Все провожали его в прихожую и говорили обычные слова так добродушно и просто, что эти слова казались значительными. Он вышел на тихую улицу, точно из бани, чувствуя себя чистым и лёгким, и шёл домой медленно, боясь расплескать из
сердца то приятное, чем наполнили его в этом бедном доме. И лишь где-то глубоко лежал тяжёлый, едкий осадок...
Неточные совпадения
«Все уходят, — думалось ему с лёгкой, как туман, обидой, вдруг коснувшейся
сердца. Чуть кто получше —
то умрёт,
то убежит, как Созонт и Марков, а
то прогонят, как дьячка…»
Ездил и всё думал о ней одни и
те же двуличные, вялые думы, отягощавшие голову, ничего не давая
сердцу.
Не спалось ему в эту ночь: звучали в памяти незнакомые слова, стучась в
сердце, как озябшие птицы в стекло окна; чётко и ясно стояло перед ним доброе лицо женщины, а за стеною вздыхал ветер, тяжёлыми шматками падал снег с крыши и деревьев, словно считая минуты, шлёпались капли воды, — оттепель была в
ту ночь.
Мысли являлись откуда-то со стороны и снизу, кружились, точно мухи, исчезали, не трогая
того, что скипелось в груди мёртвою тяжестью и больно давило на
сердце, выжимая тугие слёзы.
Короткая летняя ночь, доживая свой последний час, пряталась в деревья и углы, в развалины бубновской усадьбы, ложилась в траву, словно
тьма её, бесшумно разрываясь, свёртывалась в клубки, принимала формы амбара, дерева, крыши, очищая воздух розоватому свету, и просачивалась в грудь к человеку, холодно и тесно сжимая
сердце.
Опять в монастырь, а уж трудно стало — в деревне надорвался, в городе избаловался,
сердце у меня болит ещё с
той поры, как били меня.
— Н-не знаю, — тихо ответила она и тотчас, спохватясь, мило улыбнулась, объясняя: Не успела даже присмотреться,
то пьяный,
то болен был, —
сердце и печёнка болели у него и сердился очень, не на меня, а от страданий, а потом вдруг принесли мёртвого.
«Это Максим, к ней, подлец!» — сообразил он, заметавшись по комнате, а потом, как был в туфлях, бросился на двор, бесшумно отодвинул засов ворот, приподнял щеколду калитки, согнувшись нырнул во
тьму безлунной ночи.
Сердце неприятно билось, он сразу вспотел, туфли шлёпали, снял их и понёс в руках, крадучись вдоль забора на звук быстрых и твёрдых шагов впереди.
Когда Кожемякин опамятовался, — ему стало стыдно за себя и за неё:
то, что случилось, было так голо, безмолвно, не прикрашено ни словом от
сердца, ни
тем бешенством плоти, которое умерщвляет стыд и раскаяние.
«
Тем жизнь хороша, что всегда около нас зреет-цветёт юное, доброе
сердце, и, ежели хоть немного откроется оно пред тобой, — увидишь ты в нём улыбку тебе. И
тем людям, что устали, осердились на всё, — не забывать бы им про это милое
сердце, а — найти его около себя и сказать ему честно всё, что потерпел человек от жизни, пусть знает юность, отчего человеку больно и какие пути ложны. И если знание старцев соединится дружественно с доверчивой, чистой силой юности — непрерывен будет тогда рост добра на земле».
«Изолгали мы и бога самого, дабы
тем прикрыть лень свою, трусливое нежелание отдать
сердца наши миру на радость; нарочито сделали бога чёрным и угрюмым и отняли у него любовь к земле нашей: для
того исказили бога, чтобы жаловаться на него, и вот стал он воистину тёмен, непонятен, и стала оттого вся жизнь запутана, страшна и тайнами прикрыта».
Юность —
сердце мира, верь
тому, что говорит она в чистосердечии своём и стремлении к доброму, — тогда вечно светел будет день наш и вся земля облечётся в радость и свет, и благословим её — собор вселенского добра».
Молча, лишь изредка меняясь незначительными словами, доехали наши приятели до Федота. Базаров был не совсем собою доволен. Аркадий был недоволен им. К тому же он чувствовал на
сердце ту беспричинную грусть, которая знакома только одним очень молодым людям. Кучер перепряг лошадей и, взобравшись на козлы, спросил: направо аль налево?
Неточные совпадения
Городничий. И не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина из
того, что он говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу: что на
сердце,
то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Я, кажется, всхрапнул порядком. Откуда они набрали таких тюфяков и перин? даже вспотел. Кажется, они вчера мне подсунули чего-то за завтраком: в голове до сих пор стучит. Здесь, как я вижу, можно с приятностию проводить время. Я люблю радушие, и мне, признаюсь, больше нравится, если мне угождают от чистого
сердца, а не
то чтобы из интереса. А дочка городничего очень недурна, да и матушка такая, что еще можно бы… Нет, я не знаю, а мне, право, нравится такая жизнь.
Вдруг песня хором грянула // Удалая, согласная: // Десятка три молодчиков, // Хмельненьки, а не валятся, // Идут рядком, поют, // Поют про Волгу-матушку, // Про удаль молодецкую, // Про девичью красу. // Притихла вся дороженька, // Одна
та песня складная // Широко, вольно катится, // Как рожь под ветром стелется, // По
сердцу по крестьянскому // Идет огнем-тоской!..
Жизнь трудовая — // Другу прямая // К
сердцу дорога, // Прочь от порога, // Трус и лентяй! //
То ли не рай?
Как велено, так сделано: // Ходила с гневом на
сердце, // А лишнего не молвила // Словечка никому. // Зимой пришел Филиппушка, // Привез платочек шелковый // Да прокатил на саночках // В Екатеринин день, // И горя словно не было! // Запела, как певала я // В родительском дому. // Мы были однолеточки, // Не трогай нас — нам весело, // Всегда у нас лады. //
То правда, что и мужа-то // Такого, как Филиппушка, // Со свечкой поискать…