— Он, стих этот, кругом читается, с начала и с конца, — всё едино! Я уж некакие слова знаю, мне их один странствующий
человек сказал пред кончиной своей в больнице. Ходят, брат, по земле неприютные люди и собирают, все собирают эти тайные слова! Когда соберут — это станет всем известно…
Неточные совпадения
Чувствуя, что этот
человек искренно желает мне добра, я
сказал ему спасибо, протянул руку. Он дал свою не сразу, а когда я пожал его твердую ладонь, он чмокнул сожалительно и, опустив глаза, что-то невнятно промычал.
— Каждый бы прямо
сказал богу, что надо, а тут — домовичок! А он, иной раз, и сердит на
людей — не угодили ему — да и наплетет ангелям, чего не надо, — понял? Они его спрашивают: «Какой это мужик?» А он, в сердцах,
скажет: «Мужик этот плохой
человек». И — пошла на двор беда за бедой — вот оно!
Люди кричат-кричат: господи — помилуй! А уж ему и невесть что насказано про них, он и слушать не хочет, — тоже осердился…
— Силой хвастался. Это — в остроге он…
Сказал, что поднимет пятерых живых
людей, велел им обняться крепко и стал поднимать, а сердце у него и лопнуло. Изошел кровью.
—
Скажи… ну, плохой я
человек?
— Я? Врешь, я
человек хороший. Я, брат, умный
человек. Вот — ты и грамотный и речистый, говоришь то и се, про звезды, про француза, про дворян… я признаю: это хорошо, занятно! Я тебя очень приметил сразу, — как тогда ты мне, впервой видя меня,
сказал, что могу я, простудившись, умереть… я всегда сразу вижу, кто чего стоит!
— Чудак ты, путаная твоя голова! — вздыхая и посапывая, говорил он. — Ты пойми — ерунда все это, фальша! Книги — про кого? Про
людей. А — разве
люди про себя правду
скажут? Ты —
скажешь, ну? И я — не
скажу. Хошь шкуру дери с меня, — не
скажу! Я, может, перед богом молчать буду. Спросит он: «Ну, Василий, говори, в чем грешен?» А я
скажу: «Ты, господи, сам должен все это знать, твоя душа, не моя!»
— О нерешенном и говорить не надо, —
сказал он, отдуваясь. — О нерешенном говорить — только
людей пугать, а и так уж…
— Оставь
человека, —
сказала Софья, накладывая в чашку сахар; хозяин качнул головою...
Выпили и все смачно перецеловались, едва не свалив стол с посудой. У меня в груди — соловьи пели, и любил я всех этих
людей до боли в сердце. Цыган поправил усы — кстати стер с губ остренькую усмешку, — и тоже
сказал речь...
Ты — верно
сказал: мы все —
люди достойные…
— А я именно хотел тебе прибавить, да ты перебил, что ты это очень хорошо давеча рассудил, чтобы тайны и секреты эти не узнавать. Оставь до времени, не беспокойся. Все в свое время узнаешь, именно тогда, когда надо будет. Вчера мне один
человек сказал, что надо воздуху человеку, воздуху, воздуху! Я хочу к нему сходить сейчас и узнать, что он под этим разумеет.
«Нахал и, кажется, глуп», — определил Самгин и встал, желая уйти к себе, но снова сел, сообразив, что, может быть, этот
человек скажет что-нибудь интересное о Марине.
Уже Захар глубокомысленно доказывал, что довольно заказать и одну пару сапог, а под другую подкинуть подметки. Обломов купил одеяло, шерстяную фуфайку, дорожный несессер, хотел — мешок для провизии, но десять
человек сказали, что за границей провизии не возят.
И так пойдет до тех пор, пока
люди скажут: «ну, теперь нам хорошо», тогда уж не будет этого отдельного типа, потому что все люди будут этого типа, и с трудом будут понимать, как же это было время, когда он считался особенным типом, а не общею натурою всех людей?
Неточные совпадения
Городничий. Да я так только заметил вам. Насчет же внутреннего распоряжения и того, что называет в письме Андрей Иванович грешками, я ничего не могу
сказать. Да и странно говорить: нет
человека, который бы за собою не имел каких-нибудь грехов. Это уже так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого говорят.
Анна Андреевна. Ну,
скажите, пожалуйста: ну, не совестно ли вам? Я на вас одних полагалась, как на порядочного
человека: все вдруг выбежали, и вы туда ж за ними! и я вот ни от кого до сих пор толку не доберусь. Не стыдно ли вам? Я у вас крестила вашего Ванечку и Лизаньку, а вы вот как со мною поступили!
«Скучаешь, видно, дяденька?» // — Нет, тут статья особая, // Не скука тут — война! // И сам, и
люди вечером // Уйдут, а к Федосеичу // В каморку враг: поборемся! // Борюсь я десять лет. // Как выпьешь рюмку лишнюю, // Махорки как накуришься, // Как эта печь накалится // Да свечка нагорит — // Так тут устой… — // Я вспомнила // Про богатырство дедово: // «Ты, дядюшка, —
сказала я, — // Должно быть, богатырь».
Пришел в ряды последние, // Где были наши странники, // И ласково
сказал: // «Вы
люди чужестранные, // Что с вами он поделает?
«Тсс! тсс! —
сказал Утятин князь, // Как
человек, заметивший, // Что на тончайшей хитрости // Другого изловил. — // Какой такой господский срок? // Откудова ты взял его?» // И на бурмистра верного // Навел пытливо глаз.