Кривой повёл Кожемякина в городской манеж на концерт в пользу голодающих: там было тесно, душно, гремела военная музыка, на подмостки выходили полуголые барыни в цветах и высокими, неприятными голосами пели то одна, то — две сразу, или
в паре с мужчинами в кургузых фраках.
Неточные совпадения
Добродушно ворчала вода
в самоваре, тонко свистел
пар, вырываясь из-под крышки,
в саду распевала малиновка; оттуда вливались вечерние, тёплые запахи липы, мяты и смородины,
в горнице пахло крепким чаем, душистым, как ладан, берёзовым углём и сдобным тестом. Было мирно, и душа мальчика, заласканная песнью, красками и запахами догоравшего дня, приветно и виновно раскрывалась встречу словам отца.
Приходилось разбираться
в явлениях почти кошмарных. Вот рано утром он стоит на постройке у собора и видит — каменщики бросили
в творило извести чёрную собаку. Известь только ещё гасится, она кипит и булькает, собака горит, ей уже выжгло глаза, захлёбываясь, она взвизгивает, судорожно старается выплыть, а рабочие, стоя вокруг творила
в белом
пару и пыли, смеются и длинными мешалками стукают по голове собаки, погружая искажённую морду
в густую, жгучую, молочно-белую массу.
Часто бывало, что та или другая сторона, отбив от стенки противников заранее намеченного бойца, обыскивала его и, находя
в рукавице свинчатку, гирьку или
пару медных пятаков, нещадно избивала пинками нарушителя боевых законов.
— Мёдом-с, — липовый мёд, соты! — тыкая пальцем
в стол, говорил Кожемякин, упорно рассматривая самовар, окутанный
паром. И неожиданно для себя предложил: — Вы бы медку-то взяли, — для сына?
Матвей смотрел
в сторону города: поле курилось розоватым
паром, и всюду на нём золотисто блестели красные пятна, точно кто-то щедро разбросал куски кумача. Солнце опустилось за дальние холмы, город был не виден. Зарево заката широко распростёрло огненные крылья, и
в красном огне плавилась туча, похожая на огромного сома.
Но раньше, чем лошадь достигла его, он перенёсся
в баню, где с каменки удушливо растекался жгучий
пар хлебного кваса, а рядом с ним на мокром полу сидел весь
в язвах человек с лицом Дроздова, дёргал себя за усы и говорил жутким голосом...
…Кожемякин пришёл
в себя, когда его возок, запряжённый
парою почтовых лошадей, выкатился за город.
Проснулся на восходе солнца, серебряная река курилась
паром,
в его белом облаке тихо скользила лодка,
в ней стоял старик.
В дверь снова вдвинули круглый стол, накрытый для ужина: посреди него, мордами друг ко другу, усмехалась
пара поросят — один жареный, золотистый, с пучком петрушки
в ноздрях, другой — заливной, облитый сметаною, с бумажным розовым цветком между ушей. Вокруг них, точно разномерные булыжники, лежали жареные птицы, и всё это окружала рама солений и соусов. Едко пахло хреном, уксусом, листом чёрной смородины и лавра.
И беззвучно смеялся, обнажая
пару жёлтых клыков. Ему минуло шестьдесят лет, но года три тому назад он перестал ходить
в церковь, и когда однажды
в трактире «Лиссабон» Ревякин спросил его, почему он не ходит
в божий храм, — старик ответил...
В голове гроба — лысый толстый человек, одетый в два пальто, одно — летнее, длинное, а сверх него — коротенькое, по колена;
в паре с ним — типичный московский мещанин, сухощавый, в поддевке, с растрепанной бородкой и головой яйцом.
Неточные совпадения
Суп
в кастрюльке прямо на пароходе приехал из Парижа; откроют крышку —
пар, которому подобного нельзя отыскать
в природе.
Городничий. Полно вам, право, трещотки какие! Здесь нужная вещь: дело идет о жизни человека… (К Осипу.)Ну что, друг, право, мне ты очень нравишься.
В дороге не мешает, знаешь, чайку выпить лишний стаканчик, — оно теперь холодновато. Так вот тебе
пара целковиков на чай.
Он сшил себе новую
пару платья и хвастался, что на днях откроет
в Глупове такой магазин, что самому Винтергальтеру [Новый пример прозорливости: Винтергальтера
в 1762 году не было.
Но пред началом мазурки, когда уже стали расставлять стулья и некоторые
пары двинулись из маленьких
в большую залу, на Кити нашла минута отчаяния и ужаса.
Скосить и сжать рожь и овес и свезти, докосить луга, передвоить
пар, обмолотить семена и посеять озимое — всё это кажется просто и обыкновенно; а чтобы успеть сделать всё это, надо, чтобы от старого до малого все деревенские люди работали не переставая
в эти три-четыре недели втрое больше, чем обыкновенно, питаясь квасом, луком и черным хлебом, молотя и возя снопы по ночам и отдавая сну не более двух-трех часов
в сутки. И каждый год это делается по всей России.