Все
эти факты убеждают нас, что тогдашним административным и правительственным деятелям действительно чуждо было, по выражению г. Устрялова («Введение», стр. XXVIII), «то, чем европейские народы справедливо гордятся пред обитателями других частей света, — внутреннее стремление к лучшему, совершеннейшему, самобытное развитие своих сил умственных и промышленных, ясное сознание необходимости образования народного».
Из
этих фактов очевидно одно: что, вопреки общему мнению, как замечает сам же историк в другом месте (том III, стр. 179), Петр искал за границею единственно средств ввести и утвердить в России морское дело, едва ли помышляя тогда о преобразовании своего государства по примеру государств западных.
Неточные совпадения
По
этой мерке г. Устрялов должен стать теперь на недосягаемую высоту учености, потому что им открыты или объяснены не два-три ничтожные
факта, а сотни подробностей, бросающих действительно новый свет на прежде известные исторические явления.
Всякое историческое изложение, не одушевленное
этой идеей, будет сбором случайных
фактов, может быть и связанных между собою, но оторванных от всего окружающего, от всего прошедшего и будущего.
Невыполнение
этой задачи не заменяется никаким красноречием, никаким обилием
фактов, относящихся к изображаемому лицу.
Но сопоставление
этих светлых и темных
фактов далеко не разъясняет нам исторического положения древней Руси и дает много оснований не принимать той точки зрения, которую представляет нам г. Устрялов.
Если так, то всякий вправе спросить: что же
это значит, что при совершенном и благотворном развитии основных элементов возможно было подобное, крайне печальное, положение дел? «Стародавняя Россия заключала в недрах своих главные начала государственного благоустройства», — говорит г. Устрялов и вслед за тем приводит
факты, доказывающие крайнее расстройство.
Чтобы яснее показать
это, а вместе с тем, чтобы представить читателям некоторые
факты из первых томов «Истории Петра» г. Устрялова, мы намерены сделать в
этой статье несколько кратких указаний на то состояние, в каком находилась Русь пред началом правления Петра.
Объяснение
этого замечательного
факта заключается именно в том обстоятельстве, что военное искусство хотели у нас развить совершенно одиноко, не думая в связи с ним ни о каком другом развитии.
Эта мысль, составившая содержание нашей прошедшей статьи, ожидает еще обширной фактической разработки; но мы не сомневаемся, что чем более станем мы сводить
факты народной жизни за вторую половину XVII и первую четверть XVIII века, тем яснее будет выказываться соответствие между ними, вместо представляющегося на первый раз противоречия.
В подтверждение
факта предсказания ссылается г. Щебальский на переписку Гревия и Гейнзия относительно
этого предмета.
Все
это очень может быть; но мы должны сказать, что мнение г. Устрялова более опирается на его личных соображениях, нежели на несомненных
фактах.
А насколько было положительных знаний у Петра в
это время, достаточно показывают
факты, открытые самим же г. Устряловым.
Но исторические
факты не совершенно благоприятствуют и
этому предположению.
Положительных
фактов, доказывающих
это влияние событий на развитие Петра, прежде чем он узнал начала правильного образования, весьма мало.
Одна стрелецкая челобитная, по простоте своей понятная малому ребенку и тем не менее заключающая в себе
факты, возмутительные для человека даже очень бывалого, — одна
эта челобитная многому могла научить Петра и не могла не подействовать на его деятельную, страстную натуру.
Многие подробности
фактов, находящиеся в «Истории Петра» г. Устрялова, явно указывают на
это, и свидетельство
фактов довольно легко объясняется и подтверждается некоторыми соображениями.
Изложим сначала
эти соображения и потом перейдем к
фактам.
Факты, свидетельствующие об
этом, представляет нам сам г. Устрялов.
Если он имеет в виду частное проявление общей идеи преобразования, то есть сближение с иноземцами для научения от них, то и в
этом случае, как увидим, в жертву красноречию нужно будет принести
факты.
Свойственное г. Устрялову красноречие в
этом случае затемняет несколько простую сущность дела; но добраться до нее не трудно при помощи
фактов и некоторых заметок, представленных самим же г.
На
этом покончим и мы свои заметки, имевшие целью ознакомить наших читателей с характером
фактов, собранных в книге г.
Только тогда Бородавкин спохватился и понял, что шел слишком быстрыми шагами и совсем не туда, куда идти следует. Начав собирать дани, он с удивлением и негодованием увидел, что дворы пусты и что если встречались кой-где куры, то и те были тощие от бескормицы. Но, по обыкновению, он обсудил
этот факт не прямо, а с своей собственной оригинальной точки зрения, то есть увидел в нем бунт, произведенный на сей раз уже не невежеством, а излишеством просвещения.
Самгин мог бы сравнить себя с фонарем на площади: из улиц торопливо выходят, выбегают люди; попадая в круг его света, они покричат немножко, затем исчезают, показав ему свое ничтожество. Они уже не приносят ничего нового, интересного, а только оживляют в памяти знакомое, вычитанное из книг, подслушанное в жизни. Но убийство министра было неожиданностью, смутившей его, — он, конечно, отнесся к
этому факту отрицательно, однако не представлял, как он будет говорить о нем.
Мысль о переезде тревожила его несколько более. Это было свежее, позднейшее несчастье; но в успокоительном духе Обломова и для
этого факта наступала уже история. Хотя он смутно и предвидел неизбежность переезда, тем более, что тут вмешался Тарантьев, но он мысленно отдалял это тревожное событие своей жизни хоть на неделю, и вот уже выиграна целая неделя спокойствия!
Выстрелы на дне обрыва и прогулки туда Веры — конечно, факты, но бабушка против
этих фактов и могла бы принять меры, то есть расставила бы домашнюю полицию с дубинами, подкараулила бы любовника и нанесла бы этим еще новый удар Вере.
Неточные совпадения
Пускай рассказ летописца страдает недостатком ярких и осязательных
фактов, —
это не должно мешать нам признать, что Микаладзе был первый в ряду глуповских градоначальников, который установил драгоценнейший из всех административных прецедентов — прецедент кроткого и бесскверного славословия.
Это была довольно развитая, но совершенно мечтательная натура, которая вполне безучастно относилась к существующему
факту, и
эту безучастность восполняла большою дозою утопизма.
Тем не менее даже и по
этим скудным
фактам оказывается возможным уловить физиономию города и уследить, как в его истории отражались разнообразные перемены, одновременно происходившие в высших сферах.
К сожалению, летописцы не предвидели страшного распространения
этого зла в будущем, а потому, не обращая должного внимания на происходившие перед ними
факты, заносили их в свои тетрадки с прискорбною краткостью.
Но, с другой стороны,
этот же
факт объясняется и иным путем, более естественным.