Неточные совпадения
В ней сознательно проводится метод исхождения, а
не прихождения, исхождения из того,
что открылось, увиделось как свет, а
не прихождения
к тому,
что еще
не открылось,
не увиделось и погружено в тьму.
Говорю это смело и
не без гордости, ибо неприлично относиться смиренно
к тому,
что дает Церковь».
Критическая гносеология начала проверять компетенцию познания и пришла
к тому заключению,
что познание
не компетентно связать познающего с объектом познания, с бытием.
Только христианская метафизика утверждает реальность бытия и реальность путей
к бытию, постигает великую тайну свободы, ни на
что не разложимой и ни
к чему не сводимой, и признает субстанцию конкретной личности, заложенной в вечности.
В теософических течениях нашего времени нельзя
не видеть возрождения гностицизма; это все то же желание узнать,
не поверив, узнать, ни от
чего не отрекаясь и ни
к чему не обязываясь, благоразумно подменив веру знанием.
Ведь слишком ясно,
что эмпиризм признает только опыт в рациональных пределах,
к опыту же
не рациональному он относится отрицательно, как
к мистике.
Лишь рационалистическое рассечение целостного человеческого существа может привести
к утверждению самодовлеющей теоретической ценности знания, но для познающего, как для существа живого и целостного,
не рационализированного, ясно,
что познание имеет прежде всего практическую (
не в утилитарном, конечно, смысле слова) ценность,
что познание есть функция жизни,
что возможность брачного познания основана на тождестве субъекта и объекта, на раскрытии того же разума и той же бесконечной жизни в бытии,
что и в познающем.
Мы
не говорим уже,
что верим в видимые вещи, мы знаем их; все,
что к ним относится, обладает доказательной силой.
Я верю в Бога моего
не потому,
что доказано мне бытие Его,
что принужден
к принятию Его,
что гарантирован я залогами с небес, а потому,
что люблю Его.
Но возврат
к реализму
не может быть просто новой гносеологией; корень беды
не в рационалистических гносеологиях, в которых всегда есть много верного, а в том корень,
что бытие наше стало плохим.
Нельзя достаточно часто повторять,
что из бытия мы исходим, а
не приходим
к нему.
Знание есть путь от хаоса
к космосу, от тьмы
к свету, и
не потому,
что познающий субъект своим трансцендентальным сознанием оформливает бытие и распространяет на него рациональный свет, а потому,
что само бытие просветляется и оформляется в акте самопознания.
Я
не предлагаю вернуться
к первоначальной наивности, это было бы невозможно и это значило бы,
что весь процесс мирового самосознания совершился даром и ничего
не завоевал.
Лосский хочет построить теорию познания, сделав вид,
что он ничего
не знает о мире,
что эта теория знания может привести как
к материализму, так и
к мистической метафизике.
Вопрос о различии между явлениями и тем,
что за ними, тоже относится
к онтологии, а
не к гносеологии.
Содержа в себе всю полноту бытия, абсолютное
не подчиняется законам противоречия и исключенного третьего
не в том смысле, чтобы оно отменяло их, а в том смысле,
что они
не имеют никакого отношения
к абсолютному, подобно тому как теоремы геометрии
не отменяются этикой, но
не имеют никакого применения
к ней».
То,
что я говорю, вовсе
не есть возвращение
к психологическому направлению в теории познания, которое всегда рассматривает мышление как функцию жизни индивидуальной души.
Таков прежде всего мотив отношения
к предкам,
к «отчеству», сознание необходимости работать для предков и для восстановления их жизни
не менее,
чем для потомков.]
Соблазн этот с роковой неизбежностью ведет
к отрицанию Творца и отнесению источника зла
к бессмысленному порядку природы,
к внешней стихии, ни за
что не отвечающей.
Безрелигиозное сознание мысленно исправляет дело Божье и хвастает,
что могло бы лучше сделать,
что Богу следовало бы насильственно создать космос, сотворить людей неспособными
к злу, сразу привести бытие в то совершенное состояние, при котором
не было бы страдания и смерти, а людей привлекало бы лишь добро.
Но и для философствующего разума ясно,
что насильственное добро, насильственная прикованность
к Богу
не имела бы никакой ценности,
что существо, лишенное свободы избрания, свободы отпадения,
не было бы личностью.
Это
не значит, конечно,
что Европа «сгнила»; и там готовятся силы
к последнему акту мировой истории.
Все,
что есть ценного в нашем мире, принадлежит
к миру реальному и богатому, который Христос пришел
не уничтожить, я утвердить навеки.
Страдание в религии Христа совсем
не то,
что в религии буддийской,
к которой слишком часто уклонялось христианство в истории.
Слова «претерпевший до конца спасется»
не значат,
что нужно стремиться
к страданию, страдать как можно больше, а значат,
что нужно иметь как можно большую силу сопротивления, принимать мужественно удары мирового зла, вынести все до конца и
не согнуться,
не погибнуть.
Жажда искупления необходима для спасения, так как человеку есть
что искупать; но гипноз искупления есть один из соблазнов; гипноз этот приводит
к обожествлению страдания, а
не освобождению от страдания.
Гибели никто
не обязан разделять, и из того,
что кто-то в мире уклоняется
к небытию,
не следует,
что я должен уклоняться
к небытию.
Мы должны жить с сознанием,
что каждое существо может спастись, может искупить грех, может вернуться
к Богу и
что не нам принадлежит окончательный суд, а лишь Самому Богу.
Все,
что я буду говорить, направлено
к обнаружению той истины,
что христианство есть религия свободы, т. е.
что свобода есть содержание христианства, есть материальный, а
не формальный принцип христианства.
И если свойства эти
не противны свободе и
не должны вести
к принуждению и насилию, то потому только,
что свобода входит в содержание христианской веры,
что религия Христа исключительна в своем утверждении свободы и нетерпима в своем отрицании рабства, насилия и принуждения.
Преследования и принуждения в делах веры и совести невозможны и нецерковны
не в силу права свободы совести или формального принципа веротерпимости,
что не важно и
не относится
к сущности религии, а в силу долга свободы, обязанности нести бремя, в силу того,
что свобода есть сущность христианства.
Ну и называют мистикой то,
что к мистике никакого отношения
не имеет.
Никогда еще мы
не были так близки
к окончательному осознанию той религиозной истины,
что не только Церковь как живая историческая плоть — мистична, но
что мистична и сама история с ее иррациональной плотью, и сама культура — мистична.
Слишком часто забывают,
что мистика есть дисциплина,
что путь
к мистическому экстазу
не есть путь хаоса и тьмы, а просветления и оформления.
Отношение
к «миру» остается аскетическим навеки, так как Христос заповедал
не любить «мира», ни того,
что в «мире», но освящается творчество, как путь
к новому Космосу.
Его
не интересует вопрос о том, «повинен ли в адюльтере господин такой-то с госпожой такой-то»,
к чему, по его мнению, свелась вся почти французская литература.
А когда он пристал
к христианскому берегу, он так устал, так был обессилен,
что не до новых идей ему было,
не до Третьего Завета.
Неточные совпадения
Анна Андреевна.
Что тут пишет он мне в записке? (Читает.)«Спешу тебя уведомить, душенька,
что состояние мое было весьма печальное, но, уповая на милосердие божие, за два соленые огурца особенно и полпорции икры рубль двадцать пять копеек…» (Останавливается.)Я ничего
не понимаю:
к чему же тут соленые огурцы и икра?
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья
не хватает даже на чай и сахар. Если ж и были какие взятки, то самая малость:
к столу что-нибудь да на пару платья.
Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это такой народ,
что на жизнь мою готовы покуситься.
Анна Андреевна. Ну
что ты?
к чему? зачем?
Что за ветреность такая! Вдруг вбежала, как угорелая кошка. Ну
что ты нашла такого удивительного? Ну
что тебе вздумалось? Право, как дитя какое-нибудь трехлетнее.
Не похоже,
не похоже, совершенно
не похоже на то, чтобы ей было восемнадцать лет. Я
не знаю, когда ты будешь благоразумнее, когда ты будешь вести себя, как прилично благовоспитанной девице; когда ты будешь знать,
что такое хорошие правила и солидность в поступках.
В это время слышны шаги и откашливания в комнате Хлестакова. Все спешат наперерыв
к дверям, толпятся и стараются выйти,
что происходит
не без того, чтобы
не притиснули кое-кого. Раздаются вполголоса восклицания:
Купцы. Ей-ей! А попробуй прекословить, наведет
к тебе в дом целый полк на постой. А если
что, велит запереть двери. «Я тебя, — говорит, —
не буду, — говорит, — подвергать телесному наказанию или пыткой пытать — это, говорит, запрещено законом, а вот ты у меня, любезный, поешь селедки!»