Неточные совпадения
— Мать твоя — она, брат, умница была! Тихая умница. И
всё понимала, так жалела
всех, что и
верно — некуда ей было девать себя, кроме как в монастырь запереться. Ну, и заперлась…
Дома тоже было тяжко: на место Власьевны Пушкарь взял огородницу Наталью, она принесла с собою какой-то особенный,
всех раздражавший запах; рабочие ссорились, дрались и — травили Шакира: называли его свиным ухом, спрашивали, сколько у него осталось дома жён и
верно ли, что они, по закону Магомета, должны брить волосы на теле.
Всё будто
верно, а дальше — сомнительно и непонятно; спросили его, как же плоть-то победить?
— Ты, Яков, одинарный человек, ты всегда одно видишь, везде одно, а двуглазые, они
всё — двоят. Я говорю
всем: гляди прищурившись; я человек случайный, только — шалишь! — я вижу
верно! Кто жизнь начал? Баба, —
верно? Кто жизнь начал?
«
Верно — не умный я! И
всё у меня случайно, — как у Дроздова».
Кожемякин задремал, и тотчас им овладели кошмарные видения: в комнату вошла Палага, оборванная и полуголая, с растрёпанными волосами, она на цыпочках подкралась к нему, погрозила пальцем и, многообещающе сказав: «подожди до света,
верно говорю — до света!» перешагнула через него и уплыла в окно; потом его перебросило в поле, он лежал там грудью на земле, что-то острое кололо грудь, а по холмам, в сумраке, к нему прыгала, хромая на левую переднюю ногу, чёрная лошадь, прыгала,
всё приближаясь, он же, слыша её болезненное и злое ржание, дёргался, хотел встать, бежать и — не мог, прикреплённый к земле острым колом, пронизавшим тело его насквозь.
— Кто мы есть? Народ, весьма примученный тяжёлою жизнью, ничем не вооружённый, голенький, сиротский, испуганный народ, азбучно говоря! Родства своего не помним, наследства никакого не ожидаем, живём вполне безнадёжно, день да ночь — сутки прочь, и
все — авось, небось да как-нибудь —
верно? Конечно — жизнь каторжная, скажем даже — анафемская жизнь! Но — однакоже и лентяи ведь и лежебоки, а? Ведь этого у нас не отнимешь, не скроешь, так ли?
— Во
всём! — победно сказал Тиунов. — Дворянство-то где? Какие его дела ноне заметны? Одни судебно-уголовные! А впереди его законно встало ваше сословие. Купец ли не строит городов, а? Он и церкви, и больницы, богадельни ставит, новые пути кладёт и, можно сказать,
всю землю вспорол, изрыл, обыскивает — где что полезно, — верно-с?
«
Верно говорит, кривой бес!» — мысленно воскликнул Кожемякин, проникаясь
всё большим почтением к учителю, но поглядывая на него с досадой.
— Не теми ты, Кожемякин, словами говоришь, а по смыслу —
верно! — соглашался Смагин, покровительственно глядя на него. — Всякое сословие должно жить семейно — так! И —
верно: когда дворяне крепко друг за друга держались —
вся Русь у них в кулаке была; так же и купцам надлежит: всякий купец одной руки палец!
— Ты — пойми: есть хорошие люди —
всё оправдано! И я оправдан и ты —
верно?
— Вы, слышал, с Никоном Маклаковым сошлись —
верно? Так-с. Тогда позвольте предупредить: Никон Павлович в моём мнении — самый честнейший человек нашего города, но не играйте с ним в карты, потому — шулер-с! Во
всех делах — полная чистота, а в этом мошенник! Извините, что говорю не спрошен, но как я вообще и во
всём хочу быть вам полезен…
— Да-а… Вот бы ему тоже написать о себе! Ведь если узнать про людей то, о чём они не говорят, — тогда
всё будет другое, лучше, —
верно?
—
Верно! Я знаю! — твёрдо сказала она, сложив руки на груди и оглядывая
всё, как новое для неё. — Когда я не знала, что думает отец, — я его боялась, а рассказал он мне свою жизнь — и стал для меня другим…
Кожемякину показалось, что кривой
верно говорит: люди были нарочито крикливы, слишком веселы, вызывающе со́вки. Они
всё обнюхивали, пробовали, до
всего дотрагивались смело, но эта смелость была лишена уверенности, и в глубине дерзко усмехавшихся глаз, в их озорных криках чувствовался испытующий вопрос...
Неточные совпадения
Марья Антоновна. Вы
всё эдакое говорите… Я бы вас попросила, чтоб вы мне написали лучше на память какие-нибудь стишки в альбом. Вы,
верно, их знаете много.
Здесь много чиновников. Мне кажется, однако ж, они меня принимают за государственного человека.
Верно, я вчера им подпустил пыли. Экое дурачье! Напишу-ка я обо
всем в Петербург к Тряпичкину: он пописывает статейки — пусть-ка он их общелкает хорошенько. Эй, Осип, подай мне бумагу и чернила!
—
Все занимается хозяйством. Вот именно в затоне, — сказал Катавасов. — А нам в городе, кроме Сербской войны, ничего не видно. Ну, как мой приятель относится?
Верно, что-нибудь не как люди?
— Этот вопрос занимает теперь лучшие умы в Европе. Шульце-Деличевское направление… Потом
вся эта громадная литература рабочего вопроса, самого либерального Лассалевского направления… Мильгаузенское устройство — это уже факт, вы,
верно, знаете.
— Да, это
всё может быть
верно и остроумно… Лежать, Крак! — крикнул Степан Аркадьич на чесавшуюся и ворочавшую
всё сено собаку, очевидно уверенный в справедливости своей темы и потому спокойно и неторопливо. — Но ты не определил черты между честным и бесчестным трудом. То, что я получаю жалованья больше, чем мой столоначальник, хотя он лучше меня знает дело, — это бесчестно?