Неточные совпадения
—
Ну, это ты врешь!.. — с тревогой сказал
он, вставая на ноги.
— Всё будет, не бойсь! Колпаки у меня есть; рубахи и порты вечером будут. Знай работай пока что; я тебя знаю, кто ты есть. Не обижу… Коновалова никто не обидит, потому —
он сам никого не обижает. Разве хозяин — зверь? Я сам тоже работал, знаю, как редька слезы выжимает…
Ну, оставайтесь, значит, ребятушки, а я пойду…
— Ну-ка почитай, как
оно вышло? — с нетерпением спросил Коновалов.
Рассказывает и сам себе верит, будто так и было, — верит,
ну,
ему и приятно.
—
Ну — человек
он! Как хватил! А? Даже ужасно. За сердце берет — вот до чего живо. Что же
он, сочинитель, что
ему за это было?
—
Ну, например, дали
ему награду или что там?
— Как за что? Книга… вроде как бы акт полицейский. Сейчас ее читают… судят: Пила, Сысойка… какие же это люди? Жалко
их станет всем… Народ темный. Какая у
них жизнь?
Ну, и…
— Конечно, после, — решил Коновалов. — Живут люди и смотрят в жизнь, и вбирают в себя чужое горе жизни. Глаза у
них, должно быть, особенные… И сердце тоже… Насмотрятся на жизнь и затоскуют… И вольют тоску в книги… Это уж не помогает, потому — сердце тронуто, из
него тоски огнем не выжжешь… Остается — водкой ее заливать.
Ну и пьют… Так я говорю?
—
Ну, и по всей правде, — продолжал
он развивать психологию сочинителей, — следует
их за это отличить.
— А кто должен строить жизнь? — победоносно вопрошает
он и, боясь, что у
него предвосхитят ответ на вопрос, тотчас же отвечает: — Мы! Сами мы! А как же мы будем строить жизнь, если мы этого не умеем и наша жизнь не удалась? И выходит, братцы мои, что вся опора — это мы!
Ну, а известно, что такое есть мы…
—
Ну, это уж ты ерундишь! — несколько смущенно сказал я
ему.
— Вот так раз! — восклицал
он. — Ловко!
Ну, и… что же теперь? А? Как же? Что мне с ней делать?
—
Ну тебя… Слыхал я это… Тут не в жизни дело, а в человеке… Первое дело — человек… понял?
Ну, и больше никаких… Этак-то, по-твоему, выходит, что, пока там всё это переделается, человек все-таки должен оставаться как теперь. Нет, ты
его перестрой сначала, покажи
ему ходы… Чтобы
ему было и светло и не тесно на земле, — вот чего добивайся для человека. Научи
его находить свою тропу…
—
Ну, как же, жди… Знаю я
его…
— А, Максим… и котомка с
ним! — скаламбурил Коновалов, увидав меня. — Ну-ка, книжник и фарисей, — тяпни! Я, брат, окончательно спрыгнул с рельс. Шабаш! Пропиться хочу до волос… Когда одни волосы на теле останутся — кончу. Вали и ты, а?
Ну, мы и подружились с
ним.
Ну, я бы дикого утопил — на кой черт
он мне нужен!
— А — выпустили. Посудили, оправдали и выпустили. Очень просто… Вот что: я сегодня больше не работаю,
ну ее к лешему! Ладно, навихлял себе руки, и будет. Денег у меня есть рубля три да за сегодняшние полдня сорок копеек получу. Вон сколько капитала! Значит, пойдем со мной к нам… Мы не в бараке, а тут поблизости, в горе… дыра там есть такая, очень удобная для человеческого жительства. Вдвоем мы квартируем в ней, да товарищ болеет — лихорадка
его скрючила…
Ну, так ты посиди тут, а я к подрядчику… я скоро!..
— Каждый раз, как я бываю у моря, я всё думаю — чего люди мало селятся около
него? Были бы
они от этого лучше, потому
оно — ласковое такое… хорошие думы от
него в душе у человека. А
ну, расскажи, как ты сам жил в эти годы?..
— Да что же в воскресенье в церкви? Священнику велели прочесть. Он прочел. Они ничего не поняли, вздыхали, как при всякой проповеди, — продолжал князь. — Потом им сказали, что вот собирают на душеспасительное дело в церкви,
ну они вынули по копейке и дали. А на что — они сами не знают.
Неточные совпадения
Почтмейстер. Да из собственного
его письма. Приносят ко мне на почту письмо. Взглянул на адрес — вижу: «в Почтамтскую улицу». Я так и обомлел. «
Ну, — думаю себе, — верно, нашел беспорядки по почтовой части и уведомляет начальство». Взял да и распечатал.
Осип. Давай
их, щи, кашу и пироги! Ничего, всё будем есть.
Ну, понесем чемодан! Что, там другой выход есть?
Анна Андреевна.
Ну, Машенька, нам нужно теперь заняться туалетом.
Он столичная штучка: боже сохрани, чтобы чего-нибудь не осмеял. Тебе приличнее всего надеть твое голубое платье с мелкими оборками.
Анна Андреевна.
Ну вот! Боже сохрани, чтобы не поспорить! нельзя, да и полно! Где
ему смотреть на тебя? И с какой стати
ему смотреть на тебя?
«Ах, боже мой!» — думаю себе и так обрадовалась, что говорю мужу: «Послушай, Луканчик, вот какое счастие Анне Андреевне!» «
Ну, — думаю себе, — слава богу!» И говорю
ему: «Я так восхищена, что сгораю нетерпением изъявить лично Анне Андреевне…» «Ах, боже мой! — думаю себе.