Неточные совпадения
С батюшкой начнутся разговоры серьезные,
о науках,
о наших учителях,
о французском языке,
о грамматике Ломонда —
и все мы так веселы, так довольны.
Явилась она со слезами на глазах, говорила, что принимает в нас большое участие; соболезновала
о нашей потере,
о нашем бедственном положении, прибавила, что батюшка был сам виноват: что он не по силам жил, далеко забирался
и что уж слишком на свои силы надеялся.
Обнаружила желание сойтись с нами короче, предложила забыть обоюдные неприятности; а когда матушка объявила, что никогда не чувствовала к ней неприязни, то она прослезилась, повела матушку в церковь
и заказала панихиду по голубчике (так она выразилась
о батюшке).
Она всегда суетилась, всегда была озабочена, выезжала
и выходила по нескольку раз в день; но что она делала,
о чем заботилась
и для чего заботилась, этого я никак не могла угадать.
Поминутно попрекала она нас; только
и делала, что твердила
о своих благодеяниях.
Теперь скажу несколько слов об одном самом странном, самом любопытном
и самом жалком человеке из всех, которых когда-либо мне случалось встречать. Потому говорю
о нем теперь, именно в этом месте моих записок, что до самой этой эпохи я почти не обращала на него никакого внимания, — так все, касавшееся Покровского, стало для меня вдруг занимательно!
Старик
и говорить больше ни
о чем не мог, как
о сыне,
и постоянно два раза в неделю навещал его.
Приносил мне
и Саше пряничных петушков, яблоков
и все, бывало, толкует с нами
о Петеньке.
Судите же
о моем ужасе, когда книги, маленькие, большие, всевозможных форматов, всевозможной величины
и толщины, ринулись с полки, полетели, запрыгали под столом, под стульями, по всей комнате.
Покровский не заходил более;
и я знала, что он не придет,
и загадывала
о будущем вечере.
Я не помню теперь ни одного слова из того, что мы сказали тогда друг другу; помню только, что я робела, мешалась, досадовала на себя
и с нетерпением ожидала окончания разговора, хотя сама всеми силами желала его, целый день мечтала
о нем
и сочиняла мои вопросы
и ответы…
И, право, не помню,
о чем мы не переговорили с ним в эти мучительные
и вместе сладкие часы наших свиданий, ночью, при дрожащем свете лампадки
и почти у самой постели моей бедной больной матушки?..
Ох, это было
и грустное
и радостное время — все вместе;
и мне
и грустно
и радостно теперь вспоминать
о нем.
Я непременно решилась напомнить
о своей дружбе Покровскому
и что-нибудь подарить ему.
Потом разговор естественно перешел на ожидаемый праздник; потом старик распространился
о том, как мы будем дарить,
и чем далее углублялся он в свой предмет, чем более
о нем говорил, тем приметнее мне становилось, что у него есть что-то на душе,
о чем он не может, не смеет, даже боится выразиться.
А теперь все пойдут грустные, тяжелые воспоминания; начнется повесть
о моих черных днях. Вот отчего, может быть, перо мое начинает двигаться медленнее
и как будто отказывается писать далее. Вот отчего, может быть, я с таким увлечением
и с такою любовью переходила в памяти моей малейшие подробности моего маленького житья-бытья в счастливые дни мои. Эти дни были так недолги; их сменило горе, черное горе, которое бог один знает когда кончится.
Старик Покровский целую ночь провел в коридоре, у самой двери в комнату сына; тут ему постлали какую-то рогожку. Он поминутно входил в комнату; на него страшно было смотреть. Он был так убит горем, что казался совершенно бесчувственным
и бессмысленным. Голова его тряслась от страха. Он сам весь дрожал,
и все что-то шептал про себя,
о чем-то рассуждал сам с собою. Мне казалось, что он с ума сойдет с горя.
Неточные совпадения
Городничий (в сторону).
О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не знаешь, с которой стороны
и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Анна Андреевна. А я никакой совершенно не ощутила робости; я просто видела в нем образованного, светского, высшего тона человека, а
о чинах его мне
и нужды нет.
Бобчинский. Возле будки, где продаются пироги. Да, встретившись с Петром Ивановичем,
и говорю ему: «Слышали ли вы
о новости-та, которую получил Антон Антонович из достоверного письма?» А Петр Иванович уж услыхали об этом от ключницы вашей Авдотьи, которая, не знаю, за чем-то была послана к Филиппу Антоновичу Почечуеву.
Осклабился, товарищам // Сказал победным голосом: // «Мотайте-ка на ус!» // Пошло, толпой подхвачено, //
О крепи слово верное // Трепаться: «Нет змеи — // Не будет
и змеенышей!» // Клим Яковлев Игнатия // Опять ругнул: «Дурак же ты!» // Чуть-чуть не подрались!
Потом свою вахлацкую, // Родную, хором грянули, // Протяжную, печальную, // Иных покамест нет. // Не диво ли? широкая // Сторонка Русь крещеная, // Народу в ней тьма тём, // А ни в одной-то душеньке // Спокон веков до нашего // Не загорелась песенка // Веселая
и ясная, // Как вёдреный денек. // Не дивно ли? не страшно ли? //
О время, время новое! // Ты тоже в песне скажешься, // Но как?.. Душа народная! // Воссмейся ж наконец!