Неточные совпадения
Пел он до
поры, пока в бутылке
была водка, а потом валился боком на лавку или опускал голову на стол и так спал до гудка.
Когда мать услыхала это слово, она в молчаливом испуге уставилась в лицо барышни. Она слышала, что социалисты убили царя. Это
было во дни ее молодости; тогда говорили, что помещики, желая отомстить царю за то, что он освободил крестьян, дали зарок не стричь себе волос до
поры, пока они не убьют его, за это их и назвали социалистами. И теперь она не могла понять — почему же социалист сын ее и товарищи его?
Офицер быстро хватал книги тонкими пальцами белой руки, перелистывал их, встряхивал и ловким движением кисти отбрасывал в сторону.
Порою книга мягко шлепалась на пол. Все молчали,
было слышно тяжелое сопение вспотевших жандармов, звякали шпоры, иногда раздавался негромкий вопрос...
Офицер прищурил глаза и воткнул их на секунду в рябое неподвижное лицо. Пальцы его еще быстрее стали перебрасывать страницы книг.
Порою он так широко открывал свои большие серые глаза, как будто ему
было невыносимо больно и он готов крикнуть громким криком бессильной злобы на эту боль.
На фабрике
было неспокойно, рабочие собирались кучками, о чем-то вполголоса говорили между собой, всюду шныряли озабоченные мастера,
порою раздавались ругательства, раздраженный смех.
Между этим делом народит детей себе и сначала забавляется ими, а как и они тоже много
есть начнут, он — сердится, ругает их — скорей, обжоры, растите, работать
пора!
—
Пора!
Будет в прятки играть!
—
Будет! Порезвились телята,
пора в жареное! Ну, и чертовы же угли! Раздувал, раздувал — засорил себе глаза…
Павел и Андрей почти не спали по ночам, являлись домой уже перед гудком оба усталые, охрипшие, бледные. Мать знала, что они устраивают собрания в лесу, на болоте, ей
было известно, что вокруг слободы по ночам рыскают разъезды конной полиции, ползают сыщики, хватая и обыскивая отдельных рабочих, разгоняя группы и
порою арестуя того или другого. Понимая, что и сына с Андреем тоже могут арестовать каждую ночь, она почти желала этого — это
было бы лучше для них, казалось ей.
— Жаворонок! — Серые глаза Софьи ласково разгорались, и тело как будто поднималось от земли навстречу музыке, невидимо звеневшей в ясной высоте.
Порою она, гибко наклоняясь, срывала полевой цветок и легкими прикосновениями тонких быстрых пальцев любовно гладила дрожащие лепестки. И что-то
напевала, тихо и красиво.
— Ты его добром, а он тебя — колом! — тихонько усмехнувшись, сказал Ефим и быстро вскочил на ноги. — Уходить им
пора, дядя Михаиле, покуда не видал никто. Раздадим книжки — начальство
будет искать — откуда явились? Кто-нибудь вспомнит — а вот странницы приходили…
Мать
была смята ее
порывом, но поняла его и, взволнованная, полная грустного чувства, обняв Сашу, тихонько ответила...
Нужное слово не находилось, это
было неприятно ей, и снова она не могла сдержать тихого рыдания. Угрюмая, ожидающая тишина наполнила избу. Петр, наклонив голову на плечо, стоял, точно прислушиваясь к чему-то. Степан, облокотясь на стол, все время задумчиво постукивал пальцем по доске. Жена его прислонилась у печи в сумраке, мать чувствовала ее неотрывный взгляд и
порою сама смотрела в лицо ей — овальное, смуглое, с прямым носом и круто обрезанным подбородком. Внимательно и зорко светились зеленоватые глаза.
— Разумеется! Но — вам
пора спать, Ниловна, вы, должно
быть, отчаянно устали, — удивительно крепкая вы, следует сказать! Сколько волнений, тревог — и так легко вы переживаете все! Только вот волосы быстро седеют. Ну, идите, отдыхайте.
— А у меня, видите ли, тоже вот, как у Саши,
была история! Любил девушку — удивительный человек
была она, чудесный. Лет двадцати встретил я ее и с той
поры люблю, и сейчас люблю, говоря правду! Люблю все так же — всей душой, благодарно и навсегда…
Эта речь, скупая чувствами, обильная словами, должно
быть, не достигала до Павла и его товарищей — видимо, никак не задевала их, — все сидели спокойно и, по-прежнему беззвучно беседуя,
порою улыбались,
порою хмурились, чтобы скрыть улыбку.
Она смотрела на судей — им, несомненно,
было скучно слушать эту речь. Неживые, желтые и серые лица ничего не выражали. Слова прокурора разливали в воздухе незаметный глазу туман, он все рос и сгущался вокруг судей, плотнее окутывая их облаком равнодушия и утомленного ожидания. Старший судья не двигался, засох в своей прямой позе, серые пятнышки за стеклами его очков
порою исчезали, расплываясь по лицу.
— Мы — революционеры и
будем таковыми до
поры, пока одни — только командуют, другие — только работают.
Мальчик читал газету и как будто не слышал ничего, но
порою глаза его смотрели из-за листа в лицо матери, и когда она встречала их живой взгляд, ей
было приятно, она улыбалась. Людмила снова вспоминала Николая без сожаления об его аресте, а матери казался вполне естественным ее тон. Время шло быстрее, чем в другие дни, — когда кончили
пить чай,
было уже около полудня.
Неточные совпадения
Аммос Федорович (в сторону).Вот выкинет штуку, когда в самом деле сделается генералом! Вот уж кому пристало генеральство, как корове седло! Ну, брат, нет, до этого еще далека песня. Тут и почище тебя
есть, а до сих
пор еще не генералы.
Артемий Филиппович. Человек десять осталось, не больше; а прочие все выздоровели. Это уж так устроено, такой порядок. С тех
пор, как я принял начальство, — может
быть, вам покажется даже невероятным, — все как мухи выздоравливают. Больной не успеет войти в лазарет, как уже здоров; и не столько медикаментами, сколько честностью и порядком.
Влас наземь опускается. // «Что так?» — спросили странники. // — Да отдохну пока! // Теперь не скоро князюшка // Сойдет с коня любимого! // С тех
пор, как слух прошел, // Что воля нам готовится, // У князя речь одна: // Что мужику у барина // До светопреставления // Зажату
быть в горсти!..
Тотчас же за селением // Шла Волга, а за Волгою //
Был город небольшой // (Сказать точнее, города // В ту
пору тени не
было, // А
были головни: // Пожар все снес третьеводни).
Пришел и сам Ермил Ильич, // Босой, худой, с колодками, // С веревкой на руках, // Пришел, сказал: «
Была пора, // Судил я вас по совести, // Теперь я сам грешнее вас: // Судите вы меня!» // И в ноги поклонился нам.