Ушли они. Мать встала у окна, сложив руки на груди, и, не мигая, ничего не видя, долго смотрела перед собой, высоко подняв брови, сжала губы и так стиснула челюсти, что скоро почувствовала боль в зубах. В лампе выгорел керосин, огонь, потрескивая, угасал. Она дунула на него и осталась во тьме. Темное облако тоскливого бездумья наполнило грудь ей, затрудняя биение сердца. Стояла она долго — устали ноги и глаза. Слышала, как под окном остановилась Марья и пьяным
голосом кричала...
Неточные совпадения
— Тише! —
кричали сразу в нескольких местах. И где-то близко раздавался ровный
голос Рыбина...
— Надо вызвать директора! — продолжал Павел. По толпе точно вихрем ударило. Она закачалась, и десятки
голосов сразу
крикнули...
— Да, да! — быстро говорил лысый старичок. — Терпение исчезает… Все раздражаются, все
кричат, все возрастает в цене. А люди, сообразно сему, дешевеют. Примиряющих
голосов не слышно.
— Посадили свиней на лошадей, а они хрюкают — вот и мы воеводы! —
кричал чей-то звонкий, задорный
голос.
— Еретики! — грозя кулаком,
кричал из окна надорванный
голос.
И мать
закричала звериным, воющим звуком. Но в ответ ей из толпы солдат раздался ясный
голос Павла...
Она сильно ударила по клавишам, и раздался громкий крик, точно кто-то услышал ужасную для себя весть, — она ударила его в сердце и вырвала этот потрясающий звук. Испуганно затрепетали молодые
голоса и бросились куда-то торопливо, растерянно; снова
закричал громкий, гневный
голос, все заглушая. Должно быть — случилось несчастье, но вызвало к жизни не жалобы, а гнев. Потом явился кто-то ласковый и сильный и запел простую красивую песнь, уговаривая, призывая за собой.
— Долой насилие! —
крикнул чей-то молодой
голос и одиноко потерялся в шуме спора.
— Арестовать! —
крикнул полицейский, но его
голос заглушил нестройный взрыв криков...
Тревожно носились по воздуху свистки полицейских, раздавался грубый, командующий
голос, истерично
кричали женщины, трещало дерево оград, и глухо звучал тяжелый топот ног по сухой земле.
— А сейчас, слышь, на кладбище драка была!.. Хоронили, значит, одного политического человека, — из этаких, которые против начальства… там у них с начальством спорные дела. Хоронили его тоже этакие, дружки его, стало быть. И давай там
кричать — долой начальство, оно, дескать, народ разоряет… Полиция бить их! Говорят, которых порубили насмерть. Ну, и полиции тоже попало… — Он замолчал и, сокрушенно покачивая головой, странным
голосом выговорил: — Мертвых беспокоят, покойников будят!
Какая-то женщина принесла ведро воды и стала, охая и причитая, обмывать лицо Рыбина. Ее тонкий, жалобный
голос путался в словах Михаила и мешал матери понимать их. Подошла толпа мужиков со становым впереди, кто-то громко
кричал...
— Так! А ты кто — бог? —
крикнул Рыбин. Нестройный и негромкий взрыв восклицаний заглушил
голос его.
— Молчать, собака! —
крикнул откуда-то
голос станового. — Сотский, гони лошадей, дурак!
— Это верно? —
крикнул Николай из комнаты. Мать быстро пошла к нему, не понимая — испуг или радость волнует ее. Людмила, идя рядом с нею, с иронией говорила своим низким
голосом...
Букин услыхал его
голос, быстро подошел, увлекая за собой всех, и, размахивая руками, красный от возбуждения,
закричал...
Но наконец старик
закричал, протягивая руку к Павлу; в ответ ему, немного насмешливо, лился
голос Павла...
Ее толкнули в грудь, она покачнулась и села на лавку. Над головами людей мелькали руки жандармов, они хватали за воротники и плечи, отшвыривали в сторону тела, срывали шапки, далеко отбрасывая их. Все почернело, закачалось в глазах матери, но, превозмогая свою усталость, она еще
кричала остатками
голоса...
Я думал, не оборвалась ли снасть или что-нибудь в этом роде, и не трогался с места; но вдруг слышу, многие
голоса кричат на юте: «Ташши, ташши!», а другие: «Нет, стой! не ташши, оборвется!»
Неточные совпадения
На все четыре стороны // Поклон, — и громким
голосом //
Кричит: «Эй, люди добрые!
Потупился, нахмурился, // «Эй, Прошка! —
закричал, // Глотнул — и мягким
голосом // Сказал: — Вы сами знаете, // Нельзя же и без строгости?
Голос обязан иметь градоначальник ясный и далеко слышный; он должен помнить, что градоначальнические легкие созданы для отдания приказаний. Я знал одного градоначальника, который, приготовляясь к сей должности, нарочно поселился на берегу моря и там во всю мочь
кричал. Впоследствии этот градоначальник усмирил одиннадцать больших бунтов, двадцать девять средних возмущений и более полусотни малых недоразумений. И все сие с помощью одного своего далеко слышного
голоса.
— Эй! кто тут! выходи! —
крикнул он таким
голосом, что оловянные солдатики — и те дрогнули.
— Здесь! —
крикнул он ровным, беззвучным
голосом.