Неточные совпадения
Петруха отвёл дяде Терентию новое помещение — маленькую комнатку за буфетом. В неё сквозь тонкую переборку, заклеенную зелёными обоями, проникали все звуки из трактира, и запах водки, и табачный дым. В ней
было чисто, сухо, но хуже, чем в подвале. Окно упиралось в серую стену сарая; стена загораживала небо, солнце, звёзды, а из окошка подвала всё это можно
было видеть,
встав пред ним на колени…
— Ты, Илья Яковлич, оставь его, — заговорил Перфишка,
встав со стула и покачиваясь на ногах. — Он в своём праве… Ещё — слава тебе господи, что
пьёт…
У лавки менялы собралась большая толпа, в ней сновали полицейские, озабоченно покрикивая, тут же
был и тот, бородатый, с которым разговаривал Илья. Он стоял у двери, не пуская людей в лавку, смотрел на всех испуганными глазами и всё гладил рукой свою левую щёку, теперь ещё более красную, чем правая. Илья
встал на виду у него и прислушивался к говору толпы. Рядом с ним стоял высокий чернобородый купец со строгим лицом и, нахмурив брови, слушал оживлённый рассказ седенького старичка в лисьей шубе.
Он смотрел на записку, думая — зачем зовёт его Олимпиада? Ему
было боязно понять это, сердце его снова забилось тревожно. В девять часов он явился на место свидания, и, когда среди женщин, гулявших около бань парами и в одиночку, увидал высокую фигуру Олимпиады, тревога ещё сильнее охватила его. Олимпиада
была одета в какую-то старенькую шубку, а голова у неё закутана платком так, что Илья видел только её глаза. Он молча
встал перед нею…
Илья,
встав на колени,
поил Якова водой, с тяжёлой жалостью глядя на разбитые, распухшие губы товарища. А Яков глотал воду и шёпотом говорил...
«Вот с такой женой не пропадёшь», — думал он. Ему
было приятно: сидит с ним женщина образованная, мужняя жена, а не содержанка, чистая, тонкая, настоящая барыня, и не кичится ничем перед ним, простым человеком, а даже говорит на «вы». Эта мысль вызвала в нём чувство благодарности к хозяйке, и, когда она
встала, чтоб уйти, он тоже вскочил на ноги, поклонился ей и сказал...
Но вот в воздухе запахло гнилью, прелым навозом. Илья перестал
петь: этот запах пробудил в нём хорошие воспоминания. Он пришёл к месту городских свалок, к оврагу, где рылся с дедушкой Еремеем. Образ старого тряпичника
встал в памяти. Илья оглянулся вокруг, стараясь узнать во тьме то место, где старик любил отдыхать с ним. Но этого места не
было: должно
быть, его завалили мусором. Илья вздохнул, чувствуя, что и в его душе тоже что-то завалено мусором…
Он долго сидел и думал, поглядывая то в овраг, то в небо. Свет луны, заглянув во тьму оврага, обнажил на склоне его глубокие трещины и кусты. От кустов на землю легли уродливые тени. В небе ничего не
было, кроме звёзд и луны. Стало холодно; он
встал и, вздрагивая от ночной свежести, медленно пошёл полем на огни города. Думать ему уже не хотелось ни о чём: грудь его
была полна в этот час холодной беспечностью и тоскливой пустотой, которую он видел в небе, там, где раньше чувствовал бога.
Он поздно пришёл домой и, в раздумье стоя пред дверью, стеснялся позвонить. В окнах не
было огня, — значит, хозяева спали. Ему
было совестно беспокоить Татьяну Власьевну: она всегда сама отпирала дверь… Но всё же нужно войти в дом. Лунёв тихонько дёрнул ручку звонка. Почти тотчас дверь отворилась, и пред Ильёй
встала тоненькая фигурка хозяйки, одетая в белое.
«Только затем он вам и нужен, чтобы
было у кого прощенья просить», — зло подумал Илья и вспомнил: Олимпиада молилась долго и молча. Она
вставала пред образами на колени, опускала голову и так стояла неподвижно, точно окаменевшая… Лицо у неё в эти минуты
было убитое, строгое.
Он
встал с тяжёлой головой, хотел поставить самовар, но не поставил, а, умывшись,
выпил ковш воды и открыл магазин.
Илья
встал, подошёл к окну. Широкие ручьи мутной воды бежали около тротуара; на мостовой, среди камней, стояли маленькие лужи; дождь сыпался на них, они вздрагивали: казалось, что вся мостовая дрожит. Дом против магазина Ильи нахмурился, весь мокрый, стёкла в окнах его потускнели, и цветов за ними не
было видно. На улице
было пусто и тихо, — только дождь шумел и журчали ручьи. Одинокий голубь прятался под карнизом, усевшись на наличнике окна, и отовсюду с улицы веяло сырой, тяжёлой скукой.
В недуге тяжком и в бреду
Я годы молодости прожил.
Вопрос — куда, слепой, иду? —
Ума и сердца не тревожил.
Мрак мою душу оковал
И ослепил мне ум и очи…
Но я всегда — и дни и ночи —
О чём-то светлом тосковал!..
Вдруг — светом внутренним полна,
Ты предо мною гордо
встала —
И, дрогнув, мрака пелена
С души и глаз моих упала!
Да
будет проклят этот мрак!
Свободный от его недуга,
Я чувствую — нашёл я друга!
И ясно вижу — кто мой враг!..
Неточные совпадения
Почтмейстер. Так точно-с. (
Встает, вытягивается и придерживает шпагу.)Не смея долее беспокоить своим присутствием… Не
будет ли какого замечания по части почтового управления?
Покамест одевается, //
Поет: «
Вставай, сестра!
Гремит на Волге музыка. //
Поют и пляшут девицы — // Ну, словом, пир горой! // К девицам присоседиться // Хотел старик,
встал на ноги // И чуть не полетел! // Сын поддержал родителя. // Старик стоял: притопывал, // Присвистывал, прищелкивал, // А глаз свое выделывал — // Вертелся колесом!
Правдин. Ко мне пакет? И мне никто этого не скажет! (
Вставая.) Я прошу извинить меня, что вас оставлю. Может
быть,
есть ко мне какие-нибудь повеления от наместника.
С ними происходило что-то совсем необыкновенное. Постепенно, в глазах у всех солдатики начали наливаться кровью. Глаза их, доселе неподвижные, вдруг стали вращаться и выражать гнев; усы, нарисованные вкривь и вкось,
встали на свои места и начали шевелиться; губы, представлявшие тонкую розовую черту, которая от бывших дождей почти уже смылась, оттопырились и изъявляли намерение нечто произнести. Появились ноздри, о которых прежде и в помине не
было, и начали раздуваться и свидетельствовать о нетерпении.