Гость ревниво осмотрел его и остался доволен — парень не понравился ему. Коренастый, краснощёкий, в синей рубахе, жилете и шароварах за сапоги, он казался грубым, тяжёлым, похожим на кучера. Всё время поправлял рыжеватые курчавые волосы, карие глаза его беспокойно бегали из стороны в сторону, и по лицу ходили какие-то тени, а нос сердито шмыгал, вдыхая воздух. Он сидел на сундуке, неуклюже двигая ногами, и
смотрел то на них, то на гостя каким-то неприятным, недоумевающим взглядом.
Неточные совпадения
Это грозило какими-то неведомыми тревогами, но вместе с
тем возбуждало любопытство, а оно, обтачиваясь с каждым словом, становилось всё требовательнее и острее. Все трое
смотрели друг
на друга, недоуменно мигая, и говорили вполголоса, а Шакир даже огня в лампе убавил.
…Ночь. Лампа зачем-то поставлена
на пол, и изо всех углов комнаты
на её зелёное пятно, подобное зоркому глазу Тиунова, сердито и подстерегающе
смотрит тёплая темнота, пропахнувшая нашатырём и квашеной капустой. Босый, без пояса, расстегнув ворот рубахи,
на стуле в ногах кровати сидит Максим,
то наклоняя лохматую голову,
то взмахивая ею.
Оба раза вслед за попом являлась попадья, садилась и уголок, как страж некий, и молчала, скрестя руки
на плоской груди, а иногда, встав, подходила осторожно к окошку и, прищурившись,
смотрела во
тьму. Дядя, наблюдая за нею, смеялся и однажды сказал...
Строгий и красивый, он всё повышал голос, и чем громче говорил,
тем тише становилось в комнате. Сконфуженно опустив голову, Кожемякин исподлобья наблюдал за людьми — все
смотрели на Максима, только тёмные зрачки горбуна, сократясь и окружённые голубоватыми кольцами белков, остановились
на лице Кожемякина, как бы подстерегая его взгляд, да попадья, перестав работать, положила руки
на колени и
смотрела поверх очков в потолок.
Сняв фуражку, Кожемякин
смотрел, как его фигура, не похожая
на человечью, поглощается
тьмой, и напрягался, надувал щёки, желая крикнуть горбуну что-нибудь обидное, но не нашёл слова и помешала мысль...
Стебли трав щёлкали по голенищам сапог, за брюки цеплялся крыжовник, душно пахло укропом, а по
ту сторону забора кудахтала курица, заглушая сухой треск скучных слов, Кожемякину было приятно, что курица мешает слышать и понимать эти слова, судя по голосу, обидные. Он шагал сбоку женщины,
посматривая на её красное, с облупившейся кожей, обожжённое солнцем ухо, и, отдуваясь устало, думал: «Тебе бы попом-то быть!»
Кожемякин сел, оглядываясь: в окно неподвижно
смотрели чёрные
на сером небе, точно выкованные из
тьмы деревья.
Слушая, он
смотрел через крышу пристани
на спокойную гладь тихой реки; у
того её берега, чётко отражаясь в сонной воде, стояли хороводы елей и берёз, далее они сходились в плотный синий лес, и, глядя
на их отражения в реке, казалось, что все деревья выходят со дна её и незаметно, медленно подвигаются
на край земли.
— Бог требует от человека добра, а мы друг в друге только злого ищем и
тем ещё обильней зло творим; указываем богу друг
на друга пальцами и кричим: гляди, господи, какой грешник! Не издеваться бы нам, жителю над жителем, а
посмотреть на все общим взглядом, дружелюбно подумать — так ли живём, нельзя ли лучше как? Я за
тех людей не стою, будь мы умнее, живи лучше — они нам не надобны…
Этот человек
смотрел на людей поджав губы, а говорил с ними всегда опустив глаза долу, если же взглянет в лицо —
то как иглой уколет.
Он дал Прачкину денег и забыл о нём, но Люба Матушкина, точно бабочка, мелькала в глазах у него всё чаще, улыбаясь ему, ласково кивая головой, протягивая длинные хрупкие пальцы руки, и всё это беспокоило его, будя ненужные мысли о ней. Однажды она попросила у него книг, он подумал, неохотно дал ей, и с
той поры между ними установились неопределённые и смешные отношения: она
смотрела на него весёлыми глазами, как бы чего-то ожидая от него, а его это сердило, и он ворчал...
Один из ямщиков — сгорбленный старик в зимней шапке и армяке — держал в руке дышло коляски, потрогивал его и глубокомысленно посматривал на ход; другой — видный молодой парень, в одной белой рубахе с красными кумачовыми ластовицами, в черной поярковой шляпе черепеником, которую он, почесывая свои белокурые кудри, сбивал то на одно, то на другое ухо, — положил свой армяк на козлы, закинул туда же вожжи и, постегивая плетеным кнутиком,
посматривал то на свои сапоги, то на кучеров, которые мазали бричку.
Неточные совпадения
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в
то же время говорит про себя.)А вот
посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста
на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею
на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Он не
посмотрел бы
на то, что ты чиновник, а, поднявши рубашонку, таких бы засыпал тебе, что дня б четыре ты почесывался.
Марья Антоновна. Право, маменька, все
смотрел. И как начал говорить о литературе,
то взглянул
на меня, и потом, когда рассказывал, как играл в вист с посланниками, и тогда
посмотрел на меня.
Осип. Да, хорошее. Вот уж
на что я, крепостной человек, но и
то смотрит, чтобы и мне было хорошо. Ей-богу! Бывало, заедем куда-нибудь: «Что, Осип, хорошо тебя угостили?» — «Плохо, ваше высокоблагородие!» — «Э, — говорит, — это, Осип, нехороший хозяин. Ты, говорит, напомни мне, как приеду». — «А, — думаю себе (махнув рукою), — бог с ним! я человек простой».
Хлестаков. Ну, нет, вы напрасно, однако же… Все зависит от
той стороны, с которой кто
смотрит на вещь. Если, например, забастуешь тогда, как нужно гнуть от трех углов… ну, тогда конечно… Нет, не говорите, иногда очень заманчиво поиграть.