В двери появился Шакир, с палкой в руке, палка дрожала, он вытягивал шею, прищурив глаза и оскалив зубы, а за его плечами возвышалась встрёпанная
голова Максима и белое, сердитое, нахмуренное лицо.
Неточные совпадения
Вот теперь дворник новый
Максим, ярославский парень, тоже
голова.
Кожемякин обернулся, держась за стол, — сзади него, за другим столом сидели Вася с
Максимом, почти касаясь
головами друг друга, и
Максим читал, как дьячок над покойником.
Наталья, точно каменная, стоя у печи, заслонив чело широкой спиной, неестественно громко сморкалась, каждый раз заставляя хозяина вздрагивать. По стенам кухни и по лицам людей расползались какие-то зелёные узоры, точно всё обрастало плесенью,
голова Саввы — как морда сома, а пёстрая рожа
Максима — железный, покрытый ржавчиной заступ. В углу, положив длинные руки на плечи Шакира, качался Тиунов, говоря...
Максим, не поднимая
головы от книги, сказал задумчиво...
…Ночь. Лампа зачем-то поставлена на пол, и изо всех углов комнаты на её зелёное пятно, подобное зоркому глазу Тиунова, сердито и подстерегающе смотрит тёплая темнота, пропахнувшая нашатырём и квашеной капустой. Босый, без пояса, расстегнув ворот рубахи, на стуле в ногах кровати сидит
Максим, то наклоняя лохматую
голову, то взмахивая ею.
«Вор!
Максим!» — сообразил Кожемякин, приходя в себя, и, когда вор сунул
голову под кровать, тяжело свалился с постели на спину ему, сел верхом и, вцепившись в волосы, стал стучать
головою вора о пол, хрипя...
Путая русскую речь с татарской, Шакир тревожно и жадно спрашивал о чём-то, а
Максим, возившийся в углу, развязывая тяжёлый кожаный сундук, взмахнул
головою и сказал...
Тут же независимо торчал
Максим и всё приглаживал рыжие кудри медленными движениями то одной, то другой руки, точно втирая в
голову себе то, о чём оживлённо и веско говорил дядя Марк.
Строгий и красивый, он всё повышал голос, и чем громче говорил, тем тише становилось в комнате. Сконфуженно опустив
голову, Кожемякин исподлобья наблюдал за людьми — все смотрели на
Максима, только тёмные зрачки горбуна, сократясь и окружённые голубоватыми кольцами белков, остановились на лице Кожемякина, как бы подстерегая его взгляд, да попадья, перестав работать, положила руки на колени и смотрела поверх очков в потолок.
«Меня, конечно», — сообразил Матвей Савельев, прислушиваясь и опуская
голову. Он знал, что отменит своё распоряжение, если Шакир начнёт защищать дворника или сам
Максим войдёт и спросит: «За что вы меня рассчитали?»
Он зарычал, отшвырнул её прочь, бросился в сени, спрыгнул с крыльца и, опрокинувшись всем телом на
Максима, сбил его с ног, упал и молча замолотил кулаками по крепкому телу, потом, оглушённый ударом по
голове, откатился в сторону, тотчас вскочил и, злорадно воя, стал пинать ногами в чёрный живой ком, вертевшийся по двору.
«
Максим меня доедет!» — пригрозил Кожемякин сам себе, тихонько, точно воровать шёл, пробираясь в комнату. Там он сел на привычное место, у окна в сад, и, сунув
голову, как в мешок, в думы о завтрашнем дне, оцепенел в них, ничего не понимая, в нарастающем желании спрятаться куда-то глубоко от людей.
Неточные совпадения
Возвратясь в крепость, я рассказал
Максиму Максимычу все, что случилось со мною и чему был я свидетель, и пожелал узнать его мнение насчет предопределения. Он сначала не понимал этого слова, но я объяснил его как мог, и тогда он сказал, значительно покачав
головою:
— Да будто один Михеев! А Пробка Степан, плотник, Милушкин, кирпичник, Телятников
Максим, сапожник, — ведь все пошли, всех продал! — А когда председатель спросил, зачем же они пошли, будучи людьми необходимыми для дому и мастеровыми, Собакевич отвечал, махнувши рукой: — А! так просто, нашла дурь: дай, говорю, продам, да и продал сдуру! — Засим он повесил
голову так, как будто сам раскаивался в этом деле, и прибавил: — Вот и седой человек, а до сих пор не набрался ума.
— Н-да, чудим, — сказал Стратонов, глядя в лицо Варвары, как на циферблат часов. — Представь меня,
Максим, — приказал он, подняв над
головой бобровую шапку и как-то глупо, точно угрожая, заявил Варваре: — Я знаком с вашим мужем.
— А вот и
Максим… — проговорила Надежда Васильевна, указывая
головой на окно…
Он стал перед образом и начал вслух молитву. Все почтительно преклонили
головы, а помещик
Максимов даже особенно выставился вперед, сложив перед собой ладошками руки от особого благоговения.