Цитаты со словосочетанием «я тебя»
—
Я тебе после расскажу об этом, — обещал учитель и забыл рассказать.
— Отец жалуется, что любить трудно. Он даже кричал на маму: пойми, дура, ведь
я тебя люблю. Видишь?
— Одной из таких истин служит Дарвинова теория борьбы за жизнь, — помнишь,
я тебе и Дронову рассказывал о Дарвине? Теория эта устанавливает неизбежность зла и вражды на земле. Это, брат, самая удачная попытка человека совершенно оправдать себя. Да… Помнишь жену доктора Сомова? Она ненавидела Дарвина до безумия. Допустимо, что именно ненависть, возвышенная до безумия, и создает всеобъемлющую истину…
— А чего надо было ей? Только отбить его у меня. Дескать — видала, как
я тебя ловчее?
— Извини, брат! Напачкал
я тебе тут…
Я тебе, Клим, дружески советую: остерегайся верить хорошему русскому человеку.
— Не понимаю
я тебя. Ты кажешься порядочным, но… как-то все прыгаешь к плохому. Что это значит?
Он весь день прожил под впечатлением своего открытия, бродя по лесу, не желая никого видеть, и все время видел себя на коленях пред Лидией, обнимал ее горячие ноги, чувствовал атлас их кожи на губах, на щеках своих и слышал свой голос: «
Я тебя люблю».
— Это
я тебя, я поведу! — кричал дядя Хрисанф. — Ты у меня будешь первоклассным артистом. Ты покажешь такого Ромео, такого Гамлета…
— У тебя характер учителя, — сказала Лидия с явной досадой и даже с насмешкой, как послышалось Самгину. — Когда ты говоришь:
я тебя люблю, это выходит так, как будто ты сказал: я люблю тебя учить.
— Надышали атмосферу!.. Дьякон — прав, черт! Выпьем однако.
Я тебя таким бордо угощу — затрепещешь! Дуняша!
— Ты все-таки помни, что
я тебя люблю. Это не налагает на тебя никаких обязательств, но это глубоко и серьезно.
— Как ты смешно удивился! Ведь
я тебе сказала, что Алина зовет меня в Париж и отец отпустил…
— Цветешь, Казя? Оказия! О Казя,
я тебя люблю!
— И в любви, — серьезно ответила она, но затем, прищурясь, оскалив великолепные зубы, сказала потише: — Ты, разумеется, замечаешь во мне кое-что кокоточное, да? Так для ясности
я тебе скажу: да, да, я вступаю на эту службу, вот! И — черт вас всех побери, милейшие мои, — шепотом добавила она, глаза ее гневно вспыхнули.
Я тебе, Иваныч, прямо скажу: работники мои — лучше меня, однакож я им снасть и шняку не отдам, в работники не пойду, коли бог помилует.
— Ой, Климуша, с каким я марксистом познакомила-ась! Это,
я тебе скажу… ух! Голос — бархатный. И, понимаешь, точно корабль плавает… эдакий — на всех парусах! И — до того все в нем определенно… Ты смеешься? Глупо. Я тебе скажу: такие, как он, делают историю. Он… на Желябова похож, да!
— Ну — что? Голосок-то? Помнишь,
я тебе говорила о нем…
— Яша!
Я тебя искал, искал…
—
Я тебя, мужчина, узнаю, кто ты есть!
— Но ведь
я тебя чувствую! — тихо воскликнула она, и ему показалось, что она сконфузилась.
— Ты хочешь, чтоб
я тебя бил?
— Ты забыл, что я — неудавшаяся актриса.
Я тебе прямо скажу: для меня жизнь — театр, я — зритель. На сцене идет обозрение, revue, появляются, исчезают различно наряженные люди, которые — как ты сам часто говорил — хотят показать мне, тебе, друг другу свои таланты, свой внутренний мир. Я не знаю — насколько внутренний. Я думаю, что прав Кумов, — ты относишься к нему… барственно, небрежно, но это очень интересный юноша. Это — человек для себя…
Ну, так
я тебе скажу, что идеалисты циничнее, откровенней в своем стремлении к удобствам жизни.
— Ну, то-то.
Я тебе говорил.
— Н-да. Вот как… Утомил
я тебя? Скоро — час, мне надобно в Академию. Вечером — приду, ладно?
— Нам мечтать и все такое — не приходится, — с явной досадой сказал токарь и отбил у Самгина охоту беседовать с ним, прибавив: — Напрасно ты, Пелагея, пошла,
я тебе говорил: раньше вечера не вернемся.
— Ничего
я тебе не должен, — крикнул рабочий, толкнув Самгина в плечо ладонью. — Что ты тут говоришь, ну? Кто таков? Ну, говори! Что ты скажешь? Эх…
— Убеждал
я тебя и всех твоих мальчишек: для демонстрации без оружия — не время! Не время… Ну?
— Хочу, чтоб ты меня устроил в Москве.
Я тебе писал об этом не раз, ты — не ответил. Почему? Ну — ладно! Вот что, — плюнув под ноги себе, продолжал он. — Я не могу жить тут. Не могу, потому что чувствую за собой право жить подло. Понимаешь? А жить подло — не сезон. Человек, — он ударил себя кулаком в грудь, — человек дожил до того, что начинает чувствовать себя вправе быть подлецом. А я — не хочу! Может быть, я уже подлец, но — больше не хочу… Ясно?
— Не буду, Лина, не сердись! Нет, Самгин, ты почувствуй: ведь это владыки наши будут, а? Скомандуют: по местам! И все пойдет, как по маслу. Маслице, хи… Ах, милый, давно
я тебя не видал! Седеешь? Теперь мы с тобой по одной тропе пойдем.
— Ух, как
я тебя ждал! — зашипел он, схватив Самгина, и увлек его в коридор, поставил в нишу окна.
— Вот с этого места
я тебя не понимаю, так же как себя, — сказал Макаров тихо и задумчиво. — Тебя, пожалуй, я больше не понимаю. Ты — с ними, но — на них не похож, — продолжал Макаров, не глядя на него. — Я думаю, что мы оба покорнейшие слуги, но — чьи? Вот что я хотел бы понять. Мне роль покорнейшего слуги претит. Помнишь, когда мы, гимназисты, бывали у писателя Катина — народника? Еще тогда понял я, что не могу быть покорнейшим слугой. А затем, постепенно, все-таки…
— Колено ушиб, — ответил Яков и, усмехаясь, схватил за плечо Лаврушку: — Жив, сукин кот? Однако —
я тебе уши обрежу, чтоб ты меня слушался…
—
Мне тебя — можно, я солдат, присягу принял против внутренних врагов…
— Ну — ладно, — она встала. — Чем
я тебя кормить буду? В доме — ничего нету, взять негде. Ребята тоже голодные. Целые сутки на холоде. Деньги свои я все прокормила. И Настенка. Ты бы дал денег…
— Вот — завтра. Воскресенье, торгую до двух. Помню
я тебя человеком несогласным, а такие и есть самые интересные.
— Ничего я не думаю, а — не хочу, чтоб другие подумали! Ну-ко, погоди,
я тебе язвинку припудрю…
— Но —
я тебя не понимаю…
— Ну? Что? — спросила она и, махнув на него салфеткой, почти закричала: — Да сними ты очки! Они у тебя как на душу надеты — право! Разглядываешь, усмехаешься… Смотри, как бы над тобой не усмехнулись! Ты — хоть на сегодня спусти себя с цепочки. Завтра я уеду, когда еще встретимся, да и — встретимся ли? В Москве у тебя жена, там
я тебе лишняя.
— Не обижайся, что — жалко
мне тебя, право же — не обидно это! Не знаю, как сказать! Одинокий ты, да? Очень одинокий?
— Слушай-ко, что
я тебе скажу, — заговорила Марина, гремя ключами, становясь против его. И, каждым словом удивляя его, она деловито предложила: не хочет ли он обосноваться здесь, в этом городе? Она уверена, что ему безразлично, где жить…
—
Я тебя — знаю, видел ночью. Ты — ничего, ходи, не бойся!
Я, брат, в своем классе — белая ворона, и
я тебе прямо скажу: не чувствуя внутренней связи со своей средой, я иногда жалею… даже болею этим…
— Да — что же? — сказала она, усмехаясь, покусывая яркие губы. — Как всегда — он работает топором, но ведь
я тебе говорила, что на мой взгляд — это не грех. Ему бы архиереем быть, — замечательные сочинения писал бы против Сатаны!
— Понятней для
меня ты не стала, — пробормотал Самгин с досадой, но и с печалью. — Такая умная, красивая. Подавляюще красивая…
— Ну — довольно!
Я тебе покаялась, исповедовалась, теперь ты знаешь, кто я. Уж разреши просить, чтобы все это — между нами. В скромность, осторожность твою я, разумеется, верю, знаю, что ты — конспиратор, умеешь молчать и о себе и о других. Но — не проговорись как-нибудь случайно Валентину, Лидии.
Неточные совпадения
— Верочка, в последнюю минуту
я решил назвать его Климом. Клим! Простонародное имя, ни к чему не обязывает.
Ты — как, а?
— У
тебя в доме, Иван, глупо, как в армянском анекдоте: все в десять раз больше.
Мне на ночь зачем-то дали две подушки и две свечи.
— Про аиста и капусту выдумано, — говорила она. — Это потому говорят, что детей родить стыдятся, а все-таки родят их мамы, так же как кошки,
я это видела, и
мне рассказывала Павля. Когда у
меня вырастут груди, как у мамы и Павли,
я тоже буду родить — мальчика и девочку, таких, как
я и
ты. Родить — нужно, а то будут все одни и те же люди, а потом они умрут и уж никого не будет. Тогда помрут и кошки и курицы, — кто же накормит их? Павля говорит, что бог запрещает родить только монашенкам и гимназисткам.
—
Ты не умеешь гадать!
Я тоже не умею, но
ты — больше.
—
Ты — хитрый, — говорила она. —
Тебя недаром хвалят,
ты — хитрый. Нет,
я не отдам Лидию замуж за
тебя.
— А
ты — не болтай, чего не понимаешь. Из-за
тебя мне бабка ухи надрала… Бубенчик!
— Надо, чтоб
ты очень любил
меня.
— Просто —
тебе стыдно сказать правду, — заявила Люба. — А
я знаю, что урод, и у
меня еще скверный характер, это и папа и мама говорят.
Мне нужно уйти в монахини… Не хочу больше сидеть здесь.
— Господи, как
ты меня пугаешь!
—
Ты что, Самгин, плохо учишься? А
я уже третий ученик…
—
Ты сегодня к Томилину пойдешь?
Я тоже пойду с
тобой.
—
Я тут сидела перед печкой, задумалась.
Ты только сию минуту пришел?
—
Я — с
тобой, — сказал Туробоев.
—
Ты видишь: он — один, и
я тоже. Нам скучно.
Тебе тоже скучно?
— Побожись, что Борис никогда не узнает, что
я сказала
тебе!
— Как
ты смел?
Ты — подлый,
ты божился. Ах,
я тоже подлая…
— Это — глупо, милый. Это глупо, — повторила она и задумалась, гладя его щеку легкой, душистой рукой. Клим замолчал, ожидая, что она скажет: «
Я люблю
тебя», — но она не успела сделать этого, пришел Варавка, держа себя за бороду, сел на постель, шутливо говоря...
— Не смей подходить ко
мне,
ты!
—
Я? — удивился Клим. — Нет. А
ты?
— Люба Сомова, курносая дурочка,
я ее не люблю, то есть она
мне не нравится, а все-таки
я себя чувствую зависимым от нее.
Ты знаешь, девицы весьма благосклонны ко
мне, но…
—
Я говорю ей:
ты еще девчонка, — рассказывал Дронов мальчикам. — И ему тоже говорю… Ну, ему, конечно, интересно; всякому интересно, когда в него влюбляются.
— Несколько странно, что Дронов и этот растрепанный, полуумный Макаров — твои приятели.
Ты так не похож на них.
Ты должен знать, что
я верю в твою разумность и не боюсь за
тебя.
Я думаю, что
тебя влечет к ним их кажущаяся талантливость. Но
я убеждена, что эта талантливость — только бойкость и ловкость.
—
Я должна была сказать
тебе все это давно, — слышал он. — Но, повторяю, зная, как
ты наблюдателен и вдумчив,
я сочла это излишним.
— Да, мама, — об этом излишне говорить.
Ты знаешь,
я очень уважаю Тимофея Степановича.
— Зачем
ты, Иван, даешь читать глупые книги? — заговорила Лидия. —
Ты дал Любе Сомовой «Что делать?», но ведь это же глупый роман!
Я пробовала читать его и — не могла. Он весь не стоит двух страниц «Первой любви» Тургенева.
— Ослиное настроение. Все — не важно, кроме одного. Чувствуешь себя не человеком, а только одним из органов человека. Обидно и противно. Как будто некий инспектор внушает:
ты петух и ступай к назначенным
тебе курам. А
я — хочу и не хочу курицу. Не хочу упражнения играть.
Ты, умник, чувствуешь что-нибудь эдакое?
— Забыл
я: Иван писал
мне, что он с
тобой разошелся. С кем же
ты живешь, Вера, а? С богатым, видно? Адвокат, что ли? Ага, инженер. Либерал? Гм… А Иван — в Германии, говоришь? Почему же не в Швейцарии? Лечится? Только лечится? Здоровый был. Но — в принципах не крепок. Это все знали.
—
Я хочу, чтоб
ты любила
меня.
— Чудачок! Ведь за деньги, которые
ты тратишь на
меня,
ты мог бы найти девушку красивее и моложе, чем
я!
— Ах, это Ваня, который живет у вас в мезонине!
Ты думаешь —
я с ним путалась, с эдаким: ни кожи, ни рожи? Плохо
ты выдумал.
— Романтизм. Болезнь возраста.
Тебя она минует,
я уверен. Лидия — в Крыму, осенью она уедет в театральную школу.
—
Ты лгала
мне, Дронов твой любовник…
— Вот как хорошо сошлось. А
я тут с неделю думаю: как сказать, что не могу больше с
тобой?
—
Мне твоя мамаша деньги платила не затем, чтобы правду
тебе говорить, а чтоб
ты с уличными девицами не гулял, не заразился бы.
— На мамашу — не сердись, она о
тебе заботливая. Во всем городе
я знаю всего трех матерей, которые так о сыновьях заботятся.
— Хотя она и гордая и обидела
меня, а все-таки скажу: мать она редкая. Теперь, когда она отказала
мне, чтоб Ваню не посылать в Рязань, —
ты уж ко
мне больше не ходи. И
я к вам работать не пойду.
— Так разве это
я? Это же Мотя! Эх, Мотя, сук те в ухо, — сила
ты!
— Ночью дежурить будем
я и Таня.
Ты иди, спи, Клим.
—
Я, разумеется, понимаю твои товарищеские чувства, но было бы разумнее отправить этого в больницу. Скандал, при нашем положении в обществе…
ты понимаешь, конечно… О, боже мой!
—
Ты, вероятно, будешь распутный.
Я думаю — уже? Да?
— Как это ужасно! И — зачем? Ну вот родилась
я, родился
ты — зачем? Что
ты думаешь об этом?
—
Ты не говори дома, что
я была здесь, — хорошо?
—
Я понимаю, что с твоей исключительной вдумчивостью
тебе трудно.
— Вчера, не желая волновать Веру,
я не хотел, да и времени не нашел сообщить
тебе о Дронове.
—
Ты матери не говорил об этом? Нет? И не говори, прошу. Они и без этого не очень любят друг друга.
Я — пошел.
— Знаю.
Я так и думала, что скажешь отцу.
Я, может быть, для того и просила
тебя не говорить, чтоб испытать: скажешь ли? Но
я вчера сама сказала ему.
Ты — опоздал.
— Неужели
ты серьезно думаешь, что
я… что мы с Макаровым в таких отношениях? И не понимаешь, что
я не хочу этого… что из-за этого он и стрелял в себя? Не понимаешь?
— Это не совсем так, но очень умно. Прекрасная память у
тебя. И, конечно,
ты прав: девушки всегда забегают несколько вперед, воображая неизбежное.
Ты успокоил
меня.
Я и Тимофей так дорожим отношениями, которые создались и все крепнут между нами…
—
Мне кажется,
ты стала добрее с Лидой?
Цитаты из русской классики со словосочетанием «я тебя»
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я не хочу после… Мне только одно слово: что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал!
Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и не узнали! А все проклятое кокетство; услышала, что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает, что он за ней волочится, а он просто тебе делает гримасу, когда ты отвернешься.
Простаков. В этом
я тебе, матушка, и верил и верю.
— А на что
мне тебя… гунявого? [Гуня́вый — гнусавый, в другом значении — плешивый, неуклюжий.] — отвечала Аленка, с наглостью смотря ему в глаза, — у меня свой муж хорош.
— Одно еще
я тебе должен сказать. Ты знаешь Вронского? — спросил Степан Аркадьич Левина.
Лакей, не оборачиваясь, бормотал что-то про себя, развязывая чемодан. Максим Максимыч рассердился; он тронул неучтивца по плечу и сказал: —
Я тебе говорю, любезный…
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Что тут пишет он
мне в записке? (Читает.)«Спешу
тебя уведомить, душенька, что состояние мое было весьма печальное, но, уповая на милосердие божие, за два соленые огурца особенно и полпорции икры рубль двадцать пять копеек…» (Останавливается.)
Я ничего не понимаю: к чему же тут соленые огурцы и икра?
Аммос Федорович. Вот
тебе на! (Вслух).Господа,
я думаю, что письмо длинно. Да и черт ли в нем: дрянь этакую читать.
Хлестаков. Поросенок
ты скверный… Как же они едят, а
я не ем? Отчего же
я, черт возьми, не могу так же? Разве они не такие же проезжающие, как и
я?
Осип. Послушай, малый:
ты,
я вижу, проворный парень; приготовь-ка там что-нибудь поесть.
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак!
Ты привык там обращаться с другими:
я, брат, не такого рода! со
мной не советую… (Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает есть.)
Я думаю, еще ни один человек в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
Синонимы к словосочетанию «я тебя»
Предложения со словосочетанием «я тебя»
- – Сгоряча, от обиды большой я тебе всё наговорила и обещание глупое взяла.
- Впрочем, научиться подделывать голос можно – я тебе покажу на досуге.
- И кстати… я тебе ещё тогда хотел сказать, но не верил, что выживу.
- (все предложения)
Значение словосочетания «я тебя»
Я тебя (его, вас, их; разг.) — употр. для выражения угрозы. Отыщи сей же час, кто смел со мною разговаривать, я его! Пушкин. См. также я. (Толковый словарь Ушакова)
Все значения словосочетания Я ТЕБЯ
Афоризмы русских писателей со словом «я»
- Пусть всепобеждающая жизнь — иллюзия, но я верю в нее, и несчастья нынешнего дня не отнимут у меня веры в день грядущий. Жизнь победит — сколько рук ни налагалось бы на нее, сколько безумцев ни пытались бы ее прекратить. И разве не умнее: жить, хваля жизнь, нежели ругать ее — и все же жить!
- О, дайте вечность мне, — и вечность я отдам
За равнодушие к обидам и годам.
- И радуюсь тому, что счастие чужое
Мне счастья моего милей, дороже вдвое!
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно