Всегда напряженно вслушиваясь в споры, конечно не понимая их, она искала за
словами чувство и видела — когда в слободке говорили о добре, его брали круглым, в целом, а здесь все разбивалось на куски и мельчало; там глубже и сильнее чувствовали, здесь была область острых, все разрезающих дум. И здесь больше говорили о разрушении старого, а там мечтали о новом, от этого речи сына и Андрея были ближе, понятнее ей…
Неточные совпадения
А вот теперь перед нею сидит ее сын, и то, что говорят его глаза, лицо,
слова, — все это задевает за сердце, наполняя его
чувством гордости за сына, который верно понял жизнь своей матери, говорит ей о ее страданиях, жалеет ее.
Матери показалось, что в голосе девушки звучат знакомые
чувства — тоска и страх. И
слова Саши стали падать на сердце ей, точно крупные капли ледяной воды.
Билась в груди ее большая, горячая мысль, окрыляла сердце вдохновенным
чувством тоскливой, страдальческой радости, но мать не находила
слов и в муке своей немоты, взмахивая рукой, смотрела в лицо сына глазами, горевшими яркой и острой болью…
Николай слушал, протирая очки, Софья смотрела, широко открыв свои огромные глаза и забывая курить угасавшую папиросу. Она сидела у пианино вполоборота к нему и порою тихо касалась клавиш тонкими пальцами правой руки. Аккорд осторожно вливался в речь матери, торопливо облекавшей
чувства в простые, душевные
слова.
Речь ее будила в сердце матери сложное
чувство — ей почему-то было жалко Софью необидной дружеской жалостью и хотелось слышать от нее другие
слова, более простые.
Слова не волновали мать, но вызванное рассказом Софьи большое, всех обнявшее
чувство наполняло и ее грудь благодарно молитвенной думой о людях, которые среди опасностей идут к тем, кто окован цепями труда, и приносят с собою для них дары честного разума, дары любви к правде.
Она редко понимала смысл его
слов, но
чувство спокойной веры, оживлявшее их, становилось все более доступно для нее.
— Теперь он говорит — товарищи! И надо слышать, как он это говорит. С какой-то смущенной, мягкой любовью, — этого не передашь
словами! Стал удивительно прост и искренен, и весь переполнен желанием работы. Он нашел себя, видит свою силу, знает, чего у него нет; главное, в нем родилось истинно товарищеское
чувство…
Эти молчаливые похороны без попов и щемящего душу пения, задумчивые лица, нахмуренные брови вызывали у матери жуткое
чувство, а мысль ее, медленно кружась, одевала впечатления в грустные
слова.
Ей хмелем бросилось в голову радостное
чувство сердечной близости к нему, и, не находя сил ответить
словами, она ответила молчаливым рукопожатием.
Мать слышала его
слова точно сквозь сон, память строила перед нею длинный ряд событий, пережитых за последние годы, и, пересматривая их, она повсюду видела себя. Раньше жизнь создавалась где-то вдали, неизвестно кем и для чего, а вот теперь многое делается на ее глазах, с ее помощью. И это вызывало у нее спутанное
чувство недоверия к себе и довольства собой, недоумения и тихой грусти…
Она говорила, а гордое
чувство все росло в груди у нее и, создавая образ героя, требовало
слов себе, стискивало горло. Ей необходимо было уравновесить чем-либо ярким и разумным то мрачное, что она видела в этот день и что давило ей голову бессмысленным ужасом, бесстыдной жестокостью. Бессознательно подчиняясь этому требованию здоровой души, она собирала все, что видела светлого и чистого, в один огонь, ослеплявший ее своим чистым горением…
Она забыла осторожность и хотя не называла имен, но рассказывала все, что ей было известно о тайной работе для освобождения народа из цепей жадности. Рисуя образы, дорогие ее сердцу, она влагала в свои
слова всю силу, все обилие любви, так поздно разбуженной в ее груди тревожными толчками жизни, и сама с горячей радостью любовалась людьми, которые вставали в памяти, освещенные и украшенные ее
чувством.
Вспомнился Рыбин, его кровь, лицо, горячие глаза,
слова его, — сердце сжалось в горьком
чувстве бессилия перед зверями.
На улице с нею здоровались слободские знакомые, она молча кланялась, пробираясь сквозь угрюмую толпу. В коридорах суда и в зале ее встретили родственники подсудимых и тоже что-то говорили пониженными голосами.
Слова казались ей ненужными, она не понимала их. Все люди были охвачены одним и тем же скорбным
чувством — это передавалось матери и еще более угнетало ее.
Она, видимо, гордилась своим сыном, быть может, не понимая своего
чувства, но ее
чувство было знакомо матери, и она ответила на ее
слова доброй улыбкой, тихими
словами...
Эта речь, скупая
чувствами, обильная
словами, должно быть, не достигала до Павла и его товарищей — видимо, никак не задевала их, — все сидели спокойно и, по-прежнему беззвучно беседуя, порою улыбались, порою хмурились, чтобы скрыть улыбку.
Чувства сдерживались неумением выражать их,
слова тратились обильно, но говорили о простых вещах, о белье и одежде, о необходимости беречь здоровье.
«Я где-то видела его!» — подумала она, заминая этой думой неприятное и смутное ощущение в груди, не давая другим
словам определить
чувство, тихонько, но властно сжимавшее сердце холодом.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Перестань, ты ничего не знаешь и не в свое дело не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь…» В таких лестных рассыпался
словах… И когда я хотела сказать: «Мы никак не смеем надеяться на такую честь», — он вдруг упал на колени и таким самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна, не сделайте меня несчастнейшим! согласитесь отвечать моим
чувствам, не то я смертью окончу жизнь свою».
Княгиня первая назвала всё
словами и перевела все мысли и
чувства в вопросы жизни. И всем одинаково странно и больно даже это показалось в первую минуту.
После обычных вопросов о желании их вступить в брак, и не обещались ли они другим, и их странно для них самих звучавших ответов началась новая служба. Кити слушала
слова молитвы, желая понять их смысл, но не могла.
Чувство торжества и светлой радости по мере совершения обряда всё больше и больше переполняло ее душу и лишало ее возможности внимания.
Она чувствовала, что в эту минуту не могла выразить
словами того
чувства стыда, радости и ужаса пред этим вступлением в новую жизнь и не хотела говорить об этом, опошливать это
чувство неточными
словами.
Но и после, и на другой и на третий день, она не только не нашла
слов, которыми бы она могла выразить всю сложность этих
чувств, но не находила и мыслей, которыми бы она сама с собой могла обдумать всё, что было в ее душе.