Неточные совпадения
— Полно же, ну! — вымолвил муж, переменив вдруг голос. — Посмеялся и шабаш! Так уж и
быть:
будь по-твоему! Пущай оба остаются! Мотри только, не говори об этом до
поры до времени… Слышь?
— Ну, на здоровье; утрись поди! — произнес Глеб, выпуская Гришку, который бросился в угол, как кошка, и жалобно завопил. — А то не хочу да не хочу!.. До колен не дорос, а туда же: не хочу!.. Ну, сват,
пора, я чай, и закусить: не
евши легко, а поевши-то все как-то лучше. Пойдем, — довершил рыбак, отворяя дверь избы.
С некоторых
пор в одежде дяди Акима стали показываться заметные улучшения: на шапке его, не заслуживавшей, впрочем, такого имени, потому что ее составляли две-три заплаты, живьем прихваченные белыми нитками, появился вдруг верх из синего сукна; у Гришки оказалась новая рубашка, и, что всего страннее, у рубашки
были ластовицы, очевидно выкроенные из набивного ситца, купленного год тому назад Глебом на фартук жене; кроме того, он не раз заставал мальчика с куском лепешки в руках, тогда как в этот день в доме о лепешках и помину не
было.
— Да что, матушка, пришло, знать, время,
пора убираться отселева, — уныло отвечал Аким. — Сам ноне сказал: убирайся, говорит, прочь отселева! Не надыть, говорит, тебя, старого дурака: даром, говорит, хлеб
ешь!.. Ну, матушка, бог с ним! Свет не без добрых людей… Пойду: авось-либо в другом месте гнушаться не станут, авось пригожусь, спасибо скажут.
Но Василиса, обыкновенно говорливая, ничего на этот раз не отвечала. Она
была всего только один год замужем. В качестве «молодой» ей зазорно, совестно
было, притом и не следовало даже выставлять своего мнения, по которому присутствующие могли бы заключить о чувствах ее к мужу. Весьма вероятно, она ничего не думала и не чувствовала, потому что месяц спустя после замужества рассталась с сожителем и с той
поры в глаза его не видела.
Хуже всего
было то, по мнению Глеба, что Ванюшка начал с некоторых
пор как словно задумываться.
— Знамое дело, какие теперь дороги! И то еще удивлению подобно, как до сих
пор река стоит; в другие годы в это время она давно в берегах… Я полагаю, дюжи
были морозы — лед-то добре закрепили; оттого долее она и держит. А все, по-настоящему,
пора бы расступиться! Вишь, какое тепло: мокрая рука не стынет на ветре! Вот вороны и жаворонки недели три как уж прилетели! — говорил Глеб, околачивая молотком железное острие багра.
Вот хошь бы теперь: по временам давно бы
пора пахарю радоваться на озими, нам — невод забрасывать; а на поле все еще снег пластом лежит, река льдом покрыта, — возразил Глеб, обращаясь к шерстобиту, который сидел с зажмуренными глазами и, казалось, погружен
был в глубокую думу.
Давно
пора бы дома
быть, ан лих — не дается; куда ни глянет, все поляна идет; и не знать, что такое!
Тетка Анна, которая в минуту первого
порыва радости забыла и суровое расположение мужа, и самого мужа, теперь притихла, и бог весть, что сталось такое: казалось бы, ей нечего
было бояться: муж никогда не бил ее, — а между тем робость овладела ею, как только она очутилась в одной избе глаз на глаз с мужем; язык не ворочался!
С некоторых
пор они редко сталкивались вместе: они как словно избегали даже друг друга; в этом, впрочем, скорее можно
было упрекнуть приемыша.
Причина такого необыкновенного снисхождения заключалась единственно в хорошем расположении: уж коли нашла сердитая полоса на неделю либо на две, к нему лучше и не подступайся: словно закалился в своем чувстве, как в броне железной; нашла веселая полоса, и в веселье
был точно так же постоянен: смело ходи тогда; ину
пору хотя и выйдет что-нибудь неладно, не по его — только посмеется да посрамит тебя неотвязчивым, скоморошным прозвищем.
— Так-то так, посытнее, может статься — посытнее; да на все
есть время: придут такие года, вот хоть бы мои теперь, не след потреблять такой пищи; вот я пятнадцать лет мяса в рот не беру, а слава тебе, всевышнему создателю, на силы не жалуюсь. Только и вся моя еда: хлеб, лук, да квасу ину
пору подольешь…
— Коли за себя говоришь, ладно! О тебе и речь нейдет. А вот у тебя, примерно, дочка молодая, об ней, примерно, и говорится:
было бы у ней денег много, нашила бы себе наряду всякого, прикрас всяких… вестимо, дело девичье, молодое; ведь вот также и о приданом думать надо… Не то чтобы, примерно, приданое надыть: возьмут ее и без этого, а так, себя потешить; девка-то уж на возрасте: нет-нет да и замуж
пора выдавать!..
— Не говорил я тебе об этом нашем деле по той причине: время, вишь ты, к тому не приспело, — продолжал Глеб, — нечего
было заводить до
поры до времени разговоров, и дома у меня ничего об этом о сю
пору не ведают; теперь таиться нечего: не сегодня, так завтра сами узнаете… Вот, дядя, — промолвил рыбак, приподымая густые свои брови, — рекрутский набор начался! Это, положим, куда бы ни шло: дело, вестимо, нужное, царство без воинства не бывает; вот что неладно маленько, дядя: очередь за мною.
— Ты обогни избу да пройди в те передние ворота, — примолвил он, — а я пока здесь обожду. Виду, смотри, не показывай, что здесь
была, коли по случаю с кем-нибудь из робят встренешься… Того и смотри прочуяли; на слуху того и смотри сидят, собаки!.. Ступай! Э-хе-хе, — промолвил старый рыбак, когда скрип калитки возвестил, что жена
была уже на дворе. — Эх! Не все, видно, лещи да окуни, бывает так ину
пору, что и песку с реки отведаешь!.. Жаль Гришку, добре жаль; озорлив
был, плутоват, да больно ловок зато!
— Шутка, трое суток маковой росинки во рту не
было! — продолжала старушка, которую всего более озадачивало это обстоятельство, служащее всегда в простонародье несомненным признаком какого-нибудь страшного недуга. — С той вот самой
поры, как пришел… провожал нашего Ван…
— Ах ты, господи! Вот поди ж ты, о сю
пору все еще пляшет! — воскликнул молодой мельник, указывая Глебу на Яшу. — Где еще
было солнце, когда я сюда приходил, он и тогда все плясал!.. Диковинное дело!
Эти неясные
порывы, это лихорадочное раздражение кипучей юности заставляли его желать какой-нибудь перемены, какого-нибудь переворота посреди домашней скуки; желание это
было так сильно, так настойчиво, что даже появление нового лица, которого ждали в семействе рыбака, возбуждало в Гришке тайную радость.
— А мало что — до станового недалече: в Сосновке живет!» Расчет Глеба основывался на том, чтобы продержать Захара вплоть до зимы, то
есть все время, как
будет продолжаться рабочая
пора.
— Да, из твоего дома, — продолжал между тем старик. — Жил я о сю
пору счастливо, никакого лиха не чая, жил, ничего такого и в мыслях у меня не
было; наказал, видно, господь за тяжкие грехи мои! И ничего худого не примечал я за ними. Бывало, твой парень Ваня придет ко мне либо Гришка — ничего за ними не видел. Верил им, словно детям своим. То-то вот наша-то стариковская слабость! Наказал меня создатель, горько наказал. Обманула меня… моя дочка, Глеб Савиныч!
Ину
пору — вот в последнее это время — спросишь: «Что, мол, невесела, Дуня, что песен не
поешь?» — «Ничего, говорит, так, охоты нет».
На другой же день можно
было видеть, как тетка Анна и молоденькая сноха ее перемывали горшки и корчаги и как после этого обе стучали вальками на берегу ручья. Глеб, который не без причины жаловался на потерянное время — время подходило к осени и
пора стояла, следовательно, рабочая, — вышел к лодкам, когда на бледнеющем востоке не успели еще погаснуть звезды. За час до восхода он, Захар и Гришка
были на Оке.
Мы уже имели случай заметить, что старик, нанимая Захара, имел в виду продержать его не далее осени, то
есть до той
поры, пока окажется в нем надобность.
Тетка Анна, несмотря на всегдашнюю хлопотливость свою и вечную возню с горшками, уже не в первый раз замечала, что хозяйка приемыша
была невесела; разочка два приводилось даже видеть ей, как сноха втихомолку плакала. «Знамо, не привыкла еще, по своей по девичьей волюшке жалится! Помнится, как меня замуж выдали, три неделюшки голосила… Вестимо, жутко; а все
пора бы перестать. Не с злодеями какими свел господь; сама, чай, видит… Что плакать-то?» — думала старушка.
Скажи ему, хуже еще упрется; ину
пору сам видит: дело ты говоришь, а перемены все нет никакой; что сказал наперед: худо ли, хорошо ли, на том и поставит — по его чтоб
было!..
Много пожил на свете,
пора бы, кажется, выучиться распознавать, каков таков
есть человек — дурной либо хороший.
—
Было время, точно,
был во мне толк… Ушли мои года, ушла и сила… Вот толк-то в нашем брате — сила! Ушла она — куда ты годен?.. Ну, что говорить, поработал и я, потрудился-таки, немало потрудился на веку своем… Ну, и перестать
пора… Время пришло не о суете мирской помышлять, не о житейских делах помышлять надо, Глеб Савиныч, о другом помышлять надо!..
— Тружусь по мере сил своих, не гневлю господа бога!.. О сю
пору, Глеб Савиныч, благодаря милосердию всевышнего никто не попрекнул чужим хлебом. Окромя своего заработанного, другого не
ел… благодарю за то господа!
С другой стороны, не видел он также никакой надобности бросать до
поры до времени работу; он привык к рыбацкому ремеслу, оно казалось ему легче фабричного, к которому надо
было приучаться да приловчаться.
— Вот, дядя, говорил ты мне в те
поры, как звал тебя в дом к себе, говорил: «Ты передо мной что дуб стогодовалый!» — молвил ты, стало
быть, не в добрый час. Вот тебе и дуб стогодовалый! Всего разломило, руки не смогу поднять… Ты десятью годами меня старее… никак больше… а переживешь этот дуб-ат!.. — проговорил Глеб с какою-то грустью и горечью, как будто упрекал в чем-нибудь дедушку Кондратия.
Я и в те
поры говорил, оченно
был силен, беспременно, как
есть, задавит его сила! — убеждал Захар, окончательно уже захмелевший от радости.
— Ну, ничего! — сказал Захар. — Маленько обманул нас старик, а все хошь недаром сходили:
будет, чем покуражиться!.. Пойдем:
пора; я чай, ребята ждут, — заключил он и без дальних разговоров быстро вышел в сени.
Пущай до
поры до времени ничего не ведает: легче
будет от того на сердце и легче жизнь ему покажется…
Одним словом, тетушка Анна, как говорится, закалякалась и хватилась, что
пора домой, тогда уже, когда на дворе
было темнее, чем в погребе.
— Нет, братцы, как здесь ни тепло, в избе, надо полагать, теплее, — сказал он без всякой торопливости, зевнул даже несколько раз и потянулся, — ей-богу, право, о-о. Пойду-ка и я тяпну чарочку: вернее
будет — скорее согреешься… К тому и
пора: надо к селу подбираться… О-хе-хе. Авось найду как-нибудь село-то — не соломинка. Скажите только, в какую сторону пошли ваши ребята?
Захар веселел с каждым новым глотком. Прошел какой-нибудь получас с тех
пор, как ушли женщины, но времени этого
было достаточно ему, чтобы
спеть несколько дюжин самых разнообразнейших песен. Песни эти, правда, редко кончались и становились нескладнее; но зато голос певца раздавался все звончее и размашистее. Изредка прерывался он, когда нужно
было вставить в светец новую лучину. Он совсем уже как будто запамятовал происшествие ночи; самые приятные картины рисовались в его воображении…
В маленьком хозяйстве Дуни и отца ее
было в ту
пору очень мало денег; но деньги эти, до последней копейки, пошли, однако ж, на панихиду за упокой души рабы божией Анны, — и каждый год потом, в тот самый день, сосновские прихожане могли видеть, как дедушка Кондратий и его дочка ставили перед образом тонкую восковую свечу, крестились и произносили молитву, в которой часто поминалось имя доброй тетушки Анны.