудь разболтать, не столько по злобе, потому что
вышел тогда в крайнем испуге (а страх к врагу уничтожает и злобу к нему), а единственно по невоздержанности.
Иногда, впрочем, он и не махал на меня руками. Иногда тоже казалось мне, что принятая таинственная решимость как бы оставляла его и что он начинал бороться с каким-то новым соблазнительным наплывом идей. Это
было мгновениями, но я отмечаю их. Я подозревал, что ему очень бы хотелось опять заявить себя,
выйдя из уединения, предложить борьбу, задать последнюю битву.
«Ты, говорит, меня не
поил и по почте
выслал, да еще здесь ограбил».
«Я же и перевозил», — прибавил Липутин и, прервав о Лебядкиных, вдруг возвестил мне, что Лизавета Николаевна
выходит за Маврикия Николаевича, и хоть это и не объявлено, но помолвка
была и дело покончено.
Кстати, вот и пример: я всегда говорю много, то
есть много слов, и тороплюсь, и у меня всегда не
выходит.
Выйдет, во-первых, что вы уверили в своем простодушии, очень надоели и
были непоняты — все три выгоды разом!
— Это уж я не по «бездарности», это я искренно, от готовности. Если
вышло бездарно, то зато
было искренно.
— По чрезвычайному дождю грязь по здешним улицам нестерпимая, — доложил Алексей Егорович, в виде отдаленной попытки в последний раз отклонить барина от путешествия. Но барин, развернув зонтик, молча
вышел в темный, как погреб, отсырелый и мокрый старый сад. Ветер шумел и качал вершинами полуобнаженных деревьев, узенькие песочные дорожки
были топки и скользки. Алексей Егорович шел как
был, во фраке и без шляпы, освещая путь шага на три вперед фонариком.
Крыльцо пустого дома, в котором квартировал Шатов,
было незаперто; но, взобравшись в сени, Ставрогин очутился в совершенном мраке и стал искать рукой лестницу в мезонин. Вдруг сверху отворилась дверь и показался свет; Шатов сам не
вышел, а только свою дверь отворил. Когда Николай Всеволодович стал на пороге его комнаты, то разглядел его в углу у стола, стоящего в ожидании.
Но он уже лепетал машинально; он слишком
был подавлен известиями и сбился с последнего толку. И, однако же, почти тотчас же, как
вышел на крыльцо и распустил над собой зонтик, стала наклевываться в легкомысленной и плутоватой голове его опять всегдашняя успокоительная мысль, что с ним хитрят и ему лгут, а коли так, то не ему бояться, а его боятся.
Он до того задумался, что позабыл и подслушивать. Впрочем, подслушать
было трудно; дверь
была толстая, одностворчатая, а говорили очень негромко; доносились какие-то неясные звуки. Капитан даже плюнул и
вышел опять, в задумчивости, посвистать на крыльцо.
— Виновата я, должно
быть, пред нимв чем-нибудь очень большом, — прибавила она вдруг как бы про себя, — вот не знаю только, в чем виновата, вся в этом беда моя ввек. Всегда-то, всегда, все эти пять лет, я боялась день и ночь, что пред ним в чем-то я виновата. Молюсь я, бывало, молюсь и всё думаю про вину мою великую пред ним. Ан вот и
вышло, что правда
была.
Николай Всеволодович опять молча и не оборачиваясь пошел своею дорогой; но упрямый негодяй все-таки не отстал от него, правда теперь уже не растабарывая и даже почтительно наблюдая дистанцию на целый шаг позади. Оба прошли таким образом мост и
вышли на берег, на этот раз повернув налево, тоже в длинный и глухой переулок, но которым короче
было пройти в центр города, чем давешним путем по Богоявленской улице.
— То
есть мы вместе и прибирали-с с тем сторожем да уж потом, под утро, у речки, у нас взаимный спор
вышел, кому мешок нести. Согрешил, облегчил его маненечко.
Нам не случилось до сих пор упомянуть о его наружности. Это
был человек большого роста, белый, сытый, как говорит простонародье, почти жирный, с белокурыми жидкими волосами, лет тридцати трех и, пожалуй, даже с красивыми чертами лица. Он
вышел в отставку полковником, и если бы дослужился до генерала, то в генеральском чине
был бы еще внушительнее и очень может
быть, что
вышел бы хорошим боевым генералом.
Только что старик
вышел, как почти в ту же минуту отворилась та же дверь и на пороге показалась Дарья Павловна. Взгляд ее
был спокоен, но лицо бледное.
— Все. То
есть, конечно, где же их прочитать? Фу, сколько ты исписал бумаги, я думаю, там более двух тысяч писем… А знаешь, старик, я думаю, у вас
было одно мгновение, когда она готова
была бы за тебя
выйти? Глупейшим ты образом упустил! Я, конечно, говорю с твоей точки зрения, но все-таки ж лучше, чем теперь, когда чуть не сосватали на «чужих грехах», как шута для потехи, за деньги.
Ей хотелось перелить в него свое честолюбие, а он вдруг начал клеить кирку: пастор
выходил говорить проповедь, молящиеся слушали, набожно сложив пред собою руки, одна дама утирала платочком слезы, один старичок сморкался; под конец звенел органчик, который нарочно
был заказан и уже выписан из Швейцарии, несмотря на издержки.
Молодые люди (из коих один
был уже не совсем молодой)
вышли тоже из экипажа и протеснились к иконе, довольно небрежно отстраняя народ.
Так как все уже нагляделись, то тотчас же без спору и
вышли, хотя Лямшин и пристал
было с чем-то к полицеймейстеру.
Ведь я его восемь лет тому еще знал, ведь я ему другом, может
быть,
был, —
выходил из себя Петр Степанович.
Вникните сами: ведь мог бы я не вам открыть первому два-то имени, а прямо тудамахнуть, то
есть туда, где первоначальные объяснения давал; и уж если б я старался из-за финансов али там из-за выгоды, то, уж конечно,
вышел бы с моей стороны нерасчет, потому что благодарны-то
будут теперь вам, а не мне.
«Ну, хорош же ты теперь! — весело обдумывал Петр Степанович,
выходя на улицу, — хорош
будешь и вечером, а мне именно такого тебя теперь надо, и лучше желать нельзя, лучше желать нельзя! Сам русский бог помогает!»
Сам Виргинский в этот вечер
был несколько нездоров, однако же
вышел посидеть в креслах за чайным столом.
Он закончил, видимо торжествуя. Это
была сильная губернская голова. Липутин коварно улыбался, Виргинский слушал несколько уныло, остальные все с чрезвычайным вниманием следили за спором, особенно дамы и офицеры. Все понимали, что агента ста миллионов голов приперли к стене, и ждали, что из этого
выйдет.
—
Выходит, стало
быть, что и вы не противоречите? — обратился Верховенский к хромому.
Они
вышли. Петр Степанович бросился
было в «заседание», чтоб унять хаос, но, вероятно, рассудив, что не стоит возиться, оставил всё и через две минуты уже летел по дороге вслед за ушедшими. На бегу ему припомнился переулок, которым можно
было еще ближе пройти к дому Филиппова; увязая по колена в грязи, он пустился по переулку и в самом деле прибежал в ту самую минуту, когда Ставрогин и Кириллов проходили в ворота.
— И вас. Знаете ли, я думал отдать мир папе. Пусть он
выйдет пеш и бос и покажется черни: «Вот, дескать, до чего меня довели!» — и всё повалит за ним, даже войско. Папа вверху, мы кругом, а под нами шигалевщина. Надо только, чтобы с папой Internationale согласилась; так и
будет. А старикашка согласится мигом. Да другого ему и выхода нет, вот помяните мое слово, ха-ха-ха, глупо? Говорите, глупо или нет?
Часом раньше того, как мы со Степаном Трофимовичем
вышли на улицу, по городу проходила и
была многими с любопытством замечена толпа людей, рабочих с Шпигулинской фабрики, человек в семьдесят, может и более.
Не доезжая городского валу, «они мне велели снова остановить,
вышли из экипажа и прошли через дорогу в поле; думал, что по какой ни
есть слабости, а они стали и начали цветочки рассматривать и так время стояли, чудно, право, совсем уже я усумнился».
Я воображаю, что ему смутно представлялись дорогою многие весьма интересные вещи, на многие темы, но вряд ли он имел какую-нибудь твердую идею или какое-нибудь определенное намерение при въезде на площадь пред губернаторским домом. Но только лишь завидел он выстроившуюся и твердо стоявшую толпу «бунтовщиков», цепь городовых, бессильного (а может
быть, и нарочно бессильного) полицеймейстера и общее устремленное к нему ожидание, как вся кровь прилила к его сердцу. Бледный, он
вышел из коляски.
–…Должна представляться однообразною, — нарочно повторил Степан Трофимович, как можно длиннее и бесцеремоннее растягивая каждое слово. — Такова
была и моя жизнь за всю эту четверть столетия, et comme on trouve partout plus de moines que de raison, [и так как монахов везде встречаешь чаще, чем здравый смысл (фр.).] и так как я с этим совершенно согласен, то и
вышло, что я во всю эту четверть столетия…
— Вы просто лжете, и вовсе вам не сейчас принесли. Вы сами это сочинили с Лебядкиным вместе, может
быть еще вчера, для скандалу. Последний стих непременно ваш, про пономаря тоже. Почему он
вышел во фраке? Значит, вы его и читать готовили, если б он не напился пьян?