Неточные совпадения
Дарья Александровна между
тем, успокоив ребенка и по звуку кареты поняв, что он уехал, вернулась опять
в спальню. Это было единственное убежище ее от домашних забот, которые обступали ее,
как только она выходила. Уже и теперь,
в то короткое
время, когда она выходила
в детскую, Англичанка и Матрена Филимоновна успели сделать ей несколько вопросов, не терпевших отлагательства и на которые она одна могла ответить: что надеть детям на гулянье? давать ли молоко? не послать ли за другим поваром?
Левин встречал
в журналах статьи, о которых шла речь, и читал их, интересуясь ими,
как развитием знакомых ему,
как естественнику по университету, основ естествознания, но никогда не сближал этих научных выводов о происхождении человека
как животного, о рефлексах, о биологии и социологии, с
теми вопросами о значении жизни и смерти для себя самого, которые
в последнее
время чаще и чаще приходили ему на ум.
И сколько бы ни внушали княгине, что
в наше
время молодые люди сами должны устраивать свою судьбу, он не могла верить этому,
как не могла бы верить
тому, что
в какое бы
то ни было
время для пятилетних детей самыми лучшими игрушками должны быть заряженные пистолеты.
— Долли, постой, душенька. Я видела Стиву, когда он был влюблен
в тебя. Я помню это
время, когда он приезжал ко мне и плакал, говоря о тебе, и
какая поэзия и высота была ты для него, и я знаю, что чем больше он с тобой жил,
тем выше ты для него становилась. Ведь мы смеялись бывало над ним, что он к каждому слову прибавлял: «Долли удивительная женщина». Ты для него божество всегда была и осталась, а это увлечение не души его…
— О!
как хорошо ваше
время, — продолжала Анна. — Помню и знаю этот голубой туман,
в роде
того, что на горах
в Швейцарии. Этот туман, который покрывает всё
в блаженное
то время, когда вот-вот кончится детство, и из этого огромного круга, счастливого, веселого, делается путь всё уже и уже, и весело и жутко входить
в эту анфиладу, хотя она кажется и светлая и прекрасная…. Кто не прошел через это?
В то время,
как она выходила из гостиной,
в передней послышался звонок.
Левин помнил,
как в то время, когда Николай был
в периоде набожности, постов, монахов, служб церковных, когда он искал
в религии помощи, узды на свою страстную натуру, никто не только не поддержал его, но все, и он сам, смеялись над ним. Его дразнили, звали его Ноем, монахом; а когда его прорвало, никто не помог ему, а все с ужасом и омерзением отвернулись.
И
в это же
время,
как бы одолев препятствия, ветер посыпал снег с крыш вагонов, затрепал каким-то железным оторванным листом, и впереди плачевно и мрачно заревел густой свисток паровоза. Весь ужас метели показался ей еще более прекрасен теперь. Он сказал
то самое, чего желала ее душа, но чего она боялась рассудком. Она ничего не отвечала, и на лице ее он видел борьбу.
Еще
в то время,
как он подходил к Анне Аркадьевне сзади, он заметил с радостью, что она чувствовала его приближение и оглянулась было и, узнав его, опять обратилась к мужу.
— Любовь… — повторила она медленно, внутренним голосом, и вдруг,
в то же
время,
как она отцепила кружево, прибавила: — Я оттого и не люблю этого слова, что оно для меня слишком много значит, больше гораздо, чем вы можете понять, — и она взглянула ему
в лицо. — До свиданья!
Обдумывая, что он скажет, он пожалел о
том, что для домашнего употребления, так незаметно, он должен употребить свое
время и силы ума; но, несмотря на
то,
в голове его ясно и отчетливо,
как доклад, составилась форма и последовательность предстоящей речи.
Еще
в первое
время по возвращении из Москвы, когда Левин каждый раз вздрагивал и краснел, вспоминая позор отказа, он говорил себе: «так же краснел и вздрагивал я, считая всё погибшим, когда получил единицу за физику и остался на втором курсе; так же считал себя погибшим после
того,
как испортил порученное мне дело сестры. И что ж? — теперь, когда прошли года, я вспоминаю и удивляюсь,
как это могло огорчать меня.
То же будет и с этим горем. Пройдет
время, и я буду к этому равнодушен».
В то время,
как они говорили это, Ласка, насторожив уши, оглядывалась вверх на небо и укоризненно на них.
Переодевшись без торопливости (он никогда не торопился и не терял самообладания), Вронский велел ехать к баракам. От бараков ему уже были видны море экипажей, пешеходов, солдат, окружавших гипподром, и кипящие народом беседки. Шли, вероятно, вторые скачки, потому что
в то время,
как он входил
в барак, он слышал звонок. Подходя к конюшне, он встретился с белоногим рыжим Гладиатором Махотина, которого
в оранжевой с синим попоне с кажущимися огромными, отороченными синим ушами вели на гипподром.
Вронский незаметно вошел
в середину толпы почти
в то самое
время,
как раздался звонок, оканчивающий скачки, и высокий, забрызганный грязью кавалергард, пришедший первым, опустившись на седло, стал спускать поводья своему серому, потемневшему от поту, тяжело дышащему жеребцу.
Гладиатор и Диана подходили вместе, и почти
в один и
тот же момент: раз-раз, поднялись над рекой и перелетели на другую сторону; незаметно,
как бы летя, взвилась за ними Фру-Фру, но
в то самое
время,
как Вронский чувствовал себя на воздухе, он вдруг увидал, почти под ногами своей лошади, Кузовлева, который барахтался с Дианой на
той стороне реки (Кузовлев пустил поводья после прыжка, и лошадь полетела с ним через голову).
— Это Петров, живописец, — отвечала Кити, покраснев. — А это жена его, — прибавила она, указывая на Анну Павловну, которая
как будто нарочно,
в то самое
время,
как они подходили, пошла за ребенком, отбежавшим по дорожке.
В середине его работы на него находили минуты, во
время которых он забывал
то, что делал, ему становилось легко, и
в эти же самые минуты ряд его выходил почти так же ровен и хорош,
как и у Тита.
И действительно, Левин никогда не пивал такого напитка,
как эта теплая вода с плавающею зеленью и ржавым от жестяной брусницы вкусом. И тотчас после этого наступала блаженная медленная прогулка с рукой на косе, во
время которой можно было отереть ливший пот, вздохнуть полною грудью и оглядеть всю тянущуюся вереницу косцов и
то, что делалось вокруг,
в лесу и
в поле.
— Ах, я очень рад! — сказал Левин, и что-то трогательное, беспомощное показалось Долли
в его лице
в то время,
как он сказал это и молча смотрел на нее.
Был уже шестой час и потому, чтобы поспеть во-время и вместе с
тем не ехать на своих лошадях, которых все знали, Вронский сел
в извозчичью карету Яшвина и велел ехать
как можно скорее. Извозчичья старая четвероместная карета была просторна. Он сел
в угол, вытянул ноги на переднее место и задумался.
И на охоте,
в то время когда он, казалось, ни о чем не думал, нет-нет, и опять ему вспоминался старик со своею семьей, и впечатление это
как будто требовало к себе не только внимания, но и разрешения чего-то с ним связанного.
Она положила обе руки на его плечи и долго смотрела на него глубоким, восторженным и вместе испытующим взглядом. Она изучала его лицо за
то время, которое она не видала его. Она,
как и при всяком свидании, сводила
в одно свое воображаемое мое представление о нем (несравненно лучшее, невозможное
в действительности) с ним,
каким он был.
Эти припадки ревности,
в последнее
время всё чаще и чаще находившие на нее, ужасали его и,
как он ни старался скрывать это, охлаждали его к ней, несмотря на
то, что он знал, что причина ревности была любовь к нему.
— Я не могу вполне с этим согласиться, — отвечал Алексей Александрович. — Мне кажется, что нельзя не признать
того, что самый процесс изучения форм языков особенно благотворно действует на духовное развитие. Кроме
того, нельзя отрицать и
того, что влияние классических писателей
в высшей степени нравственное, тогда
как, к несчастью, с преподаванием естественных наук соединяются
те вредные и ложные учения, которые составляют язву нашего
времени.
Но чем более проходило
времени,
тем яснее он видел, что,
как ни естественно теперь для него это положение, его не допустят остаться
в нем.
Во все это тяжелое
время Алексей Александрович замечал, что светские знакомые его, особенно женщины, принимали особенное участие
в нем и его жене. Он замечал во всех этих знакомых с трудом скрываемую радость чего-то,
ту самую радость, которую он видел
в глазах адвоката и теперь
в глазах лакея. Все
как будто были
в восторге,
как будто выдавали кого-то замуж. Когда его встречали,
то с едва скрываемою радостью спрашивали об ее здоровье.
Степан Аркадьич передал назад письмо и с
тем же недоумением продолжал смотреть на зятя, не зная, что сказать. Молчание это было им обоим так неловко, что
в губах Степана Аркадьича произошло болезненное содрогание
в то время,
как он молчал, не спуская глаз с лица Каренина.
И поэтому, не будучи
в состоянии верить
в значительность
того, что он делал, ни смотреть на это равнодушно,
как на пустую формальность, во всё
время этого говенья он испытывал чувство неловкости и стыда, делая
то, чего сам не понимает, и потому,
как ему говорил внутренний голос, что-то лживое и нехорошее.
В церкви была вся Москва, родные и знакомые. И во
время обряда обручения,
в блестящем освещении церкви,
в кругу разряженных женщин, девушек и мужчин
в белых галстуках, фраках и мундирах, не переставал прилично тихий говор, который преимущественно затевали мужчины, между
тем как женщины были поглощены наблюдением всех подробностей столь всегда затрогивающего их священнодействия.
Она вспоминала не одну себя, но всех женщин, близких и знакомых ей; она вспомнила о них
в то единственное торжественное для них
время, когда они, так же
как Кити, стояли под венцом с любовью, надеждой и страхом
в сердце, отрекаясь от прошедшего и вступая
в таинственное будущее.
Несчастие, почти умопомешательство, видно было
в этом подвижном, довольно красивом лице
в то время,
как он, не замечая даже выхода Анны, продолжал торопливо и горячо высказывать свои мысли.
Шестнадцать часов дня надо было занять чем-нибудь, так
как они жили за границей на совершенной свободе, вне
того круга условий общественной жизни, который занимал
время в Петербурге.
Во всё это первое
время особенно живо чувствовалась натянутость,
как бы подергиванье
в ту и другую сторону
той цепи, которою они были связаны.
— Да… нет, — говорил Левин, путаясь
в словах. —
Как же ты не дал знать прежде,
то есть во
время еще моей свадьбы? Я наводил справки везде.
Он еще долго сидел так над ним, всё ожидая конца. Но конец не приходил. Дверь отворилась, и показалась Кити. Левин встал, чтоб остановить ее. Но
в то время,
как он вставал, он услыхал движение мертвеца.
Но помощь Лидии Ивановны всё-таки была
в высшей степени действительна: она дала нравственную опору Алексею Александровичу
в сознании ее любви и уважения к нему и
в особенности
в том, что,
как ей утешительно было думать, она почти обратила его
в христианство,
то есть из равнодушно и лениво верующего обратила его
в горячего и твердого сторонника
того нового объяснения христианского учения, которое распространилось
в последнее
время в Петербурге.
Почти
в одно и
то же
время,
как жена ушла от Алексея Александровича, с ним случилось и самое горькое для служащего человека событие — прекращение восходящего служебного движения.
Он не верил
в смерть вообще и
в особенности
в ее смерть, несмотря на
то, что Лидия Ивановна сказала ему и отец подтвердил это, и потому и после
того,
как ему сказали, что она умерла, он во
время гулянья отыскивал ее.
Пребывание
в Петербурге казалось Вронскому еще
тем тяжелее, что всё это
время он видел
в Анне какое-то новое, непонятное для него настроение.
То она была
как будто влюблена
в него,
то она становилась холодна, раздражительна и непроницаема. Она чем-то мучалась и что-то скрывала от него и
как будто не замечала
тех оскорблений, которые отравляли его жизнь и для нее, с ее тонкостью понимания, должны были быть еще мучительнее.
Он не мог сказать ей это. «Но
как она может не понимать этого, и что
в ней делается?» говорил он себе. Он чувствовал,
как в одно и
то же
время уважение его к ней уменьшалось и увеличивалось сознание ее красоты.
Сергей Иванович говорил себе это
в то время,
как он был уже
в десяти шагах от Вареньки. Опустившись на колени и защищая руками гриб от Гриши, она звала маленькую Машу.
Не дупель, а бекас вырвался из-под собаки. Левин повел ружьем, но
в то самое
время как он целился,
тот самый звук шлепанья по воде усилился, приблизился, и к нему присоединился голос Весловского, что-то странно громко кричавшего. Левин видел, что он берет ружьем сзади бекаса, но всё-таки выстрелил.
В последнее
время между двумя свояками установилось
как бы тайное враждебное отношение:
как будто с
тех пор,
как они были женаты на сестрах, между ними возникло соперничество
в том, кто лучше устроил свою жизнь, и теперь эта враждебность выражалась
в начавшем принимать личный оттенок разговоре.
Левин застал Васеньку
в то время,
как тот, разобрав свои вещи из чемодана и разложив новые романсы, примеривал краги, чтоб ездить верхом.
Разговор их был прерван Анной, нашедшею общество мужчин
в бильярдной и с ними вместе возвращавшеюся на террасу. До обеда еще оставалось много
времени, погода была прекрасная, и потому было предложено несколько различных способов провести эти остающиеся два часа. Способов проводить
время было очень много
в Воздвиженском, и все были не
те,
какие употреблялись
в Покровском.
Оставшись одна, Долли помолилась Богу и легла
в постель. Ей всею душой было жалко Анну
в то время,
как она говорила с ней; но теперь она не могла себя заставить думать о ней. Воспоминания о доме и детях с особенною, новою для нее прелестью,
в каком-то новом сиянии возникали
в ее воображении. Этот ее мир показался ей теперь так дорог и мил, что она ни за что не хотела вне его провести лишний день и решила, что завтра непременно уедет.
Окончив речь, губернатор пошел из залы, и дворяне шумно и оживленно, некоторые даже восторженно, последовали за ним и окружили его
в то время,
как он надевал шубу и дружески разговаривал с губернским предводителем. Левин, желая во всё вникнуть и ничего не пропустить, стоял тут же
в толпе и слышал,
как губернатор сказал: «Пожалуйста, передайте Марье Ивановне, что жена очень сожалеет, что она едет
в приют». И вслед затем дворяне весело разобрали шубы, и все поехали
в Собор.
— Я говорил вам, что не опоздаете, — сказал прокурор
в то время,
как Левин посторонился, пропуская даму.
— Удивительно,
как он похож на товарища прокурора Свентицкого, — сказал один из гостей по-французски про камердинера
в то время,
как Вронский хмурясь читал письмо.