Неточные совпадения
На каждом
шагу открываются новые ландшафты; глаза не утомляются скучным однообразием степи.
Солнце не успело еще обогнуть гору, и часть ее, обращенная к путешественникам, окутывалась тенью. Это обстоятельство значительно улучшало снежную дорогу: дядя Аким не замедлил приблизиться к вершине. С каждым
шагом вперед выступала часть сияющего, неуловимо далекого горизонта… Еще шаг-другой, и дядя Аким очутился
на хребте противоположного ската, круто спускавшегося к реке.
Затем он приподнял свои верши, сунул их под мышку и решительным
шагом направился к берегу, где виднелись две-три опрокинутые лодки и развешанный, сушившийся
на солнце бредень.
Второй ребенок рыбака Петра, вооруженный ломтем хлеба, которого стало бы
на завтрак тридцатилетнему батраку, валялся
на неводе, в двух
шагах от матери.
— Смотри же, ни полсловечка; смекай да послушивай, а лишнего не болтай… Узнаю, худо будет!.. Эге-ге! — промолвил он, делая несколько
шагов к ближнему углу избы, из-за которого сверкнули вдруг первые лучи солнца. — Вот уж и солнышко! Что ж они, в самом деле, долго проклажаются? Ступай, буди их. А я пойду покуда до берега:
на лодки погляжу… Что ж ты стала? — спросил Глеб, видя, что жена не трогалась с места и переминалась с ноги
на ногу.
В сенях она наткнулась
на дядю Акима и его мальчика. Заслышав
шаги, дядя Аким поспешил скорчить лицо и принять жалкую, униженную позу; при виде родственницы он, однако ж, ободрился, кивнул головою по направлению к выходной двери и вопросительно приподнял общипанные свои брови.
Всюду между рядами остроконечных стогов сена, верхушки которых становились уже мало-помалу темнее неба, мелькали белые рубахи косарей; бабы и ребятишки тянулись длинными кривливыми вереницами по всем направлениям; возы и лошади попадались
на каждом
шагу; кое-где артель работников, развалившись
на росистой траве вокруг дымящегося котелка, собиралась ужинать; кое-где только что зажигались еще костры.
«Так вон они как! Вот что. А мне и невдомек было! Знамо, теперь все пропало, кануло в воду… Что ж! Я им не помеха, коли так… Господь с ними!» — бормотал Ваня, делая безотрадные жесты и
на каждом
шагу обтирая ладонью пот, который катился с него ручьями. Ночь между тем была росистая и сырая. Но он чувствовал какую-то нестерпимую духоту
на сердце и в воздухе. Ему стало так жарко, что он принужден даже был распахнуть одежду.
Предводитель отступил
шаг назад и поправил шапку. Затем он посмотрел направо: вода с этой стороны затопляла реку
на далекое расстояние; посмотрел налево: с этой стороны вода простиралась еще дальше. Предводитель снова поправил шапку, тряхнул пилою и пошел отхватывать прямо, останавливаясь, однако ж, кое-где и ощупывая ногами лед, скрытый под водою. Остальные путники, как бараны, последовали тотчас же за своим товарищем.
Смельчаки, однако ж, не обламывались. Следуя гуськом за своим предводителем, шмыгавшим в воде по колени, они продолжали подвигаться вперед. Немного погодя благополучно выбрались они
на свежую полосу, отделявшую их от берега
шагов на сто.
Тут он снова поднялся
на ноги, взглянул
на небо, вернулся
на двор и пошел медленным
шагом к старым саням, служившим ему с Благовещения вместо ложа.
Он не обнаружил, однако ж, никакой торопливости: медленно привстал с лавки и пошел за порог с тем видом, с каким шел обыкновенно
на работу; и только когда собственными глазами уверился Глеб, что то были точно сыновья его,
шаг его ускорился и брови расправились.
Сыновья тотчас же повиновались, нахлобучили шапки и последовали за ним. Достигнув места, где находились лодки, они отстали от него
на несколько
шагов и присоединились к бабам.
Глеб и сын его подошли к избушке; осмотревшись
на стороны, они увидели
шагах в пятнадцати дедушку Кондратия, сидевшего
на берегу озера. Свесив худощавые ноги над водою, вытянув вперед белую как лунь голову, освещенную солнцем, старик удил рыбу. Он так занят был своим делом, что не заметил приближения гостей: несколько пескарей и колюшек, два-три окуня, плескавшиеся в сером глиняном кувшине, сильно, по-видимому, заохотили старика.
Как только
шаги стариков замолкли
на берегу озера, Ваня приподнял голову, тряхнул кудрями, встал со скамьи, подошел к тому месту, где виднелось зеркальце, и отдернул занавеску.
Но тут он остановился; голос его как словно оборвался
на последнем слове, и только сверкающие глаза, все еще устремленные
на дверь, силились, казалось, досказать то, чего не решался выговорить язык. Он опустил сжатые кулаки, отступил
шаг назад, быстрым взглядом окинул двор, снова остановил глаза
на двери крыльца и вдруг вышел за ворота, как будто воздух тесного двора мешал ему дышать свободно.
Прелесть весеннего утра, невозмутимая тишина окрестности, пение птиц — все это, конечно, мало действовало
на Глеба; со всем тем, благодаря, вероятно, ветерку, который пахнул ему в лицо и освежил разгоряченную его голову, грудь старика стала дышать свободнее;
шаг его сделался тверже, когда он начал спускаться по площадке.
Глеб остолбенел. Лицо его побагровело. Крупные капли пота выступили
на лице его. Не мысль о рекрутстве поражала старика: он, как мы видели, здраво, толково рассуждал об этом предмете, — мысль расстаться с Ваней, любимым детищем, наконец, неожиданность события потрясли старика. Так несбыточна казалась подобная мысль старому рыбаку, что он под конец махнул только рукой и сделал несколько
шагов к реке; но Ваня тут же остановил его. Он высказал отцу с большею еще твердостью свою решимость.
Очутившись в нескольких
шагах от отца, он не выдержал и опять-таки обернулся назад; но
на этот раз глаза молодого парня не встретили уже знакомых мест: все исчезло за горою, темный хребет которой упирался в тусклое, серое без просвета небо…
Перегнувшись вперед всем корпусом, Яша перебегал с неимоверною быстротою несколько
шагов и вдруг останавливался, гордо выпрямлялся, с чувством достоинства закидывал голову, бормотал что-то вздутыми губами, секунды три балансировал
на одной ноге, снова клевался вперед головою, которая увлекала его, как паровая машина
на всем ходу, и снова пробегал несколько
шагов.
Выступая
шаг за
шагом по траве и нимало не торопясь, будущий батрак тянул тоненьким, дребезжащим дискантом песню, подыгрывая
на гармонии.
Уже час постукивала она вальком, когда услышала за спиною чьи-то приближающиеся
шаги. Нимало не сомневаясь, что
шаги эти принадлежали тетушке Анне, которая спешила, вероятно, сообщить о крайней необходимости дать как можно скорее груди ребенку (заботливость старушки в деле кормления кого бы то ни было составляла, как известно, одно из самых главных свойств ее нрава), Дуня поспешила положить
на камень белье и валек и подняла голову. Перед ней стоял Захар.
Глеб не дослушал остального. Он выскочил из-за угла и ринулся с поднятыми кулаками
на Захара. Несмотря
на неожиданное нападение, тот ловко, однако ж, вывернулся, отскочив
на несколько
шагов, тряхнул волосами и стал в оборонительное положение.
Гришка легко даже мог бы расслышать голос и песню Захара, если б не помешали звуки железной цепи и лай собаки, которая, заслышав
шаги на галерее, металась и лаяла сильнее прежнего.
Несмотря
на грязь и лужи, которые замедляли
шаг, приятели скоро миновали луга и не замедлили очутиться в кустах ивняка, где скрывался челнок приемыша. Немного погодя они переехали Оку и вышли
на площадку.
Захар не ошибся: плоты, которые прогонялись накануне, действительно были в нескольких
шагах, и не будь багра в руках Гришки, челнок непременно бы налетел
на них; лодка принадлежала прогонщикам леса.
По мере удаления от костра Захар прибавлял
шагу; отдалившись от него
на значительное расстояние, он пустился в бежки.
Захар не счел нужным сообщить Гришке о том, что товарищи гуртовщиков находились, быть может,
шагах в двадцати: дрожащий голос ясно обличал, что приемыш и без того уже струхнул порядком. Не обращая внимания
на неприязненные слова приемыша и делая вид, как будто не замечает его робости, Захар подхватил дружеским, но торопливо-озабоченным голосом...
Голос Захара, раздавшийся где-то неподалеку, мгновенно возвратил приемышу часть его смелости. Он выбрался из-под плетня и стал
на ноги.
Шаги приближались в его сторону; секунду спустя тихо скользнул деревянный засов, запиравший изнутри задние ворота «Расставанья», подле которого находился приемыш.
— Уйдем, матушка, перестань… оставь их… пойдем лучше посидим где-нибудь… что кричать-то… брось… они лучше без нас уймутся… — шептала она, силясь увести старушку, которая хотя и поддавалась, но с каждым
шагом, приближавшим ее к двери, оборачивалась назад, подымала бескровные кулаки свои и посылала новые проклятия
на головы двух приятелей.
— А вот, никак, и другого ведут! — произнес один из понятых, прислушиваясь к
шагам, раздавшимся
на дворе.
На этот раз стариковские ноги изменили; не успели сделать они и двадцати
шагов, как уже Дуня была подле братьев.
Вскоре перед ним сверкнуло маленькое озеро, окаймленное, как бахромою, купами ольхи, орешника и ветел. Еще минута, и показалась Ока во всем своем величии; еще
шаг, и он очутился
на тропинке у берегового углубления, увидел площадку — эту площадку, заменявшую ему целую родину. Каждый предмет, попадавший
на глаза, вызывал в душе его дорогие воспоминания. Ваня перешел ручей — свидетель детских игр…
Сделав несколько
шагов по этому переулку, Ваня услышал как словно знакомый голос. Он поспешно приложил глаза к щелям плетня; но в этом месте зелень совершенно заслонила внутренность сада. Он прошел еще несколько
шагов — и вдруг остановился. Сердце его сильно забилось, краска заиграла
на загоревших щеках его.
Жаркий луч солнца, скользнув между листами яблони и захватив
на пути своем верхушку шалаша, падал
на руки Дуни, разливая прозрачный, желтоватый полусвет
на свежее, еще прекрасное лицо ее. В двух
шагах от Дуни и дедушки Кондратия резвился мальчик лет одиннадцати с белокурыми вьющимися волосами, свежими глазами и лицом таким же кругленьким и румяным, как яблоки, которые над ними висели.