И в то время, может быть, даже более, чем во всякое другое, встречаем мы торжественных, льстивых од. Но это была дань своему веку, и, обеспечив себя подобным творением, каждый из
писателей тем безбоязненнее и прямее мог изображать современное общество и подсмеиваться над его недостатками. Таков именно и есть характер «Собеседника», как покажет подробный разбор его.
(71) Из известных нам
писателей того времени подпись Др. может принадлежать троим: С. Друковцову, кроме хозяйственных своих изданий напечатавшему; «Бабушкины сказки», 1778, и «Сова, ночная птица», 1779; Дружерукову, известному «Разговором в царстве мертвых Ломоносова с Сумароковым», 1787, Я. А. Дружинину, переводившему шестую часть «Анахарсисова путешествия» и из Виланда «Пифагоровых учеников», 1794. Все эти лица, конечно, могли писать стихи в 1783 году, но действительно ли писали, этого сказать не можем.
Неточные совпадения
Верх ее искусства, апогей ее благотворности — если она захочет и сумеет показать значение произведений
того или другого
писателя для его времени и потерю этого значения в наше время.
От этого критика я не узнаю, может быть, даже названий всех произведений
писателя и
тем менее
то, где они были помещены и где писаны, но зато мне будет открыт характер
писателя, я буду ясно и верно понимать лучшие его произведения, горячо сочувствовать всему прекрасному, что в них заключается…
Разные неудобства продолжение оного прерывают, а малое число подписателей, сей год бывших, а и
того меньше на будущий явившихся, подтвердили давно известную о
писателях, общую пользу предметом имеющих, истину».
В «Собеседнике» участвовали почти все
те же
писатели, которые участвовали в «Вестнике»; из «Вестника» перепечатывал «Собеседник», особенно в первых частях своих, значительное количество статей, иногда сказывая об этом, а иногда и умалчивая (5).
К этому нужно присоединить и
то, что вся литературная деятельность Екатерины II имеет вид высокой правды и бескорыстия, которое не могло не действовать и на других
писателей, действовавших в
то время.
Цель этого труда состояла в
том, чтобы искусным и подробным изображением древних доблестей русского народа и блестящих судеб его уронить
те клеветы, которые взводили на Россию тогдашпие иностранные
писатели.
Писатели сказывают, что положили убить Бориса и сокровенно послали
то исполнить».
Так, под 1113 годом, говоря о печерской дани, которой не хотели платить новгородцы, автор замечает: «
Писатели приписывают сие
тому, что князь Всеволод Мстиславич, быв не токмо кроток, но и слаб, не содержал их в надлежащем порядке, оттого и своевольствовали».
Даже Карамзин жаловался, как известно, на
то, что русскому
писателю негде взять образца для своего языка, потому что все образованные люди говорят по-французски.
(44) Г-н Соловьев поместил в «Архиве» г. Калачова статью о русских исторических
писателях XVIII века, в которой разбирает некоторых
писателей. Не знаем, почему именно
тех, а не других. Если он хотел рассмотреть только замечательнейших,
то неужели труды Елагина и Эмина замечательнее «Записок о русской истории»?
Правда, нельзя с грустью не вспомнить и
того, сколько грубых порицаний и злобных обвинений в наше время навлек на себя
писатель, осмелившийся поднять даже ничтожный кончик завесы, под которой скрываются пороки общества, да еще перенесший их в дальний уездный город…
Дионисическая настроенность, искание необыкновенного, непохожего на обыденность, привели группу
писателей того времени к попытке создать что-то похожее на подражание «дионисической мистерии».
Писатели того времени, не обращая внимания на публику, для которой они писали, не думая о тех условиях, от которых зависит действительный успех добрых идей, придавали себе и своим словам гораздо более значения, нежели следовало.
Вот почему и полагаем мы, что как скоро в писателе-художнике признается талант, то есть уменье чувствовать и изображать жизненную правду явлений, то, уже в силу этого самого признания, произведения его дают законный повод к рассуждениям о той среде жизни, о той эпохе, которая вызвала в
писателе то или другое произведение.
Неточные совпадения
А Степан Аркадьич был не только человек честный (без ударения), но он был че́стный человек (с ударением), с
тем особенным значением, которое в Москве имеет это слово, когда говорят: че́стный деятель, че́стный
писатель, че́стный журнал, че́стное учреждение, че́стное направление, и которое означает не только
то, что человек или учреждение не бесчестны, но и
то, что они способны при случае подпустить шпильку правительству.
— Я не могу вполне с этим согласиться, — отвечал Алексей Александрович. — Мне кажется, что нельзя не признать
того, что самый процесс изучения форм языков особенно благотворно действует на духовное развитие. Кроме
того, нельзя отрицать и
того, что влияние классических
писателей в высшей степени нравственное, тогда как, к несчастью, с преподаванием естественных наук соединяются
те вредные и ложные учения, которые составляют язву нашего времени.
Цитует немедленно
тех и других древних
писателей и чуть только видит какой-нибудь намек или просто показалось ему намеком, уж он получает рысь и бодрится, разговаривает с древними
писателями запросто, задает им запросы и сам даже отвечает на них, позабывая вовсе о
том, что начал робким предположением; ему уже кажется, что он это видит, что это ясно, — и рассуждение заключено словами: «так это вот как было, так вот какой народ нужно разуметь, так вот с какой точки нужно смотреть на предмет!» Потом во всеуслышанье с кафедры, — и новооткрытая истина пошла гулять по свету, набирая себе последователей и поклонников.
Потому что пора наконец дать отдых бедному добродетельному человеку, потому что праздно вращается на устах слово «добродетельный человек»; потому что обратили в лошадь добродетельного человека, и нет
писателя, который бы не ездил на нем, понукая и кнутом, и всем чем ни попало; потому что изморили добродетельного человека до
того, что теперь нет на нем и тени добродетели, а остались только ребра да кожа вместо тела; потому что лицемерно призывают добродетельного человека; потому что не уважают добродетельного человека.
Вообразите себе только
то, что является вооруженный с ног до головы, вроде Ринальда Ринальдина, [Ринальдо Ринальдини — разбойник, герой одноименного романа немецкого
писателя Х.-А.