Неточные совпадения
— Эк, какую теплынь господь создал! —
сказал он, озираясь на все стороны. — Так и льет… Знатный
день! А все «мокряк» [Юго-западный ветер на наречии рыбаков и судопромышленников. (Прим. автора.)] подул — оттого… Весна на дворе — гуляй, матушка Ока, кормилица наша!.. Слава те, господи! Старики сказывают: коли в Благовещение красен
день, так и рыбка станет знатно ловиться…
— Хозяйка, —
сказал он, бросая на пол связку хвороста, старых ветвей и засохнувшего камыша, — на вот тебе топлива: берегом идучи, подобрал. Ну-ткась, вы, много ли
дела наделали? Я чай, все более языком выплетали… Покажь: ну нет, ладно, поплавки знатные и неводок, того, годен теперь стал… Маловато только что-то сработали… Утро, кажись, не один час: можно бы и весь невод решить… То-то, по-вашему:
день рассвел — встал да поел,
день прошел — спать пошел… Эх, вы!
— Дядюшка Аким говорит, ему, говорит, хочется произвести, говорит, паренечка к нашему, говорит, рыбацкому
делу, — неожиданно
сказал Василий, высовывая вперед свежее, румяное лицо свое.
— Как нам за тебя бога молить! — радостно воскликнул Аким, поспешно нагибая голову Гришки и сам кланяясь в то же время. — Благодетели вы, отцы наши!.. А уж про себя
скажу, Глеб Савиныч, в гроб уложу себя, старика. К какому
делу ни приставишь, куда ни пошлешь, что сделать велишь…
— Твое
дело: как знаешь, так и делай, — сухо отвечал рыбак. — Мы эти виды-то видали: смолоду напрял ниток с узлами, да потом: нате, мол, вам, кормильцы, распутывайте!.. Я тебе
сказал: парнишку возьму, пожалуй, а тебя мне не надыть!
— Э, Петрушка! Вижу, отселева вижу, куда норовишь багром достать! Ловок, нече
сказать; подумаешь: щуку нырять выучит… Жаль только, мелки твои речи, пальцем
дно достанешь…
— Да что ты, в самом-то
деле, глупую, что ли, нашел какую? — нетерпеливо
сказала она. — Вечор сам говорил: не чаял я в нем такого проку! Вчера всем был хорош, а ноне никуда не годится!.. Что ты, в самом-то
деле, вертишь меня… Что я тебе! — заключила она, окончательно выходя из терпения.
— Вот, сватьюшка, что я
скажу тебе, — произнес он с видом простодушия. — Останься, пожалуй, у нас еще
день, коли спешить некуда. Тем временем нам в чем-нибудь подсобишь… Так, что ли? Ну, когда так — ладно! Бери топор, пойдем со мною.
— Полно, батюшка. Ну что ты, в самом-то
деле! Он и так бояться станет, —
сказала, в свою очередь, Анна.
— Послушай-ка, сват, —
сказал Глеб, потерявший наконец терпение, — что ж ты это, в самом
деле, а?
Был один из тех ненастных, студеных
дней, какие часто встречаются к концу осени, — один из тех
дней, когда самый опытный пахарь не
скажет, зима ли наступила наконец или все еще продолжается осень.
«Чтой-то за парень! Рослый, плечистый, на все руки и во всякое
дело парень! Маленечко вот только бычком смотрит, маленечко вороват, озорлив, — ну, да не без этого! И в хорошем хлеву мякина есть. И то
сказать, я ведь потачки не дам: он вороват, да и я узловат! Как раз попотчую из двух поленцев яичницей; а парень ловкий, нече
сказать, на все руки парень!»
Наконец бог знает что сталось с Глебом Савиновым: стих такой нашел на него или другое что, но в одно утро, не
сказав никому ни слова, купил вдруг плот, нанял плотников и в три
дня поставил новую избу.
Принимая в соображение шум и возгласы, раздававшиеся на дворе, можно было утвердительно
сказать, что тетушка Анна и снохи ее также не оставались праздными. Там шла своего рода работа. И где ж видано, в самом
деле, чтобы добрые хозяйки сидели сложа руки, когда до светлого праздника остается всего-навсе одна неделя!
На этот раз, впрочем, было из чего суетиться. Вчуже забирал страх при виде живых людей, которые, можно
сказать, на ниточке висели от смерти: местами вода, успевшая уже затопить во время
дня половину реки, доходила им до колен; местами приводилось им обходить проруби или перескакивать через широкие трещины, поминутно преграждавшие путь. Дороги нечего было искать: ее вовсе не было видно; следовало идти на авось: где лед держит пока ногу, туда и ступай.
— А, да! Озерской рыбак! —
сказал Глеб. — Ну, что, как там его бог милует?.. С неделю, почитай, не видались; он за половодьем перебрался с озера в Комарево… Скучает, я чай, работой? Старик куды те завистливый к
делу — хлопотун!
— Об
делах не раздобаривал: наказывал только кланяться! —
сказал Нефед. — Ну, что ж мы, братцы, стали? — добавил он, приподняв пилу. — Пойдем к избам! Сват Глеб не поскупится соломой: даст обложить лаптишки.
И то
сказать надо: не в ссылку идет, не за худым каким
делом.
Тот утвердительно кивнул головою, как будто хотел
сказать: «Ладно, не сумневайся: знаем, что делать!»
Дело в том, что им предстояло вести с отцом весьма щекотливую беседу.
— Что его, старика, раззадоривать; дай ему наперед разгуляться; время терпит, идти нам после Святой — успеешь еще
сказать; бей с однова; в тот
день, как идти нам, тут и
скажем!» Петр ничего не отвечал, однако ж послушался.
И то
сказать: коли настоящим
делом взять, незачем Гришке и жена теперь; куда она ему!
— Что ж, —
сказал наконец дедушка Кондратий ласковым, приветливым голосом (лицо его оставалось, однако ж, задумчивым), — что ж! Мы от доброго
дела не прочь…
И то
сказать, дядя: задалось нам, вишь ты, дельце одно; со
дня на
день жду, приведется нам погоревать маненько; вот поэтому-то самому более и хлопочу, как бы скорее сладить, парня нашего вылечить; все по крайности хоть утеха в дому останется…
При самом начале этого разговора, как только Глеб
сказал, что ожидает со
дня на
день какого-то гореванья, и особенно после того, как объяснил он свое намерение относительно Гришки, в чертах Вани произошла разительная перемена; он поднял голову и устремил тревожно-беспокойный взгляд на отца, который во все время беседы сидел к нему боком.
— Гриша, что это, касатик, с нашим стариком прилучилось? —
сказала она, заботливо качая головою. — Вот третий
день ноне не ест, не пьет, сердечный.
Глеб, несмотря на грусть, тяготившую его сердце, рассудил весьма основательно, что в настоящую разгульную минуту Захару не до счетов: были бы деньги. Он положил воспользоваться случаем и дать не восемь целковых — средняя плата батракам (двугривенный в
день), — но несколько меньше; основываясь на этом, он
сказал решительно...
Не лишним будет
сказать прежде всего несколько слов о том, что такое фабричная жизнь и какие элементы вносит она в крестьянское семейство: этим способом мы сделаем половину
дела.
— Да ты мне только
скажи, болезная, на ушко шепни — шепни на ушко, с чего вышло такое? — приставала старушка, поправляя то и
дело головной платок, который от суеты и быстрых движений поминутно сваливался ей на глаза. — Ты, болезная, не убивайся так-то,
скажи только… на ушко шепни… А-и! А-и! Христос с тобой!.. С мужем, что ли, вышло у вас что неладно?.. И то, вишь, он беспутный какой! Плюнь ты на него, касатка! Что крушить-то себя понапрасну? Полно… Погоди, вот старик придет: он ему даст!..
Скажи ему, хуже еще упрется; ину пору сам видит:
дело ты говоришь, а перемены все нет никакой; что
сказал наперед: худо ли, хорошо ли, на том и поставит — по его чтоб было!..
— Гришка, —
сказал он тоном дружбы и товарищества, — полно тебе… Ну, что ты, в самом
деле? Слушай: ведь дело-то, братец ты мой, выходит неладно; надо полагать, кто-нибудь из домашних сфискалил. Сам старик, как есть, ничего не знал!
— Ах, ты, бессовестный, бессовестный! — воскликнула Дуня дрожащим от волнения голосом. — Как у тебя язык не отсохнет говорить такие речи!.. Кого ты морочишь, низкий ты этакой? Разве я не знаю! Мне Гришка все рассказал: ты, ты, низкая твоя душа, заверил его, я, вишь, отцу
сказала… Да накажи меня господь после того, накажи меня в младенце моем, коли сама теперь не поведаю отцу об
делах твоих…
— А я, дядя, примерно, вот зачем… Худые
дела вершаются у нас в доме, —
сказал Глеб.
А
скажешь, бывало: «Сват Аким, —
скажешь, — ступай сети таскать!» — «Ох, живот подвело, моченьки моей нет!»
Скажи потом: «Сват, мол, Аким, ступай щи хлебать!» Ну, на это горазд был; тут об животе нет и помину; день-деньской, бывало, на печи обжигается, нет-нет да поохает: одним понуканьем только и руки-то у него двигались… самый что ни на есть пустой человек был…
— Батюшка, отец ты наш, послушай-ка, что я
скажу тебе, — подхватывала старушка, отодвигаясь, однако ж, в сторону и опуская руку на закраину печи, чтобы в случае надобности успешнее скрыться с глаз мужа, — послушай нас… добро затрудил себя!.. Шуточное
дело, с утра до вечера маешься; что мудреного… не я одна говорю…
Во весь этот
день Дуня не
сказала единого слова. Она как словно избегала даже встречи с Анной. Горе делает недоверчивым: она боялась упреков рассерженной старухи. Но как только старушка заснула и мрачная ночь окутала избы и площадку, Дуня взяла на руки сына, украдкою вышла из избы, пробралась в огород и там уже дала полную волю своему отчаянию. В эту ночь на голову и лицо младенца, который спокойно почивал на руках ее, упала не одна горькая слеза…
— А что будет — известно что: за некошное
дело будет поученьице тошное… знамо, спасибо не
скажут.
Как мы уже
сказали, был Петров
день. Благодаря этому обстоятельству комаревские улицы были полны народа; отовсюду слышались песни и пискливые звуки гармонии. Но Ваня ни на минуту не остановился, чтобы поглазеть на румяных, разряженных в пух и прах девок, которые ласково провожали его глазами.