Неточные совпадения
— Я читаю запрещенные книги. Их запрещают читать потому, что они говорят правду
о нашей, рабочей жизни… Они печатаются тихонько, тайно, и если их у меня найдут — меня посадят в тюрьму, — в тюрьму за то, что я хочу
знать правду. Поняла?
Она это
знала. Все, что говорил сын
о женской жизни, — была горькая знакомая правда, и в груди у нее тихо трепетал клубок ощущений, все более согревавший ее незнакомой лаской.
— А — так, — негромко ответил хохол. — У вдовы глаза хорошие, мне и подумалось, что, может, у матери моей такие же? Я,
знаете,
о матери часто думаю, и все мне кажется, что она жива.
Павел был болен в субботу, когда вывесили объявление директора
о сборе копейки; он не работал и не
знал ничего об этом. На другой день, после обедни, к нему пришли благообразный старик, литейщик Сизов, высокий и злой слесарь Махотин и рассказали ему
о решении директора.
— Я этого не
знала! — помолчав, ответила мать. — Паша
о себе ничего не говорит…
Но все они уже теперь жили хорошей, серьезной и умной жизнью, говорили
о добром и, желая научить людей тому, что
знали, делали это, не щадя себя.
— «Ничего», — говорит. И
знаешь, как он спросил
о племяннике? «Что, говорит, Федор хорошо себя вел?» — «Что значит — хорошо себя вести в тюрьме?» — «Ну, говорит, лишнего чего не болтал ли против товарищей?» И когда я сказал, что Федя человек честный и умница, он погладил бороду и гордо так заявил: «Мы, Сизовы, в своей семье плохих людей не имеем!»
День становился все более ясным, облака уходили, гонимые ветром. Мать собирала посуду для чая и, покачивая головой, думала
о том, как все странно: шутят они оба, улыбаются в это утро, а в полдень ждет их — кто
знает — что? И ей самой почему-то спокойно, почти радостно.
— Вот, если бы при свидании с Павлом вы попытались
узнать от него адрес тех крестьян, которые просили
о газете…
Она ходила за Николаем, замечая, где что стоит, спрашивала
о порядке жизни, он отвечал ей виноватым тоном человека, который
знает, что он все делает не так, как нужно, а иначе не умеет.
— Мне казалось — я
знаю жизнь! — задумчиво сказал Николай. — Но когда
о ней говорит не книга и не разрозненные впечатления мои, а вот так, сама она, — страшно! И страшны мелочи, страшно — ничтожное, минуты, из которых слагаются года…
По картинкам, изображавшим Христа, по рассказам
о нем она
знала, что он, друг бедных, одевался просто, а в церквах, куда беднота приходила к нему за утешением, она видела его закованным в наглое золото и шелк, брезгливо шелестевший при виде нищеты.
— Ага! Идемте.
О, да я же
знаю вас! — тихо воскликнула женщина. — Здравствуйте! Темно здесь…
— Он, — продолжала Саша, — весь охвачен мыслями
о товарищах, и
знаете, в чем убеждает меня? В необходимости устроить для них побег, да! Он говорит, что это очень просто и легко…
— Вообще — чудесно! — потирая руки, говорил он и смеялся тихим, ласковым смехом. — Я,
знаете, последние дни страшно хорошо жил — все время с рабочими, читал, говорил, смотрел. И в душе накопилось такое — удивительно здоровое, чистое. Какие хорошие люди, Ниловна! Я говорю
о молодых рабочих — крепкие, чуткие, полные жажды все понять. Смотришь на них и видишь — Россия будет самой яркой демократией земли!
— Видел. У моей двери тоже. Ну, до свиданья! До свиданья, свирепая женщина. А
знаете, друзья, драка на кладбище — хорошая вещь в конце концов!
О ней говорит весь город. Твоя бумажка по этому поводу — очень хороша и поспела вовремя. Я всегда говорил, что хорошая ссора лучше худого мира…
Они не сердились на Павла и на Федю, как она ждала, не обижали их словами, но все,
о чем они спрашивали, казалось ей ненужным для них, они как будто нехотя спрашивают, с трудом выслушивают ответы, все заранее
знают, ничем не интересуются.
— Я не хотела говорить с вами
о вашем сыне — не встречалась с ним и не люблю печальных разговоров. Я
знаю, что это значит, когда близкий идет в ссылку! Но — мне хочется спросить вас — хорошо иметь такого сына?..
Неточные совпадения
Городничий (в сторону).
О, тонкая штука! Эк куда метнул! какого туману напустил! разбери кто хочет! Не
знаешь, с которой стороны и приняться. Ну, да уж попробовать не куды пошло! Что будет, то будет, попробовать на авось. (Вслух.)Если вы точно имеете нужду в деньгах или в чем другом, то я готов служить сию минуту. Моя обязанность помогать проезжающим.
Бобчинский. Возле будки, где продаются пироги. Да, встретившись с Петром Ивановичем, и говорю ему: «Слышали ли вы
о новости-та, которую получил Антон Антонович из достоверного письма?» А Петр Иванович уж услыхали об этом от ключницы вашей Авдотьи, которая, не
знаю, за чем-то была послана к Филиппу Антоновичу Почечуеву.
Хлестаков. Да что? мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)Я не
знаю, однако ж, зачем вы говорите
о злодеях или
о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а меня вы не смеете высечь, до этого вам далеко… Вот еще! смотри ты какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но у меня теперь нет. Я потому и сижу здесь, что у меня нет ни копейки.
О! я шутить не люблю. Я им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да что в самом деле? Я такой! я не посмотрю ни на кого… я говорю всем: «Я сам себя
знаю, сам». Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть не шлепается на пол, но с почтением поддерживается чиновниками.)
Артемий Филиппович.
О! насчет врачеванья мы с Христианом Ивановичем взяли свои меры: чем ближе к натуре, тем лучше, — лекарств дорогих мы не употребляем. Человек простой: если умрет, то и так умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет. Да и Христиану Ивановичу затруднительно было б с ними изъясняться: он по-русски ни слова не
знает.