Неточные совпадения
Этим вопросом он
хотел только напомнить о своем серьезном отношении к школе, но мать и Варавка почему-то поспешили согласиться, что
ехать ему нельзя. Варавка даже, взяв его за подбородок, хвалебно сказал...
Летом, на другой год после смерти Бориса, когда Лидии минуло двенадцать лет, Игорь Туробоев отказался учиться в военной школе и должен был
ехать в какую-то другую, в Петербург. И вот, за несколько дней до его отъезда, во время завтрака, Лидия решительно заявила отцу, что она любит Игоря, не может без него жить и не
хочет, чтоб он учился в другом городе.
В субботу он
поехал на дачу и, подъезжая к ней, еще издали увидел на террасе мать, сидевшую в кресле, а у колонки террасы Лидию в белом платье, в малиновом шарфе на плечах. Он невольно вздрогнул, подтянулся и,
хотя лошадь бежала не торопясь, сказал извозчику...
Он долго думал в этом направлении и, почувствовав себя настроенным воинственно, готовым к бою,
хотел идти к Алине, куда прошли все, кроме Варавки, но вспомнил, что ему пора
ехать в город. Дорогой на станцию, по трудной, песчаной дороге, между холмов, украшенных кривеньким сосняком, Клим Самгин незаметно утратил боевое настроение и, толкая впереди себя длинную тень свою, думал уже о том, как трудно найти себя в хаосе чужих мыслей, за которыми скрыты непонятные чувства.
Климу не хотелось спать, но он
хотел бы перешагнуть из мрачной суеты этого дня в область других впечатлений. Он предложил Маракуеву
ехать на Воробьевы горы. Маракуев молча кивнул головой.
— Кучер Михаил кричит на людей, а сам не видит, куда нужно
ехать, и всегда боишься, что он задавит кого-нибудь. Он уже совсем плохо видит. Почему вы не
хотите полечить его?
Но
ехать домой он не думал и не
поехал, а всю весну, до экзаменов, прожил, аккуратно посещая университет, усердно занимаясь дома. Изредка, по субботам, заходил к Прейсу, но там было скучно,
хотя явились новые люди: какой-то студент института гражданских инженеров, длинный, с деревянным лицом, драгун, офицер Сумского полка, очень франтоватый, но все-таки похожий на молодого купчика, который оделся военным скуки ради. Там все считали; Тагильский лениво подавал цифры...
— Он имел очень хороший организм, но немножко усердный пил красное вино и ел жирно. Он не
хотел хорошо править собой, как крестьянин, который
едет на чужой коне.
— Варвара? — спросила она. — Представь,
поехала играть; «
Хочу, говорит, проверить себя…»
— Сдам экзамены, и —
поедем к моей матери. Если
хочешь — обвенчаемся там.
Хочешь?
— Не понимаю. Был у немцев такой пастор… Штекер, кажется, но — это не похоже. А впрочем, я плохо осведомлен, может, и похоже. Некоторые… знатоки дела говорят: повторение опыта Зубатова, но в размерах более грандиозных. Тоже как будто неверно. Во всяком случае — замечательно! Я как раз
еду на проповедь попа, — не
хотите ли?
Все это совершилось удивительно быстро, а солдаты шли все так же не спеша, и так же тихонько
ехала пушка — в необыкновенной тишине; тишина как будто не принимала в себя, не
хотела поглотить дробный и ленивенький шум солдатских шагов, железное погромыхивание пушки, мерные удары подков лошади о булыжник и негромкие крики раненого, — он ползал у забора, стучал кулаком в закрытые ворота извозчичьего двора.
В городе было не по-праздничному тихо, музыка на катке не играла, пешеходы встречались редко, гораздо больше — извозчиков и «собственных упряжек»; они развозили во все стороны солидных и озабоченных людей, и Самгин отметил, что почти все седоки
едут, съежившись, прикрыв лица воротниками шуб и пальто,
хотя было не холодно.
Марина сообщила Самгину, что послезавтра, утром, решено устроить прогулку в Отрадное, —
поедет она, Лидия, Всеволод Павлович, приглашают и его. Самгин молча поклонился. Она встала, Турчанинов тоже
хотел уйти, но Валентин с неожиданной горячностью начал уговаривать его...
— Что я знаю о нем? Первый раз вижу, а он — косноязычен. Отец его — квакер, приятель моего супруга, помогал духоборам устраиваться в Канаде. Лионель этот, — имя-то на цветок похоже, — тоже интересуется диссидентами, сектантами, книгу
хочет писать. Я не очень люблю эдаких наблюдателей, соглядатаев. Да и неясно: что его больше интересует — сектантство или золото? Вот в Сибирь
поехал. По письмам он интереснее, чем в натуре.
— Можешь представить — Валентин-то? Удрал в Петербург. Выдал вексель на тысячу рублей, получил за него семьсот сорок и прислал мне письмо: кается во грехах своих, роман зачеркивает,
хочет наняться матросом на корабль и плавать по морям. Все — врет, конечно,
поехал хлопотать о снятии опеки, Радомысловы научили.
Спрашиваю: «Нашли что-нибудь интересное?» Он
хотел встать, ноги у него
поехали под стол, шлепнулся в кресло и, подняв руки вверх, объявил: «Я — не вор!» — «Вы, говорю, дурак.
— Подожди, — сказал он мягко, как только мог. — Я
хотел напомнить тебе, что Плеханов доказывал возможность для социал-демократии
ехать из Петербурга в Москву вместе с буржуазией до Твери…
— Познакомил бы вас с женой, но она
поехала в Новгород, там — какая-то церковь замечательная. Она у меня искусством увлекается, теперь искусство в моде… молодежь развлекаться
хочет, устала от демонстраций, конституции, революции.
—
Еду мимо, вижу — ты подъехал. Вот что: как думаешь — если выпустить сборник о Толстом, а? У меня есть кое-какие знакомства в литературе. Может — и ты попробуешь написать что-нибудь? Почти шесть десятков лет работал человек, приобрел всемирную славу, а — покоя душе не мог заработать. Тема! Проповедовал: не противьтесь злому насилием, закричал: «Не могу молчать», — что это значит, а?
Хотел молчать, но — не мог? Но — почему не мог?
Неточные совпадения
Сначала он принял было Антона Антоновича немного сурово, да-с; сердился и говорил, что и в гостинице все нехорошо, и к нему не
поедет, и что он не
хочет сидеть за него в тюрьме; но потом, как узнал невинность Антона Антоновича и как покороче разговорился с ним, тотчас переменил мысли, и, слава богу, все пошло хорошо.
«Это, говорит, молодой человек, чиновник, — да-с, — едущий из Петербурга, а по фамилии, говорит, Иван Александрович Хлестаков-с, а
едет, говорит, в Саратовскую губернию и, говорит, престранно себя аттестует: другую уж неделю живет, из трактира не
едет, забирает все на счет и ни копейки не
хочет платить».
— Анна,
поедем послезавтра, если
хочешь. Я на всё согласен.
— Нет, мрачные. Ты знаешь, отчего я
еду нынче, а не завтра? Это признание, которое меня давило, я
хочу тебе его сделать, — сказала Анна, решительно откидываясь на кресле и глядя прямо в глаза Долли.
— Я? я недавно, я вчера… нынче то есть… приехал, — отвечал Левин, не вдруг от волнения поняв ее вопрос. — Я
хотел к вам
ехать, — сказал он и тотчас же, вспомнив, с каким намерением он искал ее, смутился и покраснел. — Я не знал, что вы катаетесь на коньках, и прекрасно катаетесь.