Неточные совпадения
До
того времени он
в ус не дул; обжигался день-деньской на печке,
как словно и не чаял своего горя.
Но
в это
время глаза мельника устремляются на плотину — и он цепенеет от ужаса: плотины
как не бывало; вода гуляет через все снасти… Вот тебе и мастак-работник, вот тебе и парень на все руки! Со всем
тем, боже сохрани, если недовольный хозяин начнет упрекать Акима: Аким ничего, правда, не скажет
в ответ, но уж зато с этой минуты бросает работу, ходит
как словно обиженный, живет
как вон глядит; там кочергу швырнет, здесь ногой пихнет, с хозяином и хозяйкой слова не молвит, да вдруг и перешел
в другой дом.
Во все
время,
как сноха и хозяйка собирали на стол, Глеб ни разу не обратился к Акиму, хотя часто бросал на него косвенные взгляды. Видно было, что он всячески старался замять речь и не дать гостю своему повода вступить
в объяснение. Со всем
тем,
как только хозяйка поставила на стол горячие щи со снетками, он первый заговорил с ним.
—
Как нам за тебя бога молить! — радостно воскликнул Аким, поспешно нагибая голову Гришки и сам кланяясь
в то же
время. — Благодетели вы, отцы наши!.. А уж про себя скажу, Глеб Савиныч,
в гроб уложу себя, старика. К
какому делу ни приставишь, куда ни пошлешь, что сделать велишь…
Ничего этого не случилось однако ж; она ограничилась
тем только, что потупила глаза и придала лицу своему ворчливое, досадливое выражение — слабые, но
в то же
время единственные признаки внутреннего неудовольствия,
какие могла только дозволить себе Анна
в присутствии Глеба.
Наступило именно
то время весны, когда с теплых стран возвращались птицы; жаворонки неподвижно уже стояли
в небе и звонко заливались над проталинками; ласточки и белые рыболовы, или «мартышки»,
как их преимущественно называют на Оке, сновали взад и вперед над рекою, которая только что вступила
в берега свои после недельного разлива; скворцы летали целыми тучами; грачи также показались.
Он и сам бы сходил — погода ни
в каком случае не могла быть ему помехой, — но пожалел
времени; без всякого сомнения, плохой его работник не мог провести день с
тою пользою для дома,
как сам хозяин.
— Знамое дело,
какие теперь дороги! И
то еще удивлению подобно,
как до сих пор река стоит;
в другие годы
в это
время она давно
в берегах… Я полагаю, дюжи были морозы — лед-то добре закрепили; оттого долее она и держит. А все, по-настоящему, пора бы расступиться! Вишь,
какое тепло: мокрая рука не стынет на ветре! Вот вороны и жаворонки недели три
как уж прилетели! — говорил Глеб, околачивая молотком железное острие багра.
— Что его, старика, раззадоривать; дай ему наперед разгуляться;
время терпит, идти нам после Святой — успеешь еще сказать; бей с однова;
в тот день,
как идти нам, тут и скажем!» Петр ничего не отвечал, однако ж послушался.
При самом начале этого разговора,
как только Глеб сказал, что ожидает со дня на день какого-то гореванья, и особенно после
того,
как объяснил он свое намерение относительно Гришки,
в чертах Вани произошла разительная перемена; он поднял голову и устремил тревожно-беспокойный взгляд на отца, который во все
время беседы сидел к нему боком.
В то время,
как отец спускался по площадке и осматривал свои лодки (первое неизменное дело, которым старый рыбак начинал свой трудовой день), сыновья его сидели, запершись
в клети, и переговаривали о предстоявшем объяснении с родителем; перед ними стоял штоф.
Мало-помалу, однако ж, бабы наши стали приходить
в себя; бледные лица их,
как словно по условленному заранее знаку, выглянули
в одно и
то же
время из разных углов двора.
— А мало что — до станового недалече:
в Сосновке живет!» Расчет Глеба основывался на
том, чтобы продержать Захара вплоть до зимы,
то есть все
время,
как будет продолжаться рабочая пора.
— Ах он, проклятый! — вскричал Глеб, у которого закипело при этом сердце так же,
как в бывалое
время. — То-то приметил я, давно еще приметил…
в то время еще,
как Ваня здесь мой был! Недаром, стало, таскался он к тебе на озеро. Пойдем, дядя, ко мне… тут челнок у меня за кустами. Погоди ж ты! Я ж
те ребры-то переломаю. Я
те!..
Старик шибко крепковат был на деньги, завязывал их,
как говорится,
в семь узлов; недаром,
как видели мы
в свое
время, откладывал он день ото дня, девять лет кряду, постройку новой избы, несмотря на просьбы жены и собственное убеждение, что старая изба
того и смотри повалится всем на голову; недаром считал он каждый грош, клал двойчатки
в кошель, соблюдал строжайший порядок
в доме, не любил бражничества и на семидесятом году неутомимо работал от зари до зари, чтобы только не нанимать лишнего батрака.
— Нынче утром, перед
тем самым
временем,
как старику идти
в Комарево.
На этот раз, однако ж, Захар, движимый, вероятно, какими-нибудь особенными соображениями, не удержал Гришку. Он ограничился
тем лишь, что следил за товарищем глазами во все
время,
как тот подымался по площадке.
Как только Гришка скрылся
в воротах, Захар проворно вскочил с места и побежал к избам, но не вошел на двор, а притаился за воротами.
В то же самое
время как Захар стоял настороже, тетушка Анна сторожила,
в свою очередь, минуту, когда Дуня выйдет из избы развешивать белье.
А между
тем хлопочут они с утра до вечера, и редко увидите вы их руки праздными:
в действиях видны даже какая-то суета и торопливость,
как будто запоздали они с каким-нибудь важным делом и спешат нагнать потерянное
время; заметно желание сделать скоро, живьем, на живую нитку; мера на глаз, вес наугад!
Но обстоятельство это, вместо
того чтобы ослабить
в нем дух, казалось, усиливало только
ту принужденную пугливую деятельность, о которой мы говорили выше; немало также способствовало к
тому время, которое,
как назло, сильнейшим образом благоприятствовало промыслу: рыба ловилась отлично.
По мере
того как приемыш приближался к цели своего путешествия, освещенные окна становились реже. Шум внутри фабрик отдалялся с каждою минутой. Мало-помалу он пропал совершенно.
В ушах приемыша раздавался только хляск, производимый его ногами, и шуршуканье ветра, который
время от
времени пробегал по соломенным кровлям.
Во все
время,
как спускали челноки
в воду, Гришка ни разу не обернулся, не взглянул на дом; ему не до
того было: поддерживая рукой штоф, он распевал во все горло нескладную песню, между
тем как голова его бессильно свешивалась
то на одно плечо,
то на другое…
Это произошло почти
в то же
время,
как Гришка кутил
в Комареве.
В обыкновенное
время, если считать отдыхи, старухе потребовалось бы без малого час
времени, чтобы дойти до Сосновки; но на этот раз она не думала даже отдыхать, а между
тем пришла вдвое скорее. Ноги ее помолодели и двигались сами собою. Она не успела, кажется, покинуть берег,
как уже очутилась на версте от Сосновки и увидела стадо, лежавшее подле темной, безлиственной опушки рощи.
«Что же касается до меня (писал дальше Ваня),
то я, по милости ко мне всемогущего создателя, хранимый всеблагим его провидением, и по настоящее
время нахожусь жив и здоров, весьма благополучен, чего стократно и вам, батюшка и матушка, желаю,
как то: мирных, благодетельных и счастливых дней, хороших успехов во всех ваших хозяйственных делах и намерениях. Продолжая дальше сие письмо, прошу вас, батюшка, вскоре по получении оного уведомить меня, живы ли вы и
в каком положении находитесь…»
Ноющая тоска, тяжкое предчувствие, овладевшее им
в то время еще,
как он выходил из избы, давили ему грудь и стесняли дыхание: точно камень привешивался к сердцу и задерживал его движение.
Захар веселел с каждым новым глотком. Прошел какой-нибудь получас с
тех пор,
как ушли женщины, но
времени этого было достаточно ему, чтобы спеть несколько дюжин самых разнообразнейших песен. Песни эти, правда, редко кончались и становились нескладнее; но зато голос певца раздавался все звончее и размашистее. Изредка прерывался он, когда нужно было вставить
в светец новую лучину. Он совсем уже
как будто запамятовал происшествие ночи; самые приятные картины рисовались
в его воображении…
— Батюшка! — закричала Дуня, которая до
того времени слушала Петра, вздрагивая всем телом. — Батюшка! — подхватила она, снова бросаясь отцу
в ноги. — Помилуй меня! Не отступись… До
какого горя довела я тебя… Посрамила я тебя, родной мой!.. Всему я одна виновница… Сокрушила я твою старость…
Неточные совпадения
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и
в то же
время говорит про себя.)А вот посмотрим,
как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и
в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но
в это
время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Я, кажется, всхрапнул порядком. Откуда они набрали таких тюфяков и перин? даже вспотел. Кажется, они вчера мне подсунули чего-то за завтраком:
в голове до сих пор стучит. Здесь,
как я вижу, можно с приятностию проводить
время. Я люблю радушие, и мне, признаюсь, больше нравится, если мне угождают от чистого сердца, а не
то чтобы из интереса. А дочка городничего очень недурна, да и матушка такая, что еще можно бы… Нет, я не знаю, а мне, право, нравится такая жизнь.
Глядеть весь город съехался, //
Как в день базарный, пятницу, // Через неделю
времени // Ермил на
той же площади // Рассчитывал народ.
Потом свою вахлацкую, // Родную, хором грянули, // Протяжную, печальную, // Иных покамест нет. // Не диво ли? широкая // Сторонка Русь крещеная, // Народу
в ней
тьма тём, // А ни
в одной-то душеньке // Спокон веков до нашего // Не загорелась песенка // Веселая и ясная, //
Как вёдреный денек. // Не дивно ли? не страшно ли? // О
время,
время новое! // Ты тоже
в песне скажешься, // Но
как?.. Душа народная! // Воссмейся ж наконец!
А князь опять больнехонек… // Чтоб только
время выиграть, // Придумать:
как тут быть, // Которая-то барыня // (Должно быть, белокурая: // Она ему, сердечному, // Слыхал я, терла щеткою //
В то время левый бок) // Возьми и брякни барину, // Что мужиков помещикам // Велели воротить! // Поверил! Проще малого // Ребенка стал старинушка, //
Как паралич расшиб! // Заплакал! пред иконами // Со всей семьею молится, // Велит служить молебствие, // Звонить
в колокола!