Неточные совпадения
Было в церкви ещё много хорошего. Кроме мира, тишины и ласкового сумрака, Евсею нравилось пение. Когда он пел
не по нотам, то крепко закрывал глаза и, сливая свой голос с общей волной голосов так, чтобы его
не было слышно, приятно прятал куда-то всего себя, точно сладко засыпал. И в этом полусонном состоянии ему всегда казалось,
что он уплывает из жизни, приближается
к другой, ласковой и мирной.
У соседей кузнеца была слепая девочка Таня. Евсей подружился с нею, водил её гулять по селу, бережно помогал ей спускаться в овраг и тихим голосом рассказывал о чём-то, пугливо расширяя свои водянистые глаза. Эта дружба была замечена в селе и всем понравилась, но однажды мать слепой пришла
к дяде Петру с жалобой, заявила,
что Евсей напугал Таню своими разговорами, теперь девочка
не может оставаться одна, плачет, спать стала плохо, во сне мечется, вскакивает и кричит.
Казалось ему,
что в небе извивается многокрылое, гибкое тело страшной, дымно-чёрной птицы с огненным клювом. Наклонив красную, сверкающую голову
к земле, Птица жадно рвёт солому огненно-острыми зубами, грызёт дерево. Её дымное тело, играя, вьётся в чёрном небе, падает на село, ползёт по крышам изб и снова пышно, легко вздымается кверху,
не отрывая от земли пылающей красной головы, всё шире разевая яростный клюв.
Ему хотелось придти куда-нибудь
к месту, в угол, где было бы
не так шумно, суетно и жарко. Наконец вышли на маленькую площадь, в тесный круг старых домов; было видно,
что все они опираются друг на друга плотно и крепко. Среди площади стоял фонтан, на земле лежали сырые тени, шум здесь был гуще, спокойнее.
Он присматривался
к странной жизни дома и
не понимал её, — от подвалов до крыши дом был тесно набит людьми, и каждый день с утра до вечера они возились в нём, точно раки в корзине. Работали здесь больше,
чем в деревне, и злились крепче, острее. Жили беспокойно, шумно, торопливо — порою казалось,
что люди хотят скорее кончить всю работу, — они ждут праздника, желают встретить его свободными, чисто вымытые, мирно, со спокойной радостью. Сердце мальчика замирало, в нём тихо бился вопрос...
С той поры Евсей стал внимательно прислушиваться
к разговорам и всё,
что слышал,
не медля, тихим голосом передавал хозяину, глядя прямо в лицо ему.
Старик объяснил ему очень понятно, с жаром. Порою он отплёвывался, морщил лицо, выражая отвращение
к мерзости. Евсей смотрел на старика и почему-то
не верил в его отвращение и поверил всему,
что сказал хозяин о публичном доме. Но всё,
что говорил старик о женщине, увеличило чувство недоверия, с которым он относился
к хозяину.
Когда мальчик остался один, он почувствовал,
что в нём исчезла зависть
к Анатолию, и, напрягая свой вялый мозг, объяснил себе то,
что видел: это только казалось,
что забавного Анатолия любили, на самом деле
не было этого.
— Вас тоже обижают… Я видел, вы плакали… Это вы
не оттого плакали,
что были тогда выпивши, — я понимаю. Я много понимаю — только всё вместе
не могу понять. Каждое отдельное я вижу до последней морщинки, и рядом с ним совсем даже и непохожее — тоже понимаю, а —
к чему это всё? Одно с другим
не складывается. Есть одна жизнь и — другая ещё…
— Как же! — любезно усмехаясь, сказал старик. —
К этому товару привыкаешь, любишь его, ведь
не дрова, произведение ума. Когда видишь,
что и покупатель уважает книгу, — это приятно. Вообще-то наш покупатель чудак, приходит и спрашивает — нет ли интересной книги какой-нибудь? Ему всё равно, он ищет забавы, игрушечку, но
не пользу. А иной раз бывает — вдруг спросит запрещённых книг…
Когда он воротился, то увидел,
что труп хозяина накрыт с головой одеялом, а Раиса осталась, как была, полуодетой, с голыми плечами; это тронуло его. Они,
не торопясь, прибрали комнату, и Евсей чувствовал,
что молчаливая возня ночью, в тесной комнате, крепко связывает его с женщиной, знающей страх. Он старался держаться ближе
к ней, избегая смотреть на труп хозяина.
Вечерами, когда он сидел в большой комнате почти один и вспоминал впечатления дня, — всё ему казалось лишним, ненастоящим, всё было непонятно. Казалось — все знают,
что надо жить тихо, беззлобно, но никто почему-то
не хочет сказать людям секрет иной жизни, все
не доверяют друг другу, лгут и вызывают на ложь. Было ясно общее раздражение на жизнь, все жаловались на тяжесть её, каждый смотрел на другого, как на опасного врага своего, и у каждого недовольство жизнью боролось с недоверием
к людям.
Утром ему показалось,
что Раиса забыла о печальном насилии ночи. Она лениво и равнодушно дала ему кофе, хлеба и, как всегда, полубольная с похмелья, ни словом, ни взглядом
не намекнула о изменившемся отношении
к нему.
—
Что же ты
не вошёл
к дворнику?
— Эй, ты, глотай живее! — крикнул Саша Климкову. Обедая, Климков внимательно слушал разговоры и, незаметно рассматривая людей, с удовольствием видел,
что все они — кроме Саши —
не хуже,
не страшнее других. Им овладело желание подслужиться
к этим людям, ему захотелось сделаться нужным для них. Он положил нож и вилку, быстро вытер губы грязной салфеткой и сказал...
— Поди ты
к чёрту!
Не всё ли тебе равно? Делай,
что велят, — твоя масть бубны, и ходи с бубен…
Было видно,
что все относятся
к нему брезгливо, но боятся его. Один Маклаков спокойно уклонялся от общения с ним и даже
не подавал ему руки, здороваясь или прощаясь.
Шли
к царю они, — дескать, государь, отец, убавь начальства, невозможно нам жить при таком множестве начальников, и податей
не хватает на жалованье им, и волю они взяли над нами без края,
что пожелают, то и дерут.
— Убивается женщина, молоко даже спортилось у неё, третий день
не кормит! Ты вот
что, торговец, в четверг, на той неделе, рождение её, — кстати я тоже именины свои праздновать буду, — так ты приходи-ка в гости
к нам, да подари ей хоть бусы хорошие. Надо как-нибудь утешить!
— У вас мало энергии, мало любви
к делу. Например: вы прозевали старого революционера Сайдакова; мне известно,
что он прожил у нас в городе три с половиною месяца. Второе, вы до сей поры
не можете найти типографию…
Не представляя,
к чему поведёт его вопрос, он спросил столяра...
Такая роль считалась опасной, но за предательство целой группы людей сразу начальство давало денежные награды, и все шпионы
не только охотно «захлёстывались», но даже иногда старались перебить друг у друга счастливый случай и нередко портили дело, подставляя друг другу ножку.
Не раз бывало так,
что шпион уже присосался
к кружку рабочих, и вдруг они каким-то таинственным путём узнавали о его профессии и били его, если он
не успевал вовремя выскользнуть из кружка. Это называлось — «передёрнуть петлю».
Закрыв глаза, простоял ещё несколько времени, потом услышал шаги, звон шпор, понял,
что это ведут арестованных мужчин, сорвался с места и, стараясь
не топать ногами, быстро побежал по улице, свернул за угол и, усталый и облитый потом, явился
к себе домой.
Голодная смерть, потому
что вы лентяи и бездельники,
к труду
не годны; тюрьма — для многих, потому
что многие из вас заслужили её, для некоторых — больница, сумасшедший дом, ибо среди вас целая куча полоумных, душевнобольных.
Проснулся Климков с каким-то тайным решением, оно туго опоясало его грудь невидимой широкой полосой. Он чувствовал,
что концы этого пояса держит кто-то настойчивый и упрямо ведёт его
к неизвестному, неизбежному; прислушивался
к этому желанию, осторожно ощупывал его неловкою и трусливою мыслью, но в то же время
не хотел, чтобы оно определилось. Мельников, одетый и умытый, но
не причёсанный, сидел за столом у самовара, лениво, точно вол, жевал хлеб и говорил...
Они гнали его долго, и всё время ему казалось,
что сзади него собралась толпа людей, бесшумно,
не касаясь ногами земли, бежит за ним, протягивая
к его шее десятки длинных, цепких рук, касаясь ими волос. Она играла им, издевалась, исчезая и снова являясь, он нанимал извозчиков, ехал, спрыгивал с пролётки, бежал и снова ехал, она же всё время была близко, невидимая и тем более страшная.
Неточные совпадения
Анна Андреевна.
Что тут пишет он мне в записке? (Читает.)«Спешу тебя уведомить, душенька,
что состояние мое было весьма печальное, но, уповая на милосердие божие, за два соленые огурца особенно и полпорции икры рубль двадцать пять копеек…» (Останавливается.)Я ничего
не понимаю:
к чему же тут соленые огурцы и икра?
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья
не хватает даже на чай и сахар. Если ж и были какие взятки, то самая малость:
к столу что-нибудь да на пару платья.
Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой народ,
что на жизнь мою готовы покуситься.
Анна Андреевна. Ну
что ты?
к чему? зачем?
Что за ветреность такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну
что ты нашла такого удивительного? Ну
что тебе вздумалось? Право, как дитя какое-нибудь трехлетнее.
Не похоже,
не похоже, совершенно
не похоже на то, чтобы ей было восемнадцать лет. Я
не знаю, когда ты будешь благоразумнее, когда ты будешь вести себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты будешь знать,
что такое хорошие правила и солидность в поступках.
В это время слышны шаги и откашливания в комнате Хлестакова. Все спешат наперерыв
к дверям, толпятся и стараются выйти,
что происходит
не без того, чтобы
не притиснули кое-кого. Раздаются вполголоса восклицания:
Купцы. Ей-ей! А попробуй прекословить, наведет
к тебе в дом целый полк на постой. А если
что, велит запереть двери. «Я тебя, — говорит, —
не буду, — говорит, — подвергать телесному наказанию или пыткой пытать — это, говорит, запрещено законом, а вот ты у меня, любезный, поешь селедки!»