Неточные совпадения
Отсюда мальчик видел весь пустырь, заросли сорных трав, покрытые паутиною пеньки, а позади пустыря, словно застывшие вздохи
земли, бесплодной
и тоскующей, лежали холмы, покрытые жёлтыми лютиками
и лиловыми колокольчиками на тонких стеблях; по холмам бродили красные
и чёрные коровы, серые овцы; в мутном
небе таяло тусклое солнце, обливая скудную
землю влажным зноем.
Он любил этот миг, когда кажется, что в грудь голубою волною хлынуло всё
небо и по жилам трепетно текут лучи солнца, когда тёплый синий туман застилает глаза, а тело, напоённое пряными ароматами
земли, пронизано блаженным ощущением таяния — сладостным чувством кровного родства со всей
землёй.
Луна уже скатилась с
неба, на деревья лёг густой
и ровный полог темноты; в
небе тускло горели семь огней колесницы царя Давида
и сеялась на
землю золотая пыль мелких звёзд. Сквозь завесу малинника в окне бани мерцал мутный свет, точно кто-то протирал тёмное стекло жёлтым платком.
И слышно было, как что-то живое трётся о забор, царапает его, тихонько стонет
и плюёт.
В голове Кожемякина бестолково, как мошки в луче солнца, кружились мелкие серые мысли, в
небе неустанно
и деловито двигались на юг странные фигуры облаков, напоминая то копну сена, охваченную синим дымом, или серебристую кучу пеньки, то огромную бородатую голову без глаз с открытым ртом
и острыми ушами, стаю серых собак, вырванное с корнем дерево или изорванную шубу с длинными рукавами — один из них опустился к
земле, а другой, вытянувшись по ветру, дымит голубым дымом, как печная труба в морозный день.
В тёмном
небе спешно мелькали бледные окуровские молнии, пытаясь разорвать толстый слой плотных, как войлок, туч; торопливо сыпался на деревья, крыши
и на
и землю крупный, шумный летний дождь — казалось, он спешит как можно скорее окропить это безнадёжное место
и унести свою живительную влагу в иные края.
На сизой каланче мотается фигура доглядчика в розовой рубахе без пояса, слышно, как он, позёвывая, мычит, а высоко в
небе над каланчой реет коршун — падает на
землю голодный клёкот. Звенят стрижи, в поле играет на свирели дурашливый пастух Никодим. В монастыре благовестят к вечерней службе — из ворот домов, согнувшись, выходят серые старушки, крестятся
и, качаясь, идут вдоль заборов.
Кажется, что вся эта тихая жизнь нарисована на
земле линючими, тающими красками
и ещё недостаточно воодушевлена, не хочет двигаться решительно
и быстро, не умеет смеяться, не знает никаких весёлых слов
и не чувствует радости жить в прозрачном воздухе осени, под ясным
небом, на
земле, богато вышитой шёлковыми травами.
Живая ткань облаков рождает чудовищ, лучи солнца вонзаются в их мохнатые тела подобно окровавленным мечам; вот встал в
небесах тёмный исполин, протягивая к
земле красные руки, а на него обрушилась снежно-белая гора,
и он безмолвно погиб; тяжело изгибая тучное тело, возникает в облаках синий змий
и тонет, сгорает в реке пламени; выросли сумрачные горы, поглощая свет
и бросив на холмы тяжкие тени; вспыхнул в облаках чей-то огненный перст
и любовно указует на скудную
землю, точно говоря...
Живёт в
небесах запада чудесная огненная сказка о борьбе
и победе, горит ярый бой света
и тьмы, а на востоке, за Окуровом, холмы, окованные чёрною цепью леса, холодны
и темны, изрезали их стальные изгибы
и петли реки Путаницы, курится над нею лиловый туман осени, на город идут серые тени, он сжимается в их тесном кольце, становясь как будто всё меньше, испуганно молчит, затаив дыхание,
и — вот он словно стёрт с
земли, сброшен в омут холодной жуткой тьмы.
Чтобы разорвать прочные петли безысходной скуки, которая сначала раздражает человека, будя в нём зверя, потом, тихонько умертвив душу его, превращает в тупого скота, чтобы не задохнуться в тугих сетях города Окурова, потребно непрерывное напряжение всей силы духа, необходима устойчивая вера в человеческий разум. Но её даёт только причащение к великой жизни мира,
и нужно, чтобы, как звёзды в
небе, человеку всегда были ясно видимы огни всех надежд
и желаний, неугасимо пылающие на
земле.
Кроткий весенний день таял в бледном
небе, тихо качался прошлогодний жухлый бурьян, с поля гнали стадо, сонно
и сыто мычали коровы. Недавно оттаявшая
земля дышала сыростью, обещая густые травы
и много цветов. Бил бондарь, скучно звонили к вечерней великопостной службе в маленький, неубедительный, но крикливый колокол. В монастырском саду копали гряды, был слышен молодой смех
и говор огородниц; трещали воробьи, пел жаворонок, а от холмов за городом поднимался лёгкий голубой парок.
Юноше стало до слёз грустно за себя
и жалко всё это скучное, мягко разлитое вокруг
и покорно исчезавшее в невесёлом
небе, низко спустившемся над
землёю.
Солнце точно погасло, свет его расплылся по
земле серой, жидкой мутью,
и трудно было понять, какой час дня проходит над пустыми улицами города, молча утопавшими в грязи. Но порою — час
и два — в синевато-сером
небе жалобно блестело холодное бесформенное пятно, старухи называли его «солнышком покойничков».
—
И я вот тоже! — сообщил Кожемякин, а его собеседник поднял прут с
земли и взглянул в
небо, откуда снова сеялась мокрая пыль.
— Вот, слушайте, как мы ловили жаворонков! — возглашал Борис. — Если на
землю положить зеркало так, чтобы глупый жаворонок увидал в нём себя, то — он увидит
и думает, что зеркало — тоже
небо,
и летит вниз, а думает — эх, я лечу вверх всё! Ужасно глупая птица!
Вдали громоздились неясные очертания города — крестообразная куча домов зябко прижалась к
земле и уже кое-где нехотя дышала в
небо сизыми дымами, — точно ночные сны печально отлетали.
Тёплым, ослепительно ярким полуднем, когда даже в Окурове кажется, что солнце растаяло в
небе и всё
небо стало как одно голубое солнце, — похудевшая, бледная женщина, в красной кофте
и чёрной юбке, сошла в сад, долго, без слов напевая, точно молясь, ходила по дорожкам, радостно улыбалась, благодарно поглаживала атласные стволы берёз
и ставила ноги на тёплую, потную
землю так осторожно, точно не хотела
и боялась помять острые стебли трав
и молодые розетки подорожника.
По крыше тяжело стучали ещё редкие тёплые капли; падая на двор, они отскакивали от горячей
земли, а пыль бросалась за ними, глотая их. Туча покрыла двор, стало темно, потом сверкнула молния — вздрогнуло всё, обломанный дом Бубновых подпрыгнул
и с оглушающим треском ударился о
землю, завизжали дети, бросившись в амбар,
и сразу — точно река пролилась с
неба — со свистом хлынул густой ливень.
В чёрном
небе дрожали золотые цепи звёзд, было так тихо, точно
земля остановилась в беге
и висит неподвижно, как маятник изломанных часов.
— А меня — весной. Как
небо раскроется, так
и потянет куда-то, оторвал бы себя с места да
и — марш. Мимо городов, деревень, так — всё дальше, в глубь
земли, до конца!
Сухие шорохи плыли по полю, как будто кто-то шёл лёгкой стопой, задевая
и ломая стебли трав.
Небо чуть-чуть светлело,
и жёлтенькие звёзды, белея, выцветая, становились холодней, но
земля была так же суха
и жарка, как днём.
«Кожемякин сидел в этой углублённой тишине, бессильный, отяжелевший, пытаясь вспомнить что-нибудь утешительное, но память упорно останавливалась на одном: идёт он полем ночью среди шершавых бесплодных холмов, темно
и мертвенно пустынно кругом, в мутном
небе трепещут звёзды, туманно светится изогнутая полоса Млечного Пути, далеко впереди приник к
земле город, точно распятый по ней,
и отовсюду кто-то невидимый, как бы распростёртый по всей
земле, шепчет, просит...
Неточные совпадения
Недаром наши странники // Поругивали мокрую, // Холодную весну. // Весна нужна крестьянину //
И ранняя
и дружная, // А тут — хоть волком вой! // Не греет
землю солнышко, //
И облака дождливые, // Как дойные коровушки, // Идут по
небесам. // Согнало снег, а зелени // Ни травки, ни листа! // Вода не убирается, //
Земля не одевается // Зеленым ярким бархатом //
И, как мертвец без савана, // Лежит под
небом пасмурным // Печальна
и нага.
Небо раскалилось
и целым ливнем зноя обдавало все живущее; в воздухе замечалось словно дрожанье
и пахло гарью;
земля трескалась
и сделалась тверда, как камень, так что ни сохой, ни даже заступом взять ее было невозможно; травы
и всходы огородных овощей поблекли; рожь отцвела
и выколосилась необыкновенно рано, но была так редка,
и зерно было такое тощее, что не чаяли собрать
и семян; яровые совсем не взошли,
и засеянные ими поля стояли черные, словно смоль, удручая взоры обывателей безнадежной наготою; даже лебеды не родилось; скотина металась, мычала
и ржала; не находя в поле пищи, она бежала в город
и наполняла улицы.
Думалось, что
небо обрушится,
земля разверзнется под ногами, что налетит откуда-то смерч
и все поглотит, все разом…
Что же, по-твоему, доблестнее: глава ли твоя, хотя
и легкою начинкою начиненная, но
и за всем тем горе [Горе́ (церковно-славянск.) — к
небу.] устремляющаяся, или же стремящееся до́лу [До́лу (церковно-славянск.) — вниз, к
земле.] брюхо, на то только
и пригодное, чтобы изготовлять…
Нагибая вперед голову
и борясь с ветром, который вырывал у него платки, Левин уже подбегал к Колку
и уже видел что-то белеющееся за дубом, как вдруг всё вспыхнуло, загорелась вся
земля,
и как будто над головой треснул свод
небес.